В октябре 1993 года Юрий Викторович принимал активное участие в разрешении острейшего политического кризиса, ставшего, по сути, локальной гражданской войной. Прежде, чем зайти в Белый дом, он и его бойцы нейтрализовали «бешеный БТР», который, выписывая восьмерки на стадионе, поливал огнем все вокруг себя.

Ныне полковник Юрий Дёмин является членом Совета Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа». В этом качестве он уже многие годы занимается общественной деятельностью.

Данная публикация — первая, до этого Юрий Викторович не выступал в прессе. Ни в центральной, ни в специальной. Его рассказ посвящен трагическим событиям июня 1995 года.

«А ВОТ ЕЛЬЦИН СКАЗАЛ, ЧТО ШТУРМ БУДЕТ»

13 июня 1995 года мы проводили учения по плану «Набат». Присутствовали региональные руководители, отвечавшие, в той или иной степени, за проведение данного плана на их территории. К учениям было привлечено 2-е отделение, руководитель — Матовников.

На тот период я был заместителем начальника 2-го отдела. Начальник — Анатолий Савельев, будущий Герой России. Поскольку я был до Матовникова начальником отделения, меня отправили на эти учения. Личный состав был мне хорошо знаком, с ними я прошел не одну боевую командировку. Поэтому было легче общаться с ними и отрабатывать мероприятия вместе с Матовниковым.

14 числа была назначена генеральная репетиция учений по плану «Набат». Все сняли на видео, после чего отделение было возвращено на базу, и мы отправились по домам. Вечером получили сигнал тревоги и вместо учений, которые должны были проводиться 15 числа в аэропорту Шереметьево, оказались со всеми отделами «Альфы» в Будённовске.

Прибыв на место, получили первичную информацию, что обстановка довольно тяжелая: есть убитые и раненые, захвачено здание городского отдела внутренних дел (после оно было освобождено). Увидели первые трупы, пулевые пробоины… Количество боевиков, чем они вооружены, а также число заложников — все это не было известно.

Штаб операции возглавил глава МВД Ерин. Судьба свела меня с ним в 1994 году, когда войска входили в Чечню. Я был старшим в составе группы сотрудников своего отделения, мы обеспечивали в Моздоке безопасность министра обороны Грачёва и того же Ерина. Поэтому в Будённовске меня, как знавшего главу МВД, направили на обеспечение его физической защиты и отдельных оперативных мероприятий. Группа состояла из пяти человек вместе со мной.

С Ериным мы поработали чуть более суток. Вместе с ним выезжали на передовую, смотреть, что происходит. Стало ясно: решить эту трагическую ситуацию в течение суток невозможно! Помню, на территории детского сада, прилегающего к больнице, я увидел двух убитых милиционеров, сраженных снайперскими выстрелами…

Ругать Ерина за эту операцию, наверное, неправильно, потому что с точки зрения руководителя штаба и координатора взаимодействия всех подразделений он сделал немало. Были собраны соответствующие силы, которые на тот момент могли и умели бороться с терроризмом. Были подтянуты региональные подразделения не только ФСК, но и МВД. Я со своей колокольни видел, что работа ведется серьезная.

После одного из мероприятий, где-то в 4 часа утра, нас окружила большая группа местных женщин, журналистов. Все пытались выяснить, как будет развиваться ситуация, будет ли штурм? На что Ерин четко и ясно сказал, что штурма в ближайшее время не будет.

Один из корреспондентов вдруг говорит: «Товарищ министр, как же так, а вот Ельцин сказал, что штурм будет». Ответом была минутная пауза. Ерину нужно было сообразить, что же такое произошло. Для него, очевидно, это было полной неожиданностью, и после паузы он сказал: «Что я могу ответить? Как президент сказал, так и будет». Затем мы вернулись в штаб. Мероприятия по блокированию больницы стали проводить более активно.

БОЕВОЙ РАСЧЁТ

Меня, как одного из руководителей, сняли с обеспечения безопасности Ерина. Было ясно: надо готовиться к штурму, и я был возвращен в подразделение. В это время кипела работа штаба подразделения под руководством Анатолия Савельева. Поскольку я был у него заместителем, то я попросил, чтобы он обратился к начальнику Управления и меня временно откомандировал во 2-е отделение, с которым я готовил учения и хорошо знал личный состав. Руководство отнеслось к этому с пониманием, и я был назначен туда старшим.

Утром поступил приказ: нам нужно занять одну из блокирующих позиций и сменить внутренние войска. Что мы и сделали. Наши позиции находились примерно в двухстах метрах от больницы, за травматологическим отделением, вдоль берега реки. Естественно, вся подготовка на время приостановилась. Нам нужно было теперь думать о другом: как жестко заблокировать вверенный сектор, чтобы боевики не могли проникнуть ни с одной, ни с другой стороны.

На следующий день, ближе к вечеру, мне докладывают наблюдатели, что со стороны больницы движутся два перебежчика. Смотрю в бинокль: определить возраст было очень трудно. Похоже, это двое мальчишек лет по тринадцать-четырнадцать. Они бежали со стороны больницы к реке и хотели ее переплыть. Я дал команду задержать их. Оказалось, ребята находились в больнице с момента захвата. У одного из них находилась там мама в предоперационном состоянии. Ну, а друг с ним пришел ее проведать.

Ребята находились в травматологическом блоке, это отдельно стоящее здание перед больницей. В ходе опроса мне стало ясно, сколько примерно находится заложников и сколько боевиков, как террористы организуют оборону. Ночью круг обороны сужается: басаевцы из близлежащих строений уходят в больницу и занимают там боевые позиции, а утром возвращаются обратно.

Стало понятно и то, что больница переполнена. Количество боевиков — не двадцать-тридцать, а до двухсот «штыков». Все хорошо вооружены: снайперские винтовки, автоматы, подствольники, гранатометы. Тут же я сообщил в штаб о полученной информации. Прислали машину, и ребят направили по инстанции, чтобы они рассказали все то, что рассказали мне.

Наше нахождение на блокпосту уже было нецелесообразно. Прислали замену — бойцов внутренних войск, а мы приехали в расположение нашего подразделения, в здание школы.

Была четко поставлена задача, с какой стороны и какое отделение идет. Теперь нужно было все конкретизировать. В составе 2-го отделения мы с Матовниковым провели боевой расчет: каждый сотрудник знал, куда он должен направляться, в какое окно проникать, через какую дверь проходить; кто будет возглавлять при выдвижении.

Боевой дозор возглавил Владимир Соловов, вместе с ним — Руденко и Литвинчук. Остальные уже должны были идти за ними, выстроившись в боевую колонну. Каждый понимал, что вести активный боевой контакт просто невозможно, поскольку все коридоры и все помещения забиты заложниками. Любой ближний бой мог привести к большим жертвам. С собой мы решили не брать много боеприпасов, чтобы не перегрузиться и не потерять в быстроте движения.

Лично я должен был идти за боевым дозором и руководить действиями подразделения уже при подходе к зданию. Наша беда заключалась в том, что место, от которого предстояло выдвигаться, мы не знали, не видели. Ночью, конечно, можно было спокойно занять боевые позиции и потому уже вести совершенно другой бой.

ШТУРМ. НАС УЖЕ ЖДАЛИ

Перед штурмом была дана команда — два часа отдыха, а на рассвете атаковать. Никто из нас реально не представлял, как это может произойти. Ситуация предельно серьезная! Насколько я знаю, в мировой практике подобного не случалось, чтобы захватывали по две-три тысячи человек и порядка двухсот боевиков их удерживали в таком непростом здании, как больница.

В тот период, когда мы охраняли Ерина, узнали, что внизу здания установлены баллоны с кислородом, и они заминированы. Басаев находится непосредственно там, то есть в любой момент он приводит взрывное устройство в действие, и вся больница взлетает на воздух.

Впрочем, если бы основной целью являлось проведение акта с большим количеством жертв, то тогда не надо захватывать заложников. Загнали бы всех в больницу, заминировали, нажали на кнопку и — все! Но поскольку этого не произошло, а шел уже третий день, то стало ясно: нет, не тот случай. А значит, у нас есть определенные шансы освободить заложников. С какими потерями это будет осуществлено, этого, естественно, никто не мог просчитать. Каждый мысленно представлял, что он идет с открытой грудью на амбразуру.

Два часа отдыха прошли, мы экипировались, получили команду на выдвижение. Проводник привел нас к исходным позициям. Вот только там мы оценили диспозицию: здание травматического отделения, с одной стороны, здание гаражей — с другой. Узкий проход… И впереди нас площадка, простреливаемая со всех сторон.

Перед штурмом взревела вся техника, разбудившая не только боевиков, но и весь город. Террористы не могли не знать о штурме. У них были наблюдатели, которые могли фиксировать передвижения. Такое количество техники и людей не могло не привлечь внимания.

