Автор: АЛЕКСЕЙ ФИЛАТОВ

«БАТЯНЯ КОМБАТ»

Окончание. Начало в № 9, 2016 г.

4 октября 1993 года, Белый дом в Москве, где находились сторонники Верховного Совета РСФСР во главе с Русланом Хасбулатовым, был взят штурмом. Так завершился один из острейших политических кризисов в современной истории России, длившийся в общей сложности около двух недель.

Во время тех трагических событий на руках у Юрия Торшина скончался наш товарищ Геннадий Сергеев. Роковую пулю мог получить и сам Юрий Николаевич, они оба тогда попали под обстрел возле Белого дома.

В тот день сотрудники «Альфы» выдвинулись на рекогносцировку. По пути им попался лежащий на асфальте раненый солдат, которого они стали выносить, тут-то по ним и открыли прицельный огонь…

Вместе с группой солдат Торшин смог быстро эвакуировать нашего сотрудника Сергеева, погрузить его в машину «Скорой помощи». Как рассказывал Юрий Николаевич, в тот момент, когда они примчались к станции метро «Краснопресненская», врач констатировал смерть.

— После гибели Геннадия мы начали проникать внутрь Белого дома и поэтажно зачищать здание, — вспоминал Юрий Николаевич. — На пути осматривали всех на предмет нахождения оружия, если его не было — давали проводника, который и выводил их на фильтрационный пункт.

Группа, с которой шел я (Саша Голембевский, Сережа Кривошеев, Валера Васильев и другие), не произвела ни одного выстрела. Мы выходили на людей, которые уже были настроены на то, что «Альфа» идет всех убивать. Перед нами предстала картина — люди стояли на коленях, кто-то просто вскидывал руки вверх и кричал: «У меня нет оружия!»

На тот момент нашей задачей было прекратить стрельбу, вывести людей, отфильтровать «своих» от «чужих». Кого надо, сопроводили в «Лефортово», а остальных, ни в чем не замешанных (а таковых было большинство), отпустили по домам.

— То, что происходило тогда, можно назвать гражданской войной или ее гранью, — характеризовал события Юрий Николаевич. — Можно, хотя и сложно, себе представить, что бы было, если бы Группа «А» применила оружие, особенно после гибели товарища. «Альфовцы» могли (как кто-то предполагал, а может, и надеялся) озлобиться и без разбора расстреливать толпы неповинных людей, просто из мести. А ведь люди туда попали по разным причинам: одни за компанию, другие по своим политическим убеждениям, третьи для того, чтобы поддержать вице-президента России Руцкого и главу парламента Хасбулатова. Многие работали в Белом доме. Кто-то, возможно, и рад был бы до возникновения всей этой ситуации выйти из Белого дома, но такая возможность не представилась.

Нам в то время помогали сотрудники «Вымпела», второй волной за нами шли внутренние войска, милиция. Возможно, находясь в агонии, власть хотела на нас возложить несколько иные функции: использовать как репрессивный аппарат — кого-то уничтожить, кого-то расстрелять, и концы в воду. Тем более, тогда было сложно отделить чужого от своего, но мы разобрались. И подразделением, осуществляющим репрессии, не стали.

ВАСИЛЬЕВСКИЙ СПУСК И МИНВОДЫ

Изначально Группа «А» КГБ СССР создавалась для освобождения заложников, захваченных террористами на транспорте, и в этом плане классикой является операция на Васильевском спуске, проведенная в октябре 1995 года. Юрий Николаевич вспоминал ее как одну из первых, где он освобождал заложников буквально в ста метрах от Кремля.

Заложников захватил житель Петропавловска-Камчатского Виктор Сургай — генеральный директор компании, занимавшейся поставкой рыбной продукции. Причиной, толкнувшей его на совершение преступления, стали долги его фирмы.

Торшин руководил группой, которая проникла в автобус, освободила заложников — южнокорейских туристов — и уничтожила террориста.

