Автор: ФЁДОР БАРМИН

«RUSSE IVAN» ВЕРТЕЛКО

ДО КЁНИГСБЕРГА ДОШЁЛ, НО ГЛАВНОЕ ЧУДО — ЖИВОЙ ОСТАЛСЯ

В биографии генерал-полковника Вертелко побег из «отстойника» перед отправкой на рабские работы в гитлеровский Рейх, и фронтовые дороги разведчика, и война в Афганистане, на которой он, уже пограничник, провел почти девять лет.

Вообще-то, что говорить: Иван Петрович — сугубый армеец. Он окончил Бронетанковую академию, затем получил очень престижное образование в Академии Генерального Штаба. Его кандидатура рассматривалась, как наиболее вероятная, на пост командующего танковой армией.

Однако трагические события на острове Даманский круто изменили его судьбу. Вертелко вызвал на беседу Ю. В. Андропов. Видя в нем отличного специалиста, глава КГБ предложил перейти в Пограничные войска. В этом качестве Ивану Петровичу взвалили на плечи тяжелую ношу — непосредственное руководство процессом внедрения новой техники на всем порубежье страны.

Что поражает в биографии героя нашего очерка, так это жажда знаний. Будучи подростком, пришлось ему ходить за знаниями многие версты дороги, туда и обратно. В любую погоду. Школа, где он учился в шестом и седьмом классах, отстояла от дома на расстоянии сорок километров! В восьмом классе Ивану пришлось ходить «всего» семь километров.

ПОБЕГ ИЗ НЕВОЛИ

Великую Отечественную войну, которую нынче «запретили» в Укро-Майдании (не путать с Украиной!), Иван Вертелко встретил в родной деревне Стригово Брянской области.

— Хорошо помню тот день 22 июня 1941 года, хотя мне тогда было всего четырнадцать. Утром мать послала меня за какой-то мелочью на базар, который был на железнодорожной станции между Брянском и Гомелем, километрах в пяти-шести от нашей деревни. Бродил я между торговыми рядами, приценивался, и вдруг музыка прекратилась, и из репродуктора донеслось: «Германия вероломно напала на Советский Союз…» Со всех ног я рванул в деревню — у нас там радио не было, и я первым принес эту страшную весть. Родители мне сначала не поверили, а отец вообще отвесил подзатыльник, чтобы я глупости не говорил. Но мои слова, увы, оказались правдой…

Буквально через несколько дней мы всей деревней начали строить противотанковые оборонительные сооружения вдоль Десны. Но наш труд пропал даром — фашистские войска обошли их стороной, и мы оказались у них в глубоком тылу. А через деревню на восток еще долго шли наши отступающие войска, которые стремились вырваться из котла. Многие были без оружия, оборванные, и мы отдавали им — какая уж была! — гражданскую одежду.

Где-то в конце июля — начале августа в деревню вошли немцы. В наш двор они поставили «летучку» — грузовую машину с закрытым кузовом, в которой размещалась передвижная мастерская. С ранних лет я пареньком был очень шустрым, и характер мой в это суровое время проявился сразу. Я все прикидывал, как бы фашисту насолить, и не придумал ничего лучшего, как спереть из этой машины ящик с инструментом и закопать его в огороде. Я считал это своим вкладом в дело борьбы с фашистами и гордился им.

А среди солдат, что остановились в нашем дворе, как я потом понял, были не только немцы, но и мадьяры, болгары и чехи. И когда они хватились своего ящика, то болгарин подошел к матери и на ломаном русском сказал, что если это ее сын взял инструменты, то пусть лучше вернет. Иначе может быть худо. Мать вся в слезах ко мне. Делать нечего — откопал я его и отнес обратно.

В 1943 году Ивана и других молодых ребят намеревались угнать на принудительные работы в гитлеровскую Германию. Отловив, разместили в лагере — колючая проволока в три ряда.

— Охрана была смешанной, и среди полицаев я узнал одного, знакомого, из местных. Сказал, что у нас есть немецкие марки, продукты, — все ему отдадим, пусть он только ночью на час от ограды отойдет. Согласился.

Покопались и сумели убежать трое. Ранним утром добрались до полустанка, где лесозаготовки велись. Барак стоит. Я — самый рослый и боевой — рискнул, туда отправился. Там дивчина сидит молоденькая, что-то вроде учетчицы. Там и местные на заготовках работали, оказывается. Попросил: дай нам бланк, пусть и без подписи, что и мы здесь работали. Видно, понравился я ей, дала она нам липовые бумажки.

Мы прошли два десятка километров, никто нас не проверил. До Стригово добрались. Поздним вечером в хаты свои пробрались, ночь пробыли и решили больше не рисковать. В нескольких километрах от села, в овраге выкопали землянку, и до осени там прожили, — пока наши не пришли.

Осенью сорок третьего после освобождения Брянщины нас, молодых, вначале отправили работать на железную дорогу — ремонтировать пути, которые немцы поломали, попортили на десятки километров, а затем призвали в армию. Как оказалось в моем случае, призвали навсегда.

ДОРОГАМИ РАЗВЕДЧИКА

Вертелко был определен в 75-й отдельный мотоциклетный разведывательный батальон, входивший в состав 29-го Гвардейского Знаменского Краснознаменного орденов Суворова и Кутузова танкового корпуса 5-й Гвардейской танковой армии Ротмистрова.

— Прошло несколько дней, и вот как-то рано утром наше отделение отправили в разведку. Это было мое первое боевое задание. Двигались мы по узкой лесной дороге, и вдруг по нам начали стрелять. А стоял такой густой туман, что невозможно было даже понять, с какой стороны противник ведет огонь. И тогда наш командир отделения сержант Синицын крикнул нам, чтобы мы отходили, и сразу же упал, скошенный автоматной очередью.

Кто-то из наших ребят взял управление отделением на себя, мы чуть отошли назад, а потом с двух сторон окружили место засады. И каково же было наше удивление, когда в небольшом окопчике мы обнаружили всего лишь одного немца, да к тому же раненого… Что хочу сказать: ко всему можно привыкнуть на войне, к любым невзгодам, тяготам, лишениям, голоду, холоду. Но к смерти товарищей я привыкнуть не мог…

Судьба явно благоволила к нему с первых же дней. Вот, например, такой случай. Было короткое затишье. Опушка леса. Как поется в одной песне: «Есть минуты тишины, когда бой затихает устало, и разрывы совсем не слышны…» И вот другой Иван, по фамилии Кравченко, в ожидании контратаки немцев возьми, да и предложи — давай, мол, поменяемся окопами? Чтобы как раз по росту. Ладно, махнулись. И что же? Буквально через несколько минут вражеская мина разорвалась аккурат перед бывшим вертелковским окопом, а Кравченко умер на руках у своего товарища.

Ефрейтор Вертелко особенно отличился в боях за Борисов и Минск. Действуя в составе разведгруппы старшего лейтенанта Мусина, он вместе с боевыми друзьями удачно форсировал реку Березину в окрестностях села Студенка — там, где русские войска в 1812 году довершили окончательный разгром разноязыкой армии Наполеона.

Первую боевую награду — медаль «За отвагу» — Вертелко получил после освобождения Минска. Потом были многочисленные благодарности Верховного главнокомандования — за участие в освобождении Молодечно, Борисова, Минска, Каунаса, Вильнюса.

К концу зимы 1945-го года восемнадцатилетний Иван Вертелко считался матерым разведчиком. Вместе с товарищами он захватывал языков на территории Белоруссии, в Прибалтике, Курляндии и в Восточной Пруссии.

— Дело было опять же в Прибалтике. Фронт стабилизировался, обе стороны основательно окопались и замерли в ожидании. Одни ждали атаки, другие — держали оборону. В такое затишье всегда очень трудно добывать языков. А командование требует — нужна информация!

В том месте, где мы тогда остановились, нейтральная полоса была довольно широкой — метров четыреста-пятьсот, а то и больше. И стояли на ней полуразрушенные крестьянские дома, какие-то хуторки. Жителей, конечно, не было — всё это пространство хорошо простреливалось. А вот живность домашняя была. Она же не понимала, что идет война, и только, наверное, радовалась, что разрушены сараи и загоны и можно спокойно гулять, где хочется.

Этим мы и воспользовались. Поймали крупного гусака и несколько гусынь. Под покровом ночи пробрались к хуторку на «нейтралке», привязали гусиного «паренька», а его «девчат» отпустили. Мы же в основном были парнями деревенскими и знали, что гусыни от своего вожака никуда не уйдут. Сами далеко уходить не стали, а устроили засаду в нескольких метрах от гусей и стали ждать. Надеялись, что немцы увидят птиц и захотят добыть свежей гусятинки. Так оно и вышло. Чуть рассвело, гуси стали гоготать, хлопать крыльями. Фрицы это заметили и отправили за добычей нескольких бойцов. Видно, эти парни были слишком голодными, потому как пробирались без особой предосторожности. Это их и сгубило. А у нас радость была двойная — и боевое задание выполнили, и гуси стали приятным дополнением к скудному солдатскому пайку…

А вот как воевал — об этом языком того времени лучше всего говорит боевая характеристика, подписанная 8 февраля 1945 года старшим лейтенантом Мусиным: «За время пребывания в б-не тов. Вертелко показал себя смелым воином-разведчиком. Находясь в развед. группе тов. Вертелко уничтожил 34 немецких солдата, за что представлен к правительственной награде — ордену «Красная Звезда». Дисциплинирован. Внешне подтянут. Делу партии Ленина-Сталина и Социалистической Родине предан. Вывод: достоин учиться в мотоциклетном училище».

«ПОДХОДИ ПОБЛИЖЕ, ГАДЫ!»

Свой боевой путь Иван Вертелко заканчивал на берегах холодной Балтики. Части 5-й Гвардейской танковой армии, вышедшие на побережье, подвергались массированному обстрелу с немецких кораблей.

— Это было ужасно. От бомбежки с воздуха можно спрятаться. От ударов наземной артиллерии и минометов при желании тоже удавалось уберечься. Но от залпа из трех-четырех снарядов, выпущенного 203-мм или 310-мм корабельным калибром, не спасет ни окоп, ни землянка в три наката. После попадания таких снарядов оставались только огромные воронки, и больше ничего. Наша дальнобойная артиллерия, способная отгонять корабли от берега, еще не подошла, и мы чувствовали себя чертями на сковородке, в которую кто-то огромный и сильный плюхал огненную яичницу.

Бой под литовским Шауляем Иван Петрович отлично помнит до сих пор:

— Еще в деревне, мальчишкой, я выстругивал из дерева шашки и револьверы, с которыми «воевал» с такими же пацанятами. А потом вообще перещеголял всех, купив у старьевщика за «красненькую», то есть за тридцать рублей, которые спёр у родителей, пугач и двадцать пистонов к нему. Ох и досталось же мне тогда от отца, несколько ночей я мог спать только на животе!

Так вот, найдя как-то на поле боя немецкий пулемет MG-34, я радовался, как ребенок, и с удовольствием испытал его качества, стреляя по пустым бутылкам, выставленным на бруствере окопа. Правда, взять трофей в башню танка командир мне запретил. Итак, мол, места не хватает. Тогда я приспособил свою находку на броне, между башней и запасным топливным баком. Авось на что-нибудь и сгодится. И сгодился!

Как-то во время очередной контратаки немцев, — а они, пытаясь деблокировать наше кольцо, предпринимали их по нескольку раз на дню, — я вспомнил о трофейном пулемете. Приладив его на бруствер окопа, в котором стоял наш танк, снарядил ленту несколькими сотнями патронов и с нетерпением стал дожидаться очередной атаки гитлеровцев.

И вот они появились снова. За темными силуэтами танков шли в полный рост высокие парни с закатанными рукавами мундиров, со шмайсерами в руках. Подбадривая себя выкриками, они стреляли от живота длинными захлебывающимися очередями, от звука которых мурашки пробегали по телу. У них голенища сапог очень широкие, они в них по шесть рожков в каждый засовывали, поэтому могли стрелять, практически не экономя патронов, только успевай менять!

Ну, думаю, сейчас вы у меня своего родного огонька отведаете! Почувствуете, каков он на вкус! Передернув затвор, выхватил в прицел первую цепь. Подходи поближе, гады! Пулемет вздрогнул и пошел косить, перебивая треск их автоматов. За несколько минут мы сумели отсечь пехоту от танков, атака немцев захлебнулась. Так повторилось за день три-четыре раза.

Уже после командир сказал Вертелко, что он уничтожил тридцать четыре фашиста. За тот бой он получил орден Красной Звезды.

РАНЕНИЕ В ГОЛОВУ

В марте 1945-го разведчику Вертелко пришлось сменить фронтовую специальность — стать танкистом. Однажды во время очередного боя он заменил раненого заряжающего, да так в экипаже и остался. Война, лязгая, катилась под гору, но потерь при этом никто не отменял. Враг продолжал драться с неослабевающим упорством, надеясь повторить «чудо под Москвой», но уже применительно к осажденному Берлину и столице Восточной Пруссии — Кёнигсбергу.

Что ж, можно было подбить из фаустпатрона стальную громаду Т-34, заставив выбираться из нее, готовой взорваться в любую секунду, молодого «рус Ивана», легко раненого в голову, — но остановить возмездие было уже невозможно.

— Несмотря на свой довольно высокий, совсем не танковый рост — метр восемьдесят три, я быстро освоился со специальностью танкиста и за пару месяцев успел побывать в различных передрягах — и испытать на броне своего танка мощь фаустпатрона, и эвакуироваться из объятой пламенем машины, и получить ранение.

Не знаю, случайное это совпадение или нет, но как раз после ранения я и получил предписание о направлении на учебу в Казань. А дело было так. Когда начался артобстрел наших позиций, я находился неподалеку от своего танка. Поступила команда «К бою!», и я со всех ног рванул на броню. Если бы я был чуть подальше от танка или бежал чуть помедленнее, то всё могло быть по-другому. Но у истории нет сослагательного наклонения. Все случилось так, как случилось…

Не успел залезть в люк — небольшой осколок вражеского снаряда попал мне в голову, и вместо поля боя я оказался в медсанбате. Правда, из него я очень быстро сбежал — не хотелось отставать от своего подразделения. Командир похвалил меня за верность фронтовому товариществу и… вручил предписание в училище.

День Победы, который Вертелко мечтал встретить под стенами поверженного Рейхстага, застал его в Казани, куда он был направлен во 2-е тяжело-танковое училище.

— Мы, новоиспеченные курсанты, в сотню глоток кричали «ура». Над городом взлетали ракеты, и повсюду стояла пальба, которая казалась мне похоронным салютом по всем войнам, когда-либо гремевшим на земле.

…Вот уже который год генерал Вертелко работает в Фонде социально-экономической реабилитации сотрудников и ветеранов спецслужб и правоохранительных органов «Альфа-Центр». Он активно участвует в жизни спецназовского содружества и даже снялся в популярном клипе Алексея Филатова «Прадеды, деды…»

Вместе с ветеранами «Альфы» Иван Петрович выезжал в Будённовск и в Воловский район Липецкий области, где родился Герой Беслана прапорщик «Альфы» Олег Лоськов.

Глядя на Ивана Петровича, можно только позавидовать огромной энергии этого человека. Свою книгу воспоминаний он озаглавил так: «Служил Советскому Союзу». Нет уже этой страны, но осталась Россия. Ее патриотом генерал Вертелко является от Альфы до Омеги. 

 

Газета «СПЕЦНАЗ РОССИИ» и журнал «РАЗВЕДЧИКЪ»

Ежедневно обновляемая группа в социальной сети «ВКонтакте».

Свыше 46 000 подписчиков. Присоединяйтесь к нам, друзья!

 http://vk.com/specnazalpha