Мы шли словно «тевтонские рыцари»: увесистые бронежилеты, при этом быстро передвигались, и это тихой степной ночью было здорово слышно. Первая группа — Соловов, Литвинчук, Руденко. Как только они вышли на открытую местность, тут же попали под пулеметный огонь. Плотность огня была такая, что постоянно били фонтанчики. Я понимал, что сзади идет еще больше сотрудников, и если мы сюда сейчас всем скопом заберемся, то нас на этой площади всех и положат. Хотя мы уже практически вышли…. Пришлось остановиться. Смотрю, Соловов побежал влево. Я разворачиваюсь, останавливаю отделение и говорю, что нужно перегруппироваться и обойти с другой стороны.

Я побежал вокруг гаражей, там где-то метров сорок-пятьдесят, и выскочил к открытым воротам. Через них было видно, что отсюда намного ближе до здания, буквально метров двадцать-двадцать пять. А на первоначальном маршруте — не менее ста пятидесяти метров.

За мной подтягивалось подразделение, и у меня за спиной был Сергей Милицкий. Я ему говорю: «Сереж, ты меня прикрой. Я сейчас подбегу к больнице, посмотрю, что там происходит». Он меня стал прикрывать, и, по всей видимости, этого боевики не ожидали — я проскочил, по мне ни одной очереди не засадили.

ОГНЕВОЙ ШКВАЛ

Когда я подбежал к больнице, вернее к пристройке хозблока, за мной подбежал Милицкий, потом еще двое: Александр Христофоров и Владимир Корольков, и только тогда террористы нас заметили. Они поняли, что мы обошли их и уже находимся под окнами больницы. Тогда они открыли по нам шквал огня. Хорошо, что у этого хозблока была небольшая мертвая зона. Она нас и спасла: спинами прижались к стене, встали. Что дальше? Весь асфальт перед нами словно отбойным молотком раскурочили.

Вдоль гаражей в больницу тянулись трубы отопления, превратившиеся в полосу препятствия. Смотрю, через них перескакивает Сергей Савчук, а очередь идет прямо в него! У него под ногами пули пробивают эти самые трубы, вода начинает бить фонтаном. Как в него не попали… Чудо! Савчук подбежал к нам и стал пятым.

По радиостанции услышал голос Соловова: «Руке хана». Было понятно, что он тяжело ранен. Стали смотреть — Володи нигде не видим. Но где-то же он должен быть рядом! Вдоль гаражей, куда он побежал — деревья и небольшой кустарник. Подумали, что он там. Сергей Милицкий бросил дымовую шашку, чтобы прикрыть Соловова. Все заволокло дымовухой, а Володи нет и нет! Еще одну шашку бросили, опять нет! На вызовы не отвечает…

Как оказалось, от большой потери крови Соловов отключился. Володя лежал буквально в двадцати-двадцати пяти метрах от нас, за небольшим кустиком. Но поскольку и куст зеленый, и мы в зеленом камуфляже, мы его и не видели.

Дверь хозблока была закрыта и завалена. Попробовали ее открыть, но у нас это не получилось. Боевики нас засекли и стали эту дверь, через которую мы хотели проникнуть, расстреливать. Дверь за считанные минуты превратилась в дуршлаг. Стало ясно, что через нее нам никак не пройти.

Нам не хватало огневой поддержки для того, чтобы забраться на козырек этого небольшого хозблока и через него войти в больницу. Я посмотрел на окна — как лучше проникнуть? С ними тоже получилась проблема: окна первого этажа зарешечены, а окна второго этажа заставлены панцирными сетками от кроватей. Выстрелы из подствольников были бесполезны — снаряды отскакивали.

Басаевцы почувствовали, что мы находимся рядом и можем войти внутрь больницы. Я вызвал руководство и просил выдвинуть в поле пулеметный расчет, чтобы он мог нас прикрыть. С торца не такое большое количество окон, то есть можно было под хорошим прикрытием продвигаться дальше.

Говорю начальству: «Если вы сейчас это не сделаете, нас забросают гранатами». Как только я это сказал, сразу начались щелчки от гранат: щелк — взрыв, щелк — второй взрыв! Хорошо, что был асфальт, и гранаты отскакивали не к нам ближе, а от нас. Тем не менее, нас практических всех посекло осколками. Сергею Милицкому осколок попал в глаз, мне осколок угодил в ногу, руки посекло. Большинство осколков приняли на себя жилеты и каски.

С этого момента у нас появились первые раненые. Довольно тяжелая рана была у Сергея Милицкого — осколок в глаз попал, также у него было рикошетное ранение в ногу. Я ему накладывал повязку прямо на каску. В тот момент каску было лучше не снимать.