Работали двумя группами: с одной стороны отдел, которым руководил Виталий Николаевич Демидкин, — они действовали с грузовика, а с другой стороны — группа Торшина. Координацию между оперативным штабом и боевым подразделением осуществлял Василий Захарович Верещак.

До этого, получив первую часть денег, Сургай неожиданно потребовал предоставить ему легковую машину для выезда в аэропорт. Сразу же было принято решение — ликвидировать террориста во время пересадки из автобуса в автомобиль. Юрий Торшин и Юрий Полищук, используя мертвые зоны, смогли подобраться к автобусу, пролезть под его днищем в район передней двери и занять позиции. Автомобиль подогнали к автобусу, но Сургай неожиданно отказался пересаживаться.

— Операция, прямо скажем, классическая, причем в процессе мы впервые столкнулись с тем, что автобус был марки «Мерседес», их тогда мало было в Москве, — рассказывал Юрий Николаевич. — Обычно мы тренировались на автобусах типа ЛАЗ, где, например, прекрасно разбивались стекла. В этой же иномарке стекло было триплекс. Когда ударили по нему, оно не осыпалось, просто в стекле образовалась дыра. Поэтому пришлось сотрудника брать, извини за выражение, «как бревно», и трем-четырем товарищам забрасывать его в окно.

Перед этим удачно отработала группа переговорщиков, в частности Игорь Мирошниченко и с ним сотрудник милиции. Приехал Юрий Михайлович Лужков, нашел необходимую сумму денег, чтобы успокоить террориста.

Получив деньги, Сургай выпускал по пять-шесть человек. На момент штурма в автобусе оставалось от пяти до семи корейцев плюс водитель автобуса и сам террорист. Преступник был вооружен пистолетом Макарова, и, кроме того, у него находилось взрывное устройство — бутылка с зажигательной смесью, что-то типа «коктейля Молотова».

Террорист, который в момент штурма находился в районе третьего ряда кресел, успел несколько раз выстрелить в спецназовцев из пистолета, но мгновенно был уничтожен ответным огнем Константина Пеккера. Несколько сотрудников во главе с Юрием Торшиным ворвались в автобус через разблокированную переднюю дверь. Со стороны задней двери в автобус проник Владимир Кондрашов. Никто из оставшихся в автобусе заложников не пострадал.

Вспоминается «снайперский штурм» в Минеральных Водах летом 2001 года, где также принимал участие Юрий Николаевич Торшин. В принципе, схожая ситуация, только объект — «Икарус», типичный российский автобус, захваченный террористом-одиночкой. К автобусу было сложно подойти. На Васильевском спуске дело происходило ночью, в Минводах же — днем.

Захваченный в Невинномысске автобус был остановлен на эстакаде, когда до аэропорта Минеральные Воды оставалось метров триста. Переговорщиком выступал один из сотрудников штаба «Альфы» Сергей Милицкий (ныне полковник запаса, кавалер четырех орденов Мужества и двух медалей «За отвагу»).

— Милицкий ходил на переговоры несколько раз, — отмечал Торшин. — Под хорошей легендой, но, тем не менее, риск огромный. Благодаря ему мы узнали количество террористов, вооружение, намерения, число заложников и т. д. Но, наверное, самую главную роль при штурме сыграли снайперы. Путем переговоров террориста смогли выманить из автобуса, он оставался около входной двери, — и стрелки сделали свое дело.

Террорист Султан-Саид Идиев был уничтожен. Никто из заложников не пострадал.

ТРАГЕДИЯ БЕЗ СРОКА ДАВНОСТИ

Те, кто сохраняет историческую память, никогда не забудут сотрудников «Альфы» и «Вымпела», отдавших свою жизнь во время спасения заложников в Беслане. Это трагедия без срока давности.

Полковник Торшин был одним из тех командиров, который не только планировал операцию, но и принимал в ней самой непосредственное участие. При этом он всегда подчеркивал, что это было в первую очередь спасение заложников, а потом уже уничтожение террористов.

Штурм был спланирован в нескольких вариантах. Однако взрывы в спортивном зале явились полной неожиданностью, и спецназу пришлось действовать не по плану, а «с колес», на бегу, что тут же зафиксировали журналисты.

