Автор: Егор Холмогоров

СКРЫТАЯ УГРОЗА

ПЛАНЕТАРНЫЙ ХОЛОДИЛЬНИК

У Северного полюса может появиться хозяин. Дания представила в международный суд и целый ряд других международных организаций документ, в котором страна заявляет претензии на включение полюса в свои границы. Основанием послужил тот факт, что Северный полюс соединен подводным горным хребтом Ломоносова с принадлежащим Дании островом Гренландия. Хотя, раз уж речь идет о «хребте Ломоносова», то даже датчанину должно быть ясно, какой стране, по-честному, нужно полюс отдать.

Но, если без шуток, то претензия Дании на Северный Полюс – вещь чрезвычайно серьезная. Возможно, конечно, это просто дипломатический ход, призванный нейтрализовать старые претензии на полюс со стороны Канады. Дело в том, что еще в 1950-х годах Международный суд принял «соломоново решение»: Канада может включить Северный полюс в состав своей национальной территории, если в течение 100 лет не найдется других претендентов. Претенденты, разумеется, нашлись.

Но вот если датчане всерьез намерены присвоить себе Северный полюс, то последствия могут быть самые драматические. Может рухнуть вся система международного раздела Арктики, которая основана на идее Северного полюса как нейтральной точки. Арктика в целом разделена на 5 секторов – Российский, Американский, Канадский, Норвежский и Датский. Границы этих секторов сходятся к Северному полюсу как к нейтральной точке. Эти сектора не имеют значения полноценных национальных территорий, и их условность приводила к тому, что крупных конфликтов не возникало. Если же вместо секторного раздела пойдет территориальное размежевание, да еще и с обсуждением вопроса – чей же именно Северный полюс, то Арктика станет зоной острых международных конфликтов. А за ней и Антарктика, где правовой статус целого континента находится с конца 1950-х в замороженном состоянии.

О чем, собственно, идет речь? На планете есть огромный холодильник, где хранится множество энергетических, минеральных и биологических ресурсов: это Арктика и в еще больше степени — Антарктика. Поскольку ни одна держава так и не смогла, воспользовавшись правом сильного, эти регионы захватить, то им придан был международный статус, который очень сильно ограничивает возможности их хозяйственного использования. В Антарктиде эксплуатация даже толком и не начиналась, в Арктике идет, но сдержанными темпами. Сокращение мировых запасов и желание присоединиться к клубу мировых нефтяных и газовых экспортеров (а нефти и газа в холодильнике хранится немеряно), могут подтолкнуть страны вроде Дании к тому, чтобы пересмотреть сложившиеся правила игры.

Для России такой пересмотр крайне невыгоден. Россия – великая арктическая держава, Россия дважды, в 1939 и 1958 годах, заявляла о том, что открытие Антарктиды Беллинсгаузеном и Лазаревым дает России все права на Антарктиду. Именно позиция СССР сыграла решающую роль в замораживании статуса этих земель, в том, что были отклонены претензии США на Антарктиду и попытки передела Арктики. Сейчас же для нас самый неудачный момент для пересмотра статуса Арктики и Антарктики. Россия слаба – она не сможет ни сколотить международную коалицию, ни послать защищать свои интересы большой флот. Поэтому передел Арктики и Антарктики будет совершаться за счет наших интересов.

Самая разумная позиция для России состоит в защите статус-кво. Чем дольше вопрос о переделе не будет возникать, тем выгодней для нашей страны. Но в будущем, в случае, если нам удастся добиться значительного усиления России, освоение «холодильника» должно стать для нас одной из приоритетных целей и задач.

27 ОКТЯБРЯ.

МАТВИЕНКО И «РУССКИЙ БУНТ»

Российские правозащитники потребовали отставки губернатора Санкт-Петербурга Валентины Матвиенко, обвинив ее в расизме и экстремистских высказываниях. Поводом стало интервью Матвиенко журналу «Итоги», в котором губернатор сказала, что «русскому менталитету нужен барин, царь, президент, то есть единоначалие».