Гранат больше не кидали. Видимо, боевики подумали, что с нами покончено, всё! Встал вопрос об эвакуации раненого: мы понимали, что БТР и БМП к нам подойти не смогут. Поначалу БМП были, но их обстреляли из гранатометов, и они ушли. Я думал: вот сейчас боевики выйдут на козырек, а мы тут внизу, и они нас сверху и расстреляют! Две гранаты туда бросил. Сергей Милицкий до последнего момента, пока я не дал команду на отход, старался вести огонь из автомата.

РЕБЯТА БЕГУТ, А ПУЛИ ИХ ДОГОНЯЮТ

Мы поняли, что надеяться надо только на самих себя. Ребята мне говорят: «Юрий Викторович, давайте нам команду, надо отходить». Решил, что отходить будем не все сразу, а группами. Сперва Сергей Милицкий и Александр Христофоров. Христофоров был к нам зачислен буквально два месяца назад, считался молодым.

По нашей традиции, дал им отсчет, и ребята рванули! Как только они из мертвой зоны выскочили, раздалась длинная автоматная очередь… Ребята бегут, а пули их догоняют — один спотыкается, второй, и оба падают буквально перед воротами. Мне было мучительно больно на все это смотреть. На тот момент я посчитал, что зря дал им эту команду. Показалось, что их я убил! Но вдруг две руки из-за ворот хватают их за шкирку и буквально затаскивают в мертвую зону. Иначе их бы добили. Я с облегчением вздохнул.

Остались мы втроем, а интенсивность огня не ослабевает. Савчук: «Давайте я посмотрю, что там за углом происходит». Сказал и высунулся на полтуловища из-за угла, и тут же последовала длинная очередь. Я только успел за отворот бронежилета схватить и отдернуть Сергея. Но пули оказались быстрее, чем я. У Савчука на груди весь бронежилет вздыбился и рассыпался. Тогда я понял, какие хорошие у нас средства защиты… Савчук открыл глаза…. «Как ты?» — «Живой, только грудь болит». Предложил закурить по сигаретке, неизвестно было, как дело дальше повернется.

Вдруг БТР гудит. Выезжал из того прохода, из которого мы должны были выдвигаться. Смотрю и думаю: «Куда же он едет, его же сейчас сожгут». А БТР выезжает, чуть вперед проехал. Остановился. Забрал наших раненых сотрудников — там лежали Руденко и Литвинчук. Руденко самый большой, но ни одна пуля в него не попала, а Литвинчук самый маленький, а получил ранение в ногу.

БТР прикрыл ребят и стал забирать «под эвакуацию». Подумал, значит где-то там и Соловов, его обязательно заберут. В тоже время по БТР велся интенсивный огонь из всех видов стрелкового оружия. Как только сотрудники оказались внутри, БТР развернулся и по маленькой алее, вдоль гаражей, направился к нам.

Раздались два выстрела из гранатомета — это просто счастье, что они не попали в машину! БТР подъехал к нам, я говорю: «Надо же, молодцы, видят нас, сейчас и нас заберут». А получилось так, что водитель нас вовсе и не видел. Своим бортом он так прижал нас к стене, что мы не могли никуда двинуться. Тормознул. Молотим по люку, а он открыться не может, расстояния не хватает!

Кричу экипажу, чтобы быстрее уезжали, иначе сожгут. Предложили забрать нас, но для этого им нужно отъехать от стены. Решили прыгать на ходу. Так и получилось: водитель БТРа включает скорость и начинает двигаться. Я под огнем оббежал вокруг БТРа и, прыгнув на закрытый люк, повис на нем. Владимир Корольков сорвался и упал. А Савчук рванул обратно. Как до того к больнице.

Я уже вздохнул с облегчением: мы на БТРе, сейчас он по прямой дороге нас вывезет к своим. Тут БТР развернулся на 180 градусов. Получилось, что теперь я не в мертвой зоне, а прямо под огнем. Водитель пошел напролом, через забор, и как саданул крышкой от люка и мною об забор! Меня, как воздушного гимнаста, подбросило, развернуло и швырнуло прямо под колеса. БТР переезжает меня и останавливается. От шока я потерял сознание. Очнулся, смотрю — колеса… Первая мысль: БТР же сейчас может назад сдать и тогда уже все! Но он, к счастью, поехал вперед.

Лежу напротив окна, из которого ведется огонь, и слышу сзади: «Юрий Викторович, Юрий Викторович!» Вижу, Владимир Корольков ползет, подполз и сообщил, что ногу сломал. Решили вместе выползать, в надежде, что боевики не заметят. И тут БМП идет от детского сада и подходит к больнице таким образом, что закрывает от огня. Лежу и думаю: «Какой командир молодец! У нас есть шанс выползти».