— Я был начальником отдела, — вспоминал Юрий Николаевич. — Нам определили точки, с которых должны были идти отделы. Задача: проникнуть в центральный вход и пройти коридор, примерно 75 метров. Слева — спортзал, справа классы. Другому боевому отделу была поставлена иная задача и нарезан участок: столовая, актовый зал. Третий отдел — спортзал, и т. д.

Каждый отдел Управления «А» работал совместно с коллегами из «Вымпела». До нашего приезда местные ополченцы заблокировали здание, их еще как-то сдерживала и не пропускала милиция — они вносили сумятицу, и мы боялись, что они могут стать для нас помехой. Тем более, их было сложно отличить от боевиков: у кого-то форма, у кого-то нет, у кого-то только форменные брюки или просто китель — и у всех оружие. Боевики одеты были практически в то же самое. Нас это настораживало.

Если бы не сработало то взрывное устройство, которое бандиты заложили в спортивном зале… Сложно сказать, по какой причине они привели его в действие — то ли это случайно, то ли с целью провокации. Люди говорили, что снайпер из Центра специального назначения выстрелил в человека, который сидел на кнопке. Все это самая настоящая чушь.

На тот момент мы уже знали, что кнопка, которая приведет взрывное устройство в действие, существует на самом деле и находится в спортивном зале. Но где именно — кто знает… Что произошло между самими террористами — тоже непонятно, может быть, ссора, какая-то междоусобица. Или тот человек, который находился на кнопке, был в состоянии алкогольного или наркотического опьянения и устал ее держать. Сейчас об этом сложно судить. Собственно, сам взрыв послужил «детонатором», своеобразным сигналом к началу операции. Мы уже находились на своих позициях, ждали ночи. Но как только прозвучал взрыв, начальник Центра дал команду к штурму.

«БРАТ, ЕСЛИ ТЫ РАНЕН, ПОХЛОПАЙ ЛАДОНЬЮ»

К моменту взрывов часть подразделения находилась на полигоне в отдалении от школы, где происходило боевое слаживание — до тридцати сотрудников, которым предстояло участвовать в спецоперации. Им была предоставлена возможность потренироваться.

К слову, это также свидетельствует о том, что не было заранее предусмотренного сиюминутного штурма, иначе все находились бы на своих исходных позициях.

Было отработано три-четыре варианта штурма, но когда произошел взрыв, ситуация усложнилась, и пришлось быстро действовать по обстановке. Ко всему прочему, на тот момент, во время так называемого «перемирия», возле школы работали сотрудники МЧС, потому что часть заложников была расстреляна в первый же день.

— Сейчас я уже не помню точное количество погибших к этому моменту заложников, где-то десять-пятнадцать человек. Тела были выброшены с первого этажа, — вспоминал Юрий Николаевич. — Сентябрь, достаточно жарко, солнце… Три-четыре сотрудника МЧС (мы их прикрывали с закрытых позиций) подъехали на грузовике, была договоренность с террористами, чтобы вывезти погибших. Но как только они подъехали и начали погрузку тел — произошел взрыв. Один из сотрудников МЧС был тяжело ранен, и нам пришлось его эвакуировать, фамилия его Копейкин, как сейчас помню.

У меня Стас Мамошин занимался этой эвакуацией, а я из-за укрытия, из-за дома выглядываю — сотрудник МЧС лежит. И в этот момент началась такая плотная стрельба, автоматно-пулеметный огонь со стороны школы, со второго этажа, что я, грешным делом, подумал, что он погиб. Кричу ему: «Брат, не шевелись, если ты жив, похлопай ладонью!» Смотрю, через некоторое время он начинает хлопать ладонью и приподнимать руку. Кричу: «Лежи спокойно, не дергайся, сейчас мы тебя прикроем БТРом и вытащим». БТР встал между раненым и школой, Мамошин эвакуировал раненого.