Правозащитники у нас за последнее время превратились в настоящих козлов отпущения. Их и президент в послании федеральному собранию покритиковал, что кормятся с западной руки, и патриотическая печать обличает в том, что они защищают права всех народов, кроме русского. Видимо, для того, чтобы оправдаться от последнего упрека, движение «За права человека» решило «вступиться за честь русского народа», якобы «поруганную» губернатором Матвиенко.

В интервью журналу «Итоги» Валентина Ивановна пространно защищала отмену губернаторских выборов. А в ответ на вопрос «не лучше ли для России парламентская республика» сказала про менталитет. И тут же, по мнению правозащитников, превратилась в расиста и экстремиста, унижающего русский народ. Поскольку «барин нужен холопу, а Царь – верноподданному».

На несчастье, не так давно и Павел Бородин сказал что-то про Царя, и защитники гражданских свобод усмотрели тут целую систему, едва ли не кампанию со стороны государственной власти по внедрению монархических начал.

Хотя Матвиенко как раз ни за какую монархию не агитировала – для нее и Царь, и Президент в одном ряду единоличных авторитарных начальников. И особенной новости в этом нет, «народный авторитаризм» вещь очень популярная в самых разных странах мира, особенно в критических ситуациях. Он может не только не противоречить демократии, но и ею порождаться. Если не трогать тоталитарных режимов, то можно вспомнить, как французы избрали президентом Луи Наполеона, ставшего потом императором Наполеоном III. Или как они же столетие спустя поддержали генерала де Голля. Или как американцы четыре срока подряд избирали президентом Франклина Рузвельта – именно как сильную руку (после чего, собственно, в Америке и было введено ограничение в два срока). Так что правозащитники не правы, упрекая Валентину Матвиенко в недемократичности и экстремизме.

Но и «национальный менталитет», на который сослалась губернатор, тут тоже ни при чем. Тяга к сильной руке — такое же точно общечеловеческое явление, как и тяга к свободе, порой перерастающей в анархию. И история бесчисленных вольниц — разинской, пугачевской, махновской, доказывает, что тяга к анархии в русском менталитете ничуть не меньше, чем тяга к авторитаризму. Если уж говорить о национальном своеобразии, то характерной чертой русской традиции является не монархизм и не приверженность единоначалию. А ожидание от начальства чего-то хорошего.

В Европе никаких особых ожиданий с господами не связывали, и народ очень рано пошел по пути обеспечения своих частных прав. А вот русские крестьяне говорили барам «мы – ваши, а вы – наши», и считали, что обязанность помещика перед общиной имеет такое же значение, как и обязанность общины перед помещиком. А когда аристократия показала, что себя связанной этой общей обязанностью не считает, то получила в ответ поджоги помещичьих имений, погромы и в итоге революцию.

Так что полагаться на веру народа во власть в России не стоит. Достаточно эту веру один раз всерьез обмануть, и результатом будет русский бунт, беспощадный, но, вопреки мнению Пушкина, отнюдь не бессмысленный.

31 ОКТЯБРЯ.

ДВЕ С ПОЛОВИНОЙ УКРАИНЫ

Когда смотришь на карту электоральных предпочтений украинских избирателей, то поражаешься тому, какие глубокие следы накладывает на людей история. Причем следы даже не на человеческое сознание, а скорее на культурную память, которая засела где-то в подкорке, в том участке, где у нас стоят опознавательные маячки «свой-чужой».

Мы привыкли воспринимать украинскую ситуацию чуть упрощенно. Вот - Восток за дружбу с Россией, стало быть за Януковича, а Западная Украина - за интеграцию в Европу, против России и, стало быть, за Ющенко. На поверку оказывается все не так просто.

Во-первых, зоной поддержки Януковича оказался не только географический «Восток» Украины, но и её Юг. Во-вторых, в самом центре карты расплылось огромное серое пятно - это зона, где не один из кандидатов не получил убедительного преимущества над другим. А в третьих, вот еще какая интересная штука - при почти 80% поддержке Виктора Ющенко на Волыни, Львовщине и в Ивано-Франковской области еще шаг на запад дает нам в Закарпатье вновь резкий прирост голосов в пользу Януковича. Из текущей политической ситуации на Украине объяснить все это довольно сложно, а вот история с географией помогают.

