ВОЙНА. БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ

Вот как описывает Николай Дупак свое знакомство с предвоенной Москвой, с киностудией и знаменитым режиссером Александром Довженко, снявшим к тому времени «Щорса», поэму «Земля» и «Аэроград»:

— Когда я получил телеграмму, мне выдали деньги на билет и еще какую-то сумму на проезд: у нас была такая «касса взаимопомощи». Я прилетел, меня встретили, поселили в гостинице «Континенталь». «Отдыхайте!» Фантастика! Я только в фильмах это видел, что так живут люди. Меня предупредили, что утром будет машина, и к двенадцати меня привезли на студию «Укрфильм».

Встреча с Довженко была для Николая Дупака неожиданной. Когда юноша приехал в студию, его подвели к человеку, который обрабатывал грядки. Довженко протянул руку, представился. «Дупак», — ответил Николай. — «Ты читал «Тараса Бульбу»?» — «Читал». — «О чем оно?» — «Ну…» — «А ты обратил внимание, что, когда умирают казаки, они в одном случае проклинают врага, а в другом прославляют братство?»

И тут Довженко принялся рассказывать о том, как он собирается поставить фильм «про дружбу, про патриотизм, про настоящих, любящих жизнь людей».

— Я обалдел! — признается Николай Лукьянович. — Довженко такие разговоры со мной ведет! Около часа мы ходили. Потом — пробы на фото, и меня отправили в гостиницу.

Но осуществить намеченное было не суждено. В 5 часов утра Киев, куда на время вернулся Дупак, начали бомбить фашистские самолеты…

— Я выхожу на балкон, и сосед тоже выходит. «Шо це таке?» — «Да це, мабуть, маневры Киевского военного округа», — и тут, как только он это сказал, в метрах, может быть, ста разворачивается самолет со свастикой и идет бомбить мост через Днепр. Такое я увидел впервые.

Война круто повернула жизнь молодого актера. Вместо съемок его ждал фронт и кавалерия…

— Я получил телеграмму из Таганрога о том, что пришла повестка с призывного пункта. Мне показалось логичнее не ехать за тысячу километров, а пойти в ближайший киевский военкомат. Так я и сделал.

Изначально его хотели записать в пехоту, но Дупак предложил себя в качестве кавалериста, рассказав, что умеет прекрасно обращаться с лошадьми и на съемках «Тараса Бульбы» почти месяц упражнялся в верховой езде.

— Меня направили в Новочеркасск, где находились КУКС — Кавалерийские курсы командного состава. Нас учили на лейтенантов. Командиром эскадрона был чемпион страны Виноградов, а взводом командовал кадровый офицер Медведев, пример доблести и чести.

В обязанности курсантов входила военная подготовка, выездка, джигитовка, рубка лозы, а также уход за лошадьми, их чистка и кормежка. К слову, в училище были такие ученые лошади, что, даже заслышав «ура», они уже рвались вперед, и их только сдерживай.

Обучение планировалось до января 1942 года, но, поскольку немцы рвались к Ростову, курсантов пришлось отправить на передовую раньше запланированного времени.

— Нас перебросили поближе к фронту, и мы двое суток верхом осуществляли поиск противника. Передовой дозор наткнулся на немецких мотоциклистов. Наш командир, полковник Артемьев, приказал идти в атаку. Однако оказалось, что там были не только мотоциклы, но и следовавшие за ними танки.

Взвод попал под огонь, а Дупака ранили в горло. В полуобморочном состоянии он схватился за гриву коня, и его боевой друг Орсик одиннадцать километров нес хозяина до речки Кальмиус, где располагался полевой госпиталь. Там Дупаку сделали операцию, вставили трубку и держали ее до тех пор, пока рана не зажила.

За тот бой Николай Лукьянович получил первую боевую награду, а КУКС отвели от линии фронта, приказав своим ходом отправляться в Пятигорск, чтобы там продолжить учебу. Шли несколько дней. Зима 1941 года выдалась суровой, и даже в районе Минеральных Вод, где зимой бывает относительно тепло, стояли крепкие морозы.