…На каком-то мероприятии Торшин поведал эту историю знакомым сотрудникам из МЧС, а они ему вдруг говорят: «Да мы Вас сейчас с Копейкиным познакомим!» — и подводят этого парня: «Брат, если ты ранен, похлопай ладонью». — «Так это Вы говорили!»

По приезде в Москву Торшин рассказал об этом случае Шойгу и попросил: «Отметьте там Копейкина». Шойгу улыбнулся и сказал, что Копейкин награду получил — орден Мужества. Но это было потом…

— Все произошло стихийно, — уточнял Юрий Николаевич, — и планы, которые были подготовлены штабом, уже на месте надо было корректировать, т. е. принимать решение исходя из конкретной обстановки. Когда проникали на первый этаж, получилась такая неприятная ситуация: тот отдел, который должен был идти в спортзал, встал ровно посередине коридора. А коридор достаточно темный… И был такой момент, что еще одна-две секунды, и мы бы могли открыть по ним огонь. Передвигаются, понимаете, какие-то темные фигуры… Но, как говорится, вовремя было принято решение не стрелять.

Ну, а сам бой… сложно все было: из классов стреляли, и мы стреляли, потихоньку продвигаясь вперед. Думаю, что все-таки на том участке, где находился мой отдел (по сути, он являлся центровым), было полегче. Другим отделам, первому и четвертому, пришлось намного тяжелее. Удача нас не оставила. А вот товарищей… И у «Вымпела» погибло семь офицеров!

«Альфа» не досчиталась троих. Потери первого отдела были велики, большое количество раненых, а вот наш третий, скажем, обошелся без каких-то серьезных ранений и, слава Богу, без потерь. Да, у некоторых сотрудников были порезаны руки, но и только. Другим отделам досталось больше, ранения были серьезнее, были и тяжелые.

По словам Торшина, он видел много уничтоженных боевиков. Но вот дети…

Классы, в которые потом заходили сотрудники «Альфы» и «Вымпела», были изрешечены пулями… Все в осколках, валяются глобусы, перевернутые парты — это очень тяжело воспринять, тяжело и страшно.

В прессе неоднократно подавалась информация в таком провокационном ключе, что, мол, по школе, когда там еще находились заложники, силовики били из танков и применяли «шмели». Отвечая на это, Торшин объяснял:

— Было произведено до двух выстрелов из танка, но на тот момент заложников там уже не было — ни единого человека: дело уже было к вечеру. Остались мелкие группы по два-три боевика, которые плотно там засели, и достать их иными путями было просто невозможно. Например, представляете, это подвальное помещение с одним входом. Идти туда — значит подставить сотрудника спецподразделения в качестве очередной мишени, увеличив количество жертв. Тем более мы были на 100 % уверены, что ни единого мирного жителя там уже нет.

Стреляли по подвальному помещению, по слуховым окнам. Смысла брать этих террористов живыми не было, тем более, и сами они бы не сдались — знали, на что шли. Но мирных, гражданских, повторюсь, там уже ни единого человека не было. Впоследствии специальная комиссия это подтвердила.

Когда Юрия Николаевича не стало, с главным редактором «Спецназа России» Павлом Евдокимовым связалась учительница школы № 1, Наталья Ильинична Цалоева-Гуриева, заложница, потерявшая там двух детей. Она передала для жены Торшина письмо: «Уважаемая Валентина Николаевна! Смерть безжалостна, но есть Вечная память и безмерная Благодарность Юрию Николаевичу за наши жизни. У нас стало еще одним небесным защитником больше! Примите наши самые искренние слова сочувствия и поддержки. Учителя и учащиеся Первой школы г. Беслана».

«ИСХОДНЫЙ РУБЕЖ ЗАНЯЛ»

Говоря о восприятии событий в Беслане, Торшину было с чем сравнивать — до этого у него был «Норд-Ост», где именно его группа результативно отработала по главарю террористов Мовсару Бараеву.

На Дубровке тоже были люди, которые, к несчастью, не вернулись домой.

— До Беслана я не видел столько крови, я не видел такого количества погибших детей, — подчеркивал Юрий Николаевич. — А «Норд-Ост»… Да, там тоже могло случиться что-то подобное. Слава Богу, штурм был запланирован и расписан до мелочей. У сотрудников «А» и «В» были определены свои точки, коридоры, места проникновения. Несанкционированного взрыва, как в спортивном зале школы Беслана, на Дубровке не произошло, там все шло некоей ступенчатой чередой.

К началу драмы «Норд-Оста» я был слушателем Академии ФСБ и уже не входил в Группу «А». Узнав о случившемся, примчался к товарищам, когда они готовились к штурму в ДК «Меридиан»…

Так вот, как очевидец тех событий, я могу сказать, что сотрудники, входившие в Театральный центр, хорошо понимали, что являются смертниками. Все. Если закольцованная система взрывчатки, установленная в зале, сработает, то потолок просто рухнет, и они окажутся под дымящимися руинами.

— Нам был уже определен участок, по которому мы должны были продвигаться, знали, куда войти и что делать, — вспоминал Юрий Николаевич. — Это была та комната, в которой находился Бараев, отсюда он давал интервью, которое было показано по Центральному телевидению. У меня было где-то 16-17 сотрудников отдела — половина, остальные занимались работами по подвальным помещениям.

Рядом находился госпиталь ветеранов Великой Отечественной войны. Пациентов эвакуировали, и палаты были отданы нам — чтобы бойцы могли час-полтора отдохнуть, привести себя в порядок, пополнить боекомплекты, переодеться, подготовиться к штурму.

Перед штурмом Геннадий Соколов попросил Торшина дать напутствие: «Что сказать? Вы ребята обученные, прошли огонь и воду! Что вас подбадривать? Все взрослые мужики. Знаете, на что идете, и я иду вместе с вами».

Пауза между занятием исходных позиций и тем моментом, когда прозвучала команда «на штурм», длилась минут 15-20. Во всех операциях это, наверное, самое тяжелое время после занятия исходного рубежа. Потихоньку выдвинуться, потихоньку проползти, подкрасться, замаскироваться… И вот этот промежуток времени, когда докладываешь по радиостанции: «Исходный рубеж занял», — а в ответ: «Ждите команды», — и до команды «штурм», кажется, идут часы, часы, часы.

Ждешь каждую секунду, что по радиостанции скажут: «Пять, четыре, три, два, один — штурм!» Так можно прождать пять, десять минут, но находиться в таком стрессовом состоянии ожидания «натянутой струной» очень сложно. Думаешь, ну побыстрее уж, чтобы не перегореть, тем более настрой такой. Все в голове держишь: дойти туда-то, повернуть налево, повернуть направо.

РАБОТА ПО БАРАЕВУ

По «Норд-Осту» сотрудники спецназа ФСБ заранее проработали все объекты атаки, в том числе рубеж, куда должны были проникнуть и где находился Мовсар Бараев. Для этого был выбран ДК «Меридиан» возле метро «Калужская» на Профсоюзной улице. Здание однотипное с центром на Дубровке, и мэр Москвы Юрий Лужков отдал его на тот период в распоряжение ФСБ.

— Если смотреть на центральный вход, то с левой стороны можно увидеть пожарную лестницу, — описывал диспозицию Юрий Николаевич. — Чтобы проникнуть на нее, нам надо было сначала спуститься в подвал и оттуда по этой лестнице подняться на третий этаж. Заняли исходный рубеж, доложили. Впереди нас забаррикадирован огромный витраж с вложенным взрывным устройством. Нам оставалось только по команде «штурм» разнести всю эту баррикаду, чтобы проникнуть уже в центральный вход на третьем этаже.

Как только за угол вышли, непосредственно к самому киноконцертному залу, начался огневой контакт. Но нас интересовала комната слева, в которой находился Бараев… Как вычислили? Нам, конечно, помогла та пленка, та запись, на которой Бараев давал интервью. Съемка НТВ. Журналисты, которые ходили брать интервью у Бараева, четко по схеме показали место расположения этого помещения. Возникло предположение, что оно является у него как бы штабом, где он должен находиться, — так оно и оказалось.