Зона устойчивой поддержки Януковича, то есть Восток и Юг Украины, включая Одессу и Крым - это территории, исторически называвшиеся Новороссией. Причерноморские степи, вошедшие в состав России в результате войн с Турцией при Екатерине II, заселенные великороссийскими и малороссийскими крестьянами и получившие однозначную приписку к Украине лишь после 1917 года. По сути, это не Украина, а Россия, попавшая «в Украину» лишь по недоразумению.

«Серая зона», так и не определившаяся однозначно с выбором - это и есть собственно Украина в узком смысле этого слова. Полтавщина, Черниговщина, - в общем, те земли, которые вошли в состав России в XVII веке при Богдане Хмельницком и до конца XVIII века сохраняли автономию под властью гетманов. Там и тяготение к России имеется, но там сильны и традиции самостийности. Особенно в Киеве, который единственный выпадает из неопределившейся зоны и твердо поддерживает Ющенко. Причина проста: Киев - это многомиллионный модернизированный мегаполис, и в нем единственном, пожалуй, социология и политика доминируют над историей.

Но в целом «ющенковская» Украина - это, если отступить на три столетия назад, есть Польша. Те ее части, которые лишь с разделами Польши превратились в русский Юго-Западный Край. А Львовщина и Ивано-Франковск и вовсе оказались в составе России тогда, когда Российской Империи уже не было, а был СССР - в 1939 году. До этого они были в составе Австрийской Империи. Где тезис о том, что украинцы не имеют ничего общего с русскими по понятной причине приветствовался.

А откуда же тогда промосковские настроения на дальнем Западе? Да все оттуда же, из глубины веков. В Закарпатье издревле жил совершенно отдельный народ - русины, который и по языку, и по политическим симпатиям стоял куда ближе к Москве чем западные украинцы. В XIX веке там было очень влиятельное «москвофильское» движение, которое доставляло властям той же Австрии немало хлопот. И сегодня «москвофильство» остается в Карпатской Руси заметной политической силой.

Конечно удивительно было увидеть настолько четкие следы прошлого на электоральной карте. Но это-то и доказывает, что «ничто на земле не проходит бесследно».

И если на Украине начнется новый виток напряженности, то его двигателем будут не только новейшие политические конфликты, но и старые, так и не преодоленные особенности и разделения.

5 НОЯБРЯ.

КОЛЧАК. ТРАГЕДИЯ НАЦИОНАЛИСТА

Памятник верховному правителю России Адмиралу Александру Васильевичу Колчаку открыт в Иркутске. На церемонии открытия монумента митрополит Омский Феодосий призвал сограждан помнить одного из лучших сынов России.

В то же время иркутские коммунисты выступили с протестом против установки памятника тому, кого они назвали палачом народа. Кем же был адмирал Колчак — героем или палачом?

Если бы жизнь адмирала Колчака оборвалась на три года раньше, до начала Русской Революции, то никаких сомнений о его роли в истории не возникло бы. Героический морской офицер, выдающийся исследователь Арктики и гидрограф, наконец – замечательный флотоводец Первой Мировой войны. О последнем следует сказать особо. Колчак был автором идеи активной минной войны, которая связала руки на Балтике германскому флоту, превосходившему наш Балтийский флот и количественно и качественно. Выдающихся результатов он добился и на Черном море. Дело в том, что в начале войны англичане то ли упустили, то ли сознательно пропустили в Черное море два германских крейсера – «Гебен» и «Бреслау», превосходившие по скорости и вооружению все русские корабли. «Гебен» обстрелял Одессу, совершал рейды на русские порты. Говорить о десанте на Константинополь, который планировали всю войну, пока на стороне турок и немцев были новейшие корабли, было просто невозможно. Возглавив Черноморский флот Колчак сначала расстрелял «Бреслау» и загнал немцев в порты, а затем, по любимой своей методе поймал их в минную ловушку, серьезно подорвав «Гебен». Вопрос о русском превосходстве на Черном море был решен. Так что если не монумент в Иркутске, то памятник в Севастополе Колчак, безусловно, заслужил.