— В училище кормили нас средне, да и настроение было такое же, не слишком радостное, — вспоминает Николай Лукьянович. — Мы же знали, что бои идут под Москвой, и рвались на передовую…

Не обходилось и без курьезов. Однажды случилась такая ситуация. Как-то вечером учебная рота возвращалась в казарму. И вдруг командир приказал: «За-пеее-вай!». Но курсанты были настолько уставшими и изможденными, что им было не до песен.

Тогда ротный рявкнул: «Рота, бегом! Запевай!» Курсанты молча побежали, не желая петь. Вдруг: «Рота, стой! Ложись! По-пластунски вперед!» и «За-пее-вай!» Молча ползя по грязи, курсанты «держали» безмолвный «бойкот», и лишь спустя полтора часа все-таки запели. «Это армия, а армия требует дисциплины», — пояснил Николай Лукьянович.

Лошади играли в его жизни особую роль. Они всегда его спасали. Как-то раз случилась такая история:

— После окончания училища нас, молодых младших лейтенантов, направили из Москвы на Брянский фронт. Меня назначили командиром взвода в 250-й, впоследствии 29-й гвардейский кавалерийский полк, во вновь сформированную в Оренбурге краснознаменную 11-ю дивизию имени Морозова. Там, на передовой, меня снова спас конь. В районе Бежина луга, который все знают благодаря рассказу Ивана Сергеевича Тургенева, мы попали под минометный обстрел. Один снаряд разорвался прямо под брюхом Кавалера. Тот принял удар на себя и рухнул замертво, а на мне ни царапины, лишь башлык и венгерку посекло осколками. Правда, контузии я не избежал.

Узнав о случившемся, комполка Евгений Леонидович Корбус отправил Николая Лукьяновича на лечение в Москву. Приехав в столицу и увидев пустынные улицы, Николай Дупак был поражен. Как-то вечером, прогуливаясь по Красной площади, он услышал звучный хор «Священная война». Благодаря гулко грянувшей из динамиков музыке к нему вновь вернулся слух. Выполнив наказ командира, — доставить в полк духовые инструменты, — Николай Дупак вместе со снаряжением уехал на фронт.

БОИ НА ДОНУ И НА ХАРЬКОВЩИНЕ

В декабре 1942 года немцы заняли Кантемировку на среднем Дону — рабочий поселок и одноименную железнодорожную станцию на юге Воронежской области. Итало-немецкие войска стояли клином, основание которого находилось в районе Новой Калитвы, там, где река Дон резко поворачивает на восток, вершина — Сталинград, вторая вершина клина — Северный Кавказ, южнее его — Азовское и Чёрное моря.

Перерезать этот клин проще всего было ударом через Новую Калитву — Ростов, благодаря чему немецкая армия с союзниками оказалась бы прижата к Чёрному морю. Эта операция, включавшая несколько колец, Сталинградское и Новая Калитва — Ростов, получила грандиозное название — «Сатурн».

Однако Ставкой Верховного Главнокомандующего был сделан вывод, что для этой операции недостаточно сил. Поэтому планы были скорректированы — уменьшены цели и масштаб операции. Скорректированный план получил название «Малый Сатурн».

— Танковая армия Рыбалко прорвала тогда, в декабре 1942 года, фронт под Кантемировкой, и наш корпус устремился в образовавшуюся брешь, — рассказывает Николай Лукьянович. — Так сказать, впереди, на лихом коне… Мы с наскока взяли крупный железнодорожный узел Валуйки, остановив там эшелоны с продовольствием и вооружением, которые шли к окруженным под Сталинградом частям фельдмаршала Паулюса. Видимо, немцы не ждали столь глубоко рейда по своим тылам. За Валуйки 6-му кавалерийскому корпусу присвоили гвардейское наименование, а меня наградили орденом Красного Знамени.

Но это было только началом испытаний лейтенанта Дупака.