Вдруг — хлопок, БМП подбивают из гранатомета. Сразу пошел дым, Выскакивает контуженый механик. Он не может понять, что происходит, за голову держится. Ору ему: «Падай!» А БМП горит… «Кто еще в БМП?» — «Командир!»

Тут горящая БМП включает передачу и начинает движение. Мы успели немного отползти, и БМП, что нас закрывала, ушла… А мы все-таки потихоньку выползли, и сотрудники затащили нас в безопасное место. А БМП, как оказалась, везла нам боеприпасы и до краев была набита гранатами и патронами. Начни они взрываться, шансы выжить — нулевые!

«МЫ ЗА ВАМИ, ВЫ ЖЕ КОМАНДИР!»

Я восхищен своими сотрудниками, они — молодцы! Им со мной не повезло. Не надо было мне лезть туда, куда я забрался. Как ребята потом сказали: «Вы же там, а мы — что? Мы за вами, вы же командир!» После того, как они меня вытащили, смотрю: Александр Христофоров — живой, с перевязанной рукой, Сергей Милицкий — живой. Единственный целый — Сергей Савчук, без единой царапины. Хотя ему, конечно, хватило очереди в грудь.

Нас развезли по медицинским учреждениям. Когда я находился в Зеленокумске, мы еще раз чуть не попали в ловушку. Когда боевиков выпустили из Будённовска, они как раз проходили мимо этой больницы. Оружия не было, только у меня пистолет, но я-то не ходил после травм! Ну, все обошлось.

Эта история наложила определенный отпечаток на каждого участника событий. Каждый понял, что война — это не игрушки. Каждый из сотрудников себя проявил достойно. Они — герои, я и по сей день ими восхищаюсь. И все мы дружим, общаемся.

Осталось чувство неудовлетворенности: нас приучили, что каждая операция имеет свое логическое завершение. Здесь такого не получилось. Не по вине сотрудников. И не по вине Черномырдина. Есть пример: когда в Японии произошел захват заложников, то премьер-министр взял на себя ответственность за все, что происходило там. Когда одного из заложников порезали, он подал в отставку. Мы впервые столкнулись с такой широкомасштабной операцией. До того считали, что готовы ко всему. Оказалось, это не так. Экипировка, средства защиты и оружие оставляли желать лучшего.

Как показывает практика борьбы с терроризмом, третий день — самый критический, когда нельзя предпринимать активных действий. Чем дальше, тем больше шансов на успех: у подразделений больше времени для подготовки, террористы больше волнуются. Стоило переждать. И дать нам возможность хорошенько подготовиться к операции.

Из досье «Спецназа России»

Будённовск — город, административный центр Будённовского района Ставропольского края.

Назван по имени участника Первой Мировой и Гражданской войн, трижды Героя Советского Союза, кавалера полного Георгиевского банта и полководца Великой Отечественной Семёна Михайловича Будённого.

1799 год — по Указу императора Павла I поселение получило статус города с «наименованием оного Святой Крест» (армянское название Карабаглы). В 1910 году получил статус уездного города.

1921 год — 28 декабря решением коллегии НКВД СССР город Святой Крест переименован в город Прикумск.

1935 год — постановлением ЦИК СССР от 29 апреля город Прикумск переименован в Будённовск

1957 год — в связи с выходом постановления о запрете называть населенные пункты именами здравствующих вождей город Будённовск переименован в Прикумск.

1973 год — Постановлением Президиума Верховного Совета РСФСР от 30 ноября город Прикумск переименован в Будённовск. 

В 1883 году в городе Святого Креста был основан Мамай-Маджарский Воскресенский монастырь — на месте древнего городища Маджары, где одну ночь находилось тело замученного в Золотой Орде великого князя Михаила Тверского, направляемого на Русь для погребения.

В начале 1930?х годов Преображенский собор обители был разобран на кирпичи, из которых затем был построен первый корпус будущей районной больницы города Будённовска. Сам монастырь прекратил свое существование.

В 1996 году к годовщине террористического акта в Будённовске, на месте бывшего Воскресенского монастыря открыта часовня-памятник во имя иконы Богородицы «Всех скорбящих Радость». В 2002 году на месте предполагаемого нахождения караван-сарая, где произошло чудесное явление над телом святого князя Михаила Тверского, был поставлен памятный крест.

Публикацию подготовил Владимир САМСОНОВ