Но вместо похода на Константинополь началась революция и гражданская война. Колчак превратился в Верховного Правителя России и действовал на этом посту так, как предписывал ему долг офицера и убеждения националиста. Он пытался укреплять государство на подвластной ему территории — в том числе и самыми жестокими мерами, которые снискали ему репутацию палача. Как и во многих других случаях, в репутации виноват не столько он сам, сколько исполнители. Но все эти ярлыки «палач – не палач» имеют значение только с учетом политических взглядов тех, кто их навешивает. Те, кто называет палачом Колчака, никогда не признают таковым Дзержинского, и наоборот, — такова природа гражданской войны. Но качеств правителя адмиралу Колчаку явно не хватало – все, кто знал его, отмечали удивительную доверчивость и простодушие, в результате которых в его окружении оказалась масса негодяев.

Но главная не вина даже, а беда Колчака была в том, что на практике он оказался «правителем Омским» – героем знаменитой частушки тех лет:

Мундир английский,

Погон французский,

Табак японский,

Правитель омский.

Колчак оказался фактическим заложником союзников, преследовавших в основном корыстные политические интересы. Мечтая о восстановлении сильной национальной России, он вынужден был пытаться делать это чужими руками и на практике служить геополитическим врагам своей страны. Это, в итоге, и предопределило его поражение.

Но, в отличие от Деникина или Врангеля, Колчак был слишком неудобен — он не готов был обменивать российские интересы на иностранную «помощь» и вступался за интересы России как только мог. Ему принадлежит знаменитая фраза по поводу находившегося у него в распоряжении золотого запаса Российской Империи: «Я лучше оставлю золото большевикам, чем отдам его союзникам». За эту непокорность сами союзники отплатили ему фактическим предательством, выдав его большевикам.

В отличие от большинства белых вождей он не оказался в эмиграции, а мужественно принял смерть в Иркутске.

Колчак воевал с большевиками и вел себя в гражданской войне столь же жестоко, как и его противники. Но, в отличие, допустим, от генерала Врангеля, его никто не мог бы упрекнуть в том, что он действовал против России и ее интересов. Трудно представить себе его армию наносящей удар в тыл «Советам» в момент, когда они обороняли от поляков Киев. И не случайно, что именно из числа соратников Колчака вышел в большую политику мыслитель Николай Устрялов – «национал-большевик», сыгравший огромную роль в примирении национально настроенных «спецов» с советской властью, как с властью национальной. Именно он провозгласил, что поражение Колчака является окончанием гражданской войны — большевики остаются единственной национальной властью в России, а продолжение войны против них есть уже не борьба за единство России, а раздирание ее на части.

Скорее всего, Колчак согласился бы с этими мыслями Устрялова. И потерпев поражение, адмирал все-таки заслужил уважение уж точно не меньшее, чем те, с кем он сражался.

10 НОЯБРЯ.

ИМПЕРСКАЯ АРМИЯ ДЛЯ АМЕРИКИ

Первый результат победы Джорджа Буша на президентских выборах налицо -— американцы готовятся брать штурмом Эль-Фаллуджу. Город, ставший своеобразным символом иракского сопротивления оккупации и главной головной болью американцев.

«Это будет самый страшный бой армии США со времен Вьетнама», — предрекают американские офицеры, но все равно подчеркивают свою решимость Фаллуджу взять. В апреле 2004 года город уже пытались штурмовать. После тяжелейших уличных боев американцы отступили. Накануне президентских выборов администрация Джорджа Буша не хотела рисковать. Высокая цена штурма была очевидна, и расплачиваться за большие людские потери и убийство тысяч иракцев своим президентским креслом Бушу не хотелось.