— В январе 1943-го начались новые кровопролитные бои, командир эскадрона был смертельно ранен, и я занял его место. В моем подчинении оказалось около 250 человек личного состава, включая пулеметный взвод и батарею 45-миллиметровых пушек. А мне едва минул двадцать один год от роду. До сих пор удивляюсь, как справился…

В Харьковской области, под городом Мерефой, бойцы столкнулись с переброшенной туда дивизией СС «Викинг». Селение трижды переходило из рук в руки. Как отмечает Дупак, «это были матерые вояки, не отступали, бились насмерть». В ходе боя Николай Лукьянович вновь получил ранение, и его из медсанбата перенаправили в полевой госпиталь, находившийся в Тарановке.

Дальше случилось вот что:

— Документы ушли вперед, а я задержался, и тогда мой коновод Коваленко решил лично отвезти командира. Это нас спасло. В Тарановку ворвались немцы и всех уничтожили — врачей, медсестер, раненых. Мою медицинскую карту потом обнаружат среди прочих бумаг, решат, что я тоже погиб в бойне, и пошлют похоронку на Родину…

Обратно к своим Коваленко повез Николая в санках, на битюге по кличке Немец. И тут произошло непредвиденное. При подъезде к деревне они обнаружили неких солдат на окраине, метрах в ста от них.

— Решили, что наши, хотели двигаться дальше, и вдруг вижу: немцы! Коваленко развернул коня и пустил аллюром, тот понесся со страшной скоростью. Летели через овраги, кочки, не разбирая дороги, лишь бы укрыться от автоматных очередей.

Конь, имеющий немецкое имя, в очередной раз спас жизнь лейтенанту Дупаку. Но ранения оказались серьезными.

— Кроме того, открылся туберкулез, я сильно простудился, пока шесть часов на морозе лежал в саночках, — описывает свое состояние Николай Лукьянович. — Сначала меня отправили в Мичуринск, через неделю перевели в клинику Бурденко в Москву. Там пролежал еще десять дней. Потом были Куйбышев, Чапаевск, Актюбинск… Понял: если бы оставался шанс вернуться в строй, так далеко не увозили бы. Валялся по госпиталям, пока не комиссовали вчистую, не дали инвалидность второй группы.

ТЕАТРАЛЬНОЕ СЛУЖЕНИЕ

Война близилась к победному завершению. А в 1944 году судьба, сохранив Дупаку жизнь, возвращает его к предназначенному ему творческому пути. Он поступает в Московский драматический театр им. Станиславского (ныне — Электротеатр «Станиславский» — Авт.).

Его история началась в 1935 году. Основатель Московского художественного театра, режиссер, актер и педагог Константин Сергеевич Станиславский собрал свою последнюю оперно-театральную студию, которая стала местом для разработки новой системы преподнесения актерской игры — по «методу Станиславского».

После смерти худрука новым руководителем театра становится Михаил Кедров. Благодаря умению и таланту актеров театр оставался востребованным даже в годы войны.

Как-то в одном из интервью Николай Лукьянович Дупак прочитал в стихах своеобразный «гимн» Театру имени Станиславского, его суровому «подвальному периоду»:

Славься, ты, славься, наш темный подвал,

Такого подвала никто не видал,

Чтобы светоч искусства его озарял,

Навечно тебе Моссовет пива дал.

Стихотворение сочинено не случайно — когда-то Электротеатр «Станиславский», которым он является сейчас, был плохо освящен, сыроват… Это сейчас его здание стало местом не только просмотра, но и отдыха «с книжной лавкой, кафе и бесплатным Wi-Fi».

В 1963 году Николай Лукьянович сменил место своей театральной службы и получил профессиональную «прописку» на Таганке.

— Меня пригласили в Московский театр драмы и комедии директором и актером. Главным режиссером там с 1945 года был Александр Плотников. Пришел я туда 2 сентября 1963 года.

…Однажды директор Театра киноактер Юрий Зодиев предложил Николаю сходить на дипломный спектакль студентов «Щуки» (Театральное училище имени Щукина — Авт.) «Добрый человек из Сезуана». Спектакль проходил под чутким руководством Юрия Петровича Любимова — преподавателя Щукинского училища и режиссера Театра имени Вахтангова.

После представления Зодиев пригласил Дупака, Любимова и его жену, знаменитую актрису Людмилу Целиковскую, к себе в гости: «У него дома я и предложил Любимову прийти со своим курсом в наш театр».