Мы вычислили эту комнату и уже целенаправленно шли туда. Другим подразделениям была поставлена задача зайти со стороны сцены, с боковых входов, из подвальных помещений… Т.е. каждому отделу, каждой боевой группе был «нарезан» свой участок.

…Как только мы подошли к этой комнате, сразу встретили огневое сопротивление. Стреляли из автоматов. Открыли дверь, внутри — кромешный мрак. Комната буквой «Г» с лифтовой шахтой, раньше там хранились продукты для буфета Дома культуры: в общем, складское помещение.

Оттуда прозвучало несколько выстрелов, наверное, шесть-восемь сотрудников открыли огонь. Там что-то хлопнуло, что-то загорелось… Только я сделал полшага вперед, как раздался хлопок гранаты — чека отлетела, а сама граната еще не взорвалась. Я быстро ретировался, и тут произошел взрыв, и часть осколков — четыре штуки — попали мне в правую руку.

Когда стрельба прекратилась, мы с фонарями вошли в комнату — там оказалось два трупа, один из них Бараева. Второй — его помощника. Мы их вытащили, положили на пол. Были расставлены точки над «i», главарь был уничтожен. Но в этот момент еще шел серьезный бой, некоторые группы террористов еще сопротивлялись…

В СХВАТКЕ СО ВРЕМЕНЕМ

Перед началом штурма большинству спецназовцев сделали уколы антидота. На кого-то они возымели действие, на кого-то нет, и после спецоперации ряд сотрудников находился в госпитале на излечении — траванулись газом!

Двери в зал были открыты, но, хотя все имели противогазы, не одевали их. В них достаточно тяжело работать, стрелять, теряется видимость — обзор слева, справа. И Торшин дал команду двум сотрудникам бить стекла и резать огромнейшее полотно на фасадной части перед главным входом, где написано «Норд-Ост». Чтобы создать сквозняк, чтобы как можно быстрее газ вышел из зала, тем более, туда уже были открыты двери.

Сначала разбили стекла и витражи — сквозняка нет! Пришлось резать плотное полотно, пропитанное масляной краской. Тогда же корреспонденты снимали непосредственно сам штурм со стороны фасада центрального входа, и было видно, как режется это полотно и кусками отскакивают слова «Норд-Ост».

Сквозняк сыграл свою роль — помог выжить заложникам, не всем, к сожалению…

Бой был достаточно быстрый, скоротечный. Все подразделения отработали четко и слаженно. Террористы были уничтожены в промежутке от десяти до пятнадцати минут. Ну а затем, оставив внутри боевое охранение, сотрудники «Альфы» и «Вымпела» бросили все силы на то, чтобы вынести людей. Это была инициатива, возникшая на месте, изначально она не оговаривалась.

— Мы не знали, как сработает газ, что там будет, — говорил Торшин. — Решение было принято на месте, я даже не помню, кто стал инициатором. Сотрудники сами, сознательно, пошли на это, видя бедственное положение людей. Террористов можно было сразу отличить от заложников, от тех зрителей, которые там находились. И наши сотрудники молча снимали бронежилеты и разгрузки, после чего на себе вытаскивали людей, живых и мертвых, которых укладывали прямо на ступеньки перед центральным входом — кто-то дышал, кто-то уже нет. Тут же подъезжали машины «Скорой помощи».

Появилось МЧС, но без нашей команды они не могли зайти внутрь. Но, в основном, всех, кто там находился, во всяком случае, большую часть, вынесли сотрудники Центра специального назначения. Причем не выбирали, дышит или не дышит, первого попавшегося человека брали и несли на себе, а если он был достаточно крупный — то тащили вдвоем.