Ну а теперь, когда час расплаты миновал, Буш может позволить себе сделать то, что необходимо сделать, если американцы действительно хотят подчинить Ирак. Пусть и ценой страшных потерь и еще более страшных зверств - обстрелов, бомбардировок, расстрелов города, в котором живет несколько сот тысяч человек. При этом, даже с применением всей боевой мощи американской армии, главную работу придется делать руками. Предыдущий штурм показал, что в городских боях человек с автоматом эффективней танка, простой пехотинец эффективней зеленого берета. И нет ничего хуже, чем когда прилетает авиация - она бомбит своих, а в развалинах иракцам удобней прятаться.

Американцам тогда пришлось на собственной шкуре осваиваться с ведением боя в городских условиях. И это было тем тяжелее, что в отличие от нашей армии, защищавшей Сталинград, бравшей Берлин и целых два раза Грозный, армия США никогда в своей истории серьезных уличных боев не вела. Однако теперь есть все шансы, что американцы воевать в городских условиях научатся - 60 миллионов американцев выдали Бушу мандат на неограниченные людские потери. А у иракцев нет за спиной ни реки Волги, ни гор, ни даже просто промышленности. Они в ловушке и все, что они смогут сделать, - это продать свои жизни максимально дорого. В этих условиях Фаллуджа превращается для американцев в полигон, на котором они могут набраться боевого опыта на достаточно сильном, но все-таки обреченном противнике. И для мира в целом эти тренировки выглядят довольно угрожающе.

До сих пор армия США, несмотря на то, что считается лучшей в мире, реально, как серьезная сухопутная сила, котировалась не очень высоко. Американцы брали экономической мощью, массой и большим количеством техники. Там, где эти факторы не имели решающего значения - как, например, во Вьетнаме — американцев можно было побить. Не то, чтобы очень легко, но всё-таки можно. Вьетнамский синдром и вовсе принудил Америку на какое-то время полагаться только на ракеты и авианосцы. Джордж Буш-старший показал, что США могут выиграть войну, не входя в соприкосновение с противником — так сказать, с воздуха. В ходе первого срока Буш-младший продемонстрировал, что на земле американская армия тоже кое-чего стоит. В ходе второго срока он, видимо, решил выучить своих солдат делать самую трудную и грязную работу — вести уличные бои, проводить зачистки, не считаться с потерями и не капитулировать перед партизанской войной. Буш пытается воспитать идеальный инструмент имперской политики.

Против кого этот инструмент будет обращен после Ирака - приходится лишь гадать, хоть список возможных целей до обидного невелик. Но в процессе гадания едва ли не у всех стран мира по коже бегают неприятные мурашки.

11 НОЯБРЯ.

ПОБЕДА ЯСИРА АРАФАТА

В Палестине – траур, в Израиле за официальной сдержанностью прячется плохо скрываемое ликование, остальной мир – с большей или меньшей долей искренности – выражает свою скорбь.

Уже по одному по этому можно сказать, что Арафат ушел в мир иной победителем. Много ли на свете найдется стран с куда большим населением, куда более развитых, чем Палестина (до сих пор являющаяся лишь автономией по соглашению с Израилем), болезнь лидеров которых вызовет такое пристальное общественное внимание. Даже среди лидеров знаменитой «большой восьмерки» едва ли не половина может умереть так, что мир этого попросту не заметит. Кончина же Арафата затмила собой даже выборы в США.

На смерть едва ли не каждого крупного политика журналисты привычно говорят: «С ним ушла целая эпоха». Но, пожалуй, именно применительно к Ясиру Арафату этот штамп действительно уместен: его смерть закрыла целую эпоху и в жизни арабского народа, и в мировой политике. После свержения Саддама Хусейна он остался последним представителем этого типа арабских лидеров.

Эпоху открыл 53 года назад президент Египта Гамаль Абдель Насер, первый поднявший знамя арабского светского национализма, ориентированнного на социализм и революционную борьбу. Арафат принадлежал к числу тех, кого идеалы Насера вдохновили и подвигнули на борьбу, — он долгое время жил в Египте, служил в египетской армии, участвовал в военных действиях при занятии Суэцкого канала. А затем включился в борьбу в Палестине.