Одним из первых совместных проектов с новым режиссером Таганки Любимовым стал вечер с участием поэтов разных лет — и заслуженных фронтовиков, и совсем молодых Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского. Его провели в 1964 году в канун очередной годовщины Победы, и, предварительно «сговорившись», все читали только военные стихи.

Первым выступил Константин Симонов — поэт, великий писатель, военный корреспондент, прошедший все четыре года Великой Отечественной войны, автор бессмертного романа-трилогии «Живые и мертвые»:

Тот самый длинный день в году

С его безоблачной погодой

Нам выдал общую беду,

На всех, на все четыре года.

Она такой вдавила след

И стольких наземь положила,

Что двадцать лет и тридцать лет

Живым не верится, что живы…

Потом прозвучало стихотворение Александра Трифоновича Твардовского в его собственном исполнении:

Я убит подо Ржевом,

В безымянном болоте,

В пятой роте,

На левом,

При жестоком налете.

Я не слышал разрыва

И не видел той вспышки, —

Точно в пропасть с обрыва —

И ни дна, ни покрышки…

Стихи читали в течение двух часов. Вечер получился ярким, запоминающимся, эмоциональным, и в итоге, чтобы сохранить воспоминания о нем, родился спектакль «Павшие и живые».

— Любимов спросил меня: «Сможешь сделать, чтобы на сцене горел Вечный огонь? Это придаст всему совершенно иное звучание». Я вспомнил о старых связях с московскими пожарными, в свое время одолжившими духовые инструменты нашему кавалерийскому полку. А вдруг еще раз выручат? Пошел к их главному начальнику, объяснил задумку Любимова, сказал, что это дань памяти погибшим на войне. Пожарный был из фронтовиков, все понял без лишних слов.

В итоге, на премьеру спектакля было приглашено пожарное руководство — им достались лучшие места.

— Представление началось со словами: «Спектакль посвящается великому советскому народу, который вынес на своих плечах всю тяжесть войны, выстоял и победил». После была объявлена минута молчания, зрители встали со своих кресел, и в полной тишине зажегся Вечный огонь, — вспоминал Николай Лукьянович.

«УКРОТИТЕЛЬ», «СНАЙПЕР» И «ЭКВИЛИБРИСТ»

По воспоминаниям театроведа и журналиста Эллы Михалёвой, профессия директора Театра на Таганке была, мягко говоря, сложной: «Как ведь бывает в «нормальных» театрах: директор — это хозяйственник, администратор, организатор театрального дела. Должность и хлопотная, и ответственная, но, в общем, не вреднее для здоровья, чем любая другая. Директор же Театра на Таганке — профессия совсем особенная, с привычным театральным директорствованием имеющая сходство весьма относительное. На этом посту требовалось обладать нервами укротителя, выдержкой снайпера, ловкостью эквилибриста и, при наличии известной гибкости спины, одновременно уметь вовремя проявить норов, огрызнуться и настоять на своем».

Но талант Николая Лукьяновича, как директора театра, был неоспорим, как и его роли. Если Любимов взрывал общественное мнение, не подчинялся, требовал, грозился «дойти до Политбюро», то Дупак в это время соглашался на уступки, «вербовал» поклонников театра из числа власть предержащих, уговаривал самого Юрия Петровича: «Ну, сняли они несколько реплик — пусть! Мне, что ли, вас учить, как это делается? Первые два-три спектакля говорить не будем, потом, как бы случайно, — скажем… Актерам, разумеется, выговор дадим, а там, глядишь, пойдет…»

Николай Лукьянович как никто понимал, что запрет постановки равносилен закрытию театра, и всеми средствами вытягивал ситуацию, зарабатывая неудовольствие и чужих, и своих, поскольку его мнимая уступчивость претила радикально настроенным умам.

Как директор Дупак сделал очень, очень многое для театра. В одном из интервью он рассказывал: «Театр на Таганке получил четыре диплома за архитектуру и новаторские решения… Ведь меня чуть под суд не подвели, когда мы переделали старую конюшню, стоявшую за стенами театра, для хранения декораций и бутафории… Любимов иронично говорил: «Ну вот, Дупак с саблей наголо помчался защищаться и рубить чиновников». А я ходил по инстанциям и защищал театр, актеров, выбивал квартиры для них, строительные материалы, делал все, что нужно было для творческого процесса».