Помню, взвалил какого-то мужчину, а у меня еще кровь шла, но я как-то не чувствовал этого — кость не задета. А кровь идет и идет (после уже доктор оказал помощь, перевязал руку, сделал укол). Вынес, положил этого человека на ступеньки, откачиваю, пытаюсь сделать искусственное дыхание. Сзади голос, оборачиваюсь — Шойгу, мы с ним до этого уже были знакомы по Ботлиху, и он говорит: «Юра, он, к сожалению, умер…»

Заложников вынесли за минимальное количество времени, наверное, бой длился больше, чем сама эвакуация. Да, конечно, погибло достаточно большое количество людей — ни для кого не секрет, что газ сыграл свою печальную роль. Но я, например, нахожу объяснение в том, что могло быть и хуже, и намного хуже, если бы сработали (все видели, наверное, документальные съемки) те взрывные устройства, которые были установлены террористами.

Большинство террористов в «Норд-Осте» были уничтожено на месте. Сложно сказать, почему остальные не привели в действие взрывные устройства, — я не могу дать объяснений. У каждой смертницы был пояс, а в нем, думаю, до килограмма взрывчатки в тротиловом эквиваленте. В экспозиции Музея славы «Альфы» есть один такой пояс, напичканный шарикоподшипниками.

…Люди погибли, вот что очень жаль, это самая большая потеря — смерть ни в чем не повинных людей. Газ на всех по-разному действует. Мы использовали антидот, но он не на каждого сотрудника подействовал положительно. Повторюсь, многие наши сотрудники все-таки попали в госпиталь. А люди, находившиеся в зале, какие страдания перенесли! Гиподинамия (ведь трое суток просидели), стресс, отсутствие еды и воды в достаточном количестве и газ. Если взять, к примеру, обычную хирургическую операцию, всегда перед ней приходит врач-анестезиолог и задает больному вопрос: как ваш организм реагирует на лекарства, переносит их? То есть специалист принимает решение, какой давать наркоз и давать ли вообще. Если слабое сердце, он может отказаться от общего наркоза и т. д. А тут — какие вопросы, какие выяснения?..

Штаб и наши сотрудники выстраивали линию нападения, используя усталость и напряжение самих террористов к этому времени. Но затягивать операцию по освобождению заложников было нельзя. Неизвестно, как повели бы себя террористы. Хотя они рассчитывали, что их требования будут выполнены: прекращение войны, вывод федеральных войск из Чечни. Однако, получив приказ, они могли бы привести свои взрывные устройства в действие.

И здесь прослеживается не только хорошая работа спецназа, но и грамотный, хороший расчет всех служб штаба и его предварительная работа. Надо было дать нам возможность изучить обстановку, ведь такого объекта, как «Норд-Ост», за всю мировую историю не было, как не было проведено и аналогичной операции. Не зря же мы нашли ДК «Меридиан», в котором тренировались, — эти здания строились по одному плану; мы изучали входы, выходы, прорабатывали несколько вариантов штурма. И смогли победить. Вот только число умерших… Это все до сих пор не дает мне покоя, — так говорил Юрий Николаевич.

Каждый человек на этой земле оставляет свой след, это его дела и поступки. Говорить о Юрии Николаевиче в прошедшем времени горько. Но отрадно, что этот человек был в моей судьбе. Многому научил, многое показал, и многое успел сделать. Его след на этой земле не затянет быльем времени, потому что будет продолжаться жизнь в детях и внуках тех людей, к спасению которых он был причастен.

Спасибо, что Вы были с нами, Юрий Николаевич!

Фото с прощания и похорон Анны Ширяевой

 

ФИЛАТОВ Алексей Алексеевич, родился в Москве.

Вице-президент Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа». Глава Экономического совета ветеранского сообщества Группы «А» КГБ-ФСБ.

Окончил Орловское военное командное училище связи имени М. И. Калинина, Российскую государственную Академию физической культуры и спорта, адъюнктуру Академии ФСБ.

Шеф-редактор газеты «Спецназ России». Главный редактор сайта Alphagroup.ru. Президент группы компаний «Альфа-Право-Консалтинг».

Кандидат психологических наук.

 

Газета «СПЕЦНАЗ РОССИИ» и журнал «РАЗВЕДЧИКЪ»