За 40 лет этому человеку удалось добиться практически невозможного — сделать группу никому не нужных людей, согнанных со своей земли, полноценной нацией и влиятельным участником мирового политического процесса. Палестинцев ненавидят, с палестинцами дружат, им сочувствуют, с ними считаются, мало того – добиваются их благосклонности.

И мало кто вспоминает, что еще 60 лет назад никаких палестинцев и в помине не было. Были самые обычные арабы – ничем не отличающиеся от арабов соседних Сирии, Египта и Иордании, кроме того, что они жили на той земле, где решили под влиянием идей сионизма поселиться евреи. Тогда Палестина была британской колонией, откуда англичан старались вытолкать и США и СССР, одинаково горячо поддержавшие создание Израиля. Однако англичане решили подложить на прощание мину – добились признания права арабов Палестины на создание своего государства. Израиль этого права не признавал: он считал, что арабские земли Палестины должны быть поделены между соседними арабскими государствами. Но те, даже жертвуя территориальными приобретениями, предпочли оставить палестинских арабов на положении беженцев – людей без гражданства – чтобы использовать их как пешки в борьбе против Израиля.

И до появления Арафата палестинцы были разменной монетой в ближневосточной игре, причем довольно мелкой.

Арафату удалось создать из них цельную общность, которая вскоре была признана миром как «арабский народ Палестины». По сути, он учился прежде всего у своих врагов — создавших Израиль сионистов. Основой его идеологии, по крайней мере, в ранний период, вполне могли бы стать слова Владимира Зеева Жаботинского: «Людям без земли нужны земли без людей». Только теперь этими людьми без земли были уже не евреи, а палестинцы. И нельзя не признать, что Арафат своего добился, хотя вел он игру очень рискованную — он перессорился со всеми арабскими соседями Израиля, прежде всего с Иорданией. Теперь уже сами арабы, поддерживая палестинцев на словах, на деле воспринимали их как чужеродный беспокойный элемент. Он превратил ближневосточный конфликт из конфликта «Израиль против арабских соседей» или «арабы против евреев» в конфликт «израильтяне против палестинцев».

Создав палестинскую нацию, он дал ей и политическое, и военное оформление и стал для нее символом, легко узнаваемым по всему миру. Слабо разбиравшиеся в африканских и азиатских друзьях СССР советские люди Арафата запомнили сразу и заочно полюбили - молодой, красивый, энергичный и в запоминающемся платочке. Какого джинна выпустил из бутылки этот симпатичный араб, мы почувствовали лишь тридцать лет спустя, когда на нас сначала в Чечне, потом в Москве начали использовать весь тот арсенал, который впервые был пущен в ход именно в Палестине — захваты заложников и самолетов, взрывы самоубийц. Пока Арафат был «нашим человеком в Ливане», и расстрел спортсменов на Мюнхенской олимпиаде, и бесчисленные взрывы и захваты рассматривались как крайние формы справедливой борьбы арабского народа Палестины. И результатом этого попустительства терроризму и с нашей и с американской стороны тогда, стало то, что мы получили в Беслане. Ведь и этот беспрецедентный акт террора имел прототип — расстрел палестинцами израильских школьников в городе Маалот в 1974 году. Тогда погиб 21 ребенок.

Но вот что парадоксально — на протяжении всех этих лет Арафат, проливая потоки крови, ухитрялся оставаться в глазах мира жертвой. Правда, убежденным террористом он не был. Он был политик до мозга и костей и охотно отказался от террора по крайней мере на словах, как только появилась возможность вынудить Израиль пойти на уступки. Он убедил всех в том, что ключ к решению Ближневосточной проблемы именно у него в кармане. И добился своего — умер он не изгнанником, а главой пусть и не вполне полноценного, но все-таки палестинского государства, а также лауреатом Нобелевской Премии мира, полученной за «мирный процесс». Который, однако, зашел в тупик.

За смертью Арафата маячит неизвестность. Уходит эпоха светских революционных националистов из народа. Наступило время религиозных фанатиков-миллиардеров, для которых компромиссов в политике не существует и для которых террор не средство, а цель.