И действительно, как же иначе?..

Будучи одновременно и лояльно-компромиссным, и требовательным, директор Театра на Таганке помогал продвигаться молодым, но одаренным гениям. Одним из них был Владимир Высоцкий.

Высоцкий был впервые упомянут в прессе в 1960 году, в статье Л. Сергеева «19 из МХАТ». После окончания вуза Владимир Семёнович активно искал «родную» труппу. Его принял вместе с женой Изой главный режиссер Театра имени Пушкина Борис Равенских.

«Через много лет И. Высоцкая рассказывала: «Я уехала в Ростов-на-Дону весной 1961 года… Володя прилетал ко мне. А потом он был на гастролях с Театром им. Пушкина. [Высоцкий] Приехал в Ростов на крыше вагона… Он ездил с нашим театром на выездные спектакли, когда был свободен… Володя всерьез строил планы театрального завоевания этого города. Помню его письмо: «Все телевидение будет наше» (цитата по книге Марка Цыбульского «Планета Владимир Высоцкий»).

Работая в Театре имени Пушкина, Высоцкий хотел также играть в Ростовском театре им. Ленинского комсомола. Если бы эта его мечта сбылась, то вряд ли бы он стал известным мировым поэтом. Судьба преподнесла ему более яркий, сложный и насыщенный путь, и одну из главных ролей в нем сыграл директор Театра на Таганке Николай Дупак.

О Высоцком он рассказывал: «Володя был бесконечно добрым и безотказным человеком, всегда приходил на помощь. А как он помогал мне как директору с бесконечными стройками и ремонтами — это словами не передать. Один его концерт открывал десятки дверей…

Володя гениально играл Лопахина… А последняя его роль — Свидригайлов в «Преступлении и наказании» — вообще на уровне таких великих мастеров, как Качалов и Мордвинов. Сейчас таких актеров нет. Он был любим в любой компании, выступал везде, даже в воинских частях. Самое удивительное — его доброта и желание помогать людям».

25 января 2018 года в Белом зале Центрального Дома кинематографистов состоялась премьера документального фильма «Николай Дупак. О Высоцком, о Таганке и о себе». Он был посвящен 80-летию памяти со дня рождения Владимира Семёновича.

Картину представили режиссер и автор сценария Игорь Калядин, продюсер Юрий Обухов и герой фильма — Заслуженный артист РСФСР Николай Лукьянович Дупак. «Это замечательное событие! Фильм о нас: о Высоцком, о театре и обо мне». С шутливыми строчками-«тостом» из песни Владимира Семёновича, написанной Любимову в 1977 году:

«Быть или не быть — мы зря не помирали,

Конечно — быть, но только начеку.

Вы помните, конструкции упали?

Но живы все! Спасибо Дупаку!»

******

Пей, атаман, — здоровье позволяет.

Пей, куренной, когда-то кошевой!

Таганское казачество желает

Добра тебе — спасибо, что живой!

Сегодня Театр на Таганке по-прежнему среди лидеров. Но без созданного в «любимовский период» не было бы и нынешней популярности. На спектакли тогда шли буквально толпами. Сказать, что театр Юрия Любимова пользовался успехом у зрителя — ничего не сказать! Попасть в театр было очень трудно. «Лишний билетик» спрашивали чуть ли не у каждого, выходившего из поезда на станции метро Таганская — прямо на перроне.

И если б не терпеливый директор, «умолявший» Любимова и за Высоцкого, и за работу труппы, не было бы ни гремящей Таганки, ни бешеной популярности артистов, ни легенды. За это ему спасибо: и за спектакли, и за фильмы, и за защиту Отечества.

Вообще, Николай Лукьянович — один из тех, кто своим незаметным, но кропотливым трудом создают гениальное. Благодаря его усилиям Театр на Таганке приобрел всесоюзную и мировую известность. 

Площадки газеты "Спецназ России" и журнала "Разведчик" в социальных сетях: