Звонок Савельева

События назревали. Это чувствовалось по многим признакам. Хотя бы по отсутствию в Москве ключевых силовиков, отбывших на юг. Причём отнюдь не для отдыха. Отделение Группы «А» в полном составе было направлено в Моздок для охраны спецпоезда, в котором находились министр обороны Павел Грачёв и глава МВД Виктор Ерин. Старшим по охране штабного поезда был назначен Юрий Викторович Дёмин, заместителем у него был майор Владимир Соловов.

То, что Большая война неминуема — было понятно. Неясным оставалось одно: когда? Хочу подчеркнуть, что на Северный Кавказ было командировано много наших сотрудников. Там же, в Моздоке, находился «альфовский» резерв во главе с Анатолием Николаевичем Савельевым. Все задачи относительно отправки людей ставил начальник Главного управления охраны России Михаил Иванович Барсуков.

В начале декабря со мной неожиданно связался Савельев, позвонивший не по специальной связи, а с обычного городского номера.

— Здесь назревает очень серьезная ситуация, — доложил он, не вдаваясь, впрочем, в подробности. — По телефону я не могу ничего рассказать. Но обстановка более чем серьезная. Поэтому я убедительно прошу вас, Геннадий Николаевич, прибыть сюда, чтобы вы на месте разрешили возникшую проблему.

О состоявшемся разговоре я доложил Барсукову, спросив разрешение на поездку в Моздок. Туда же, кстати, отправлялся контр-адмирал Захаров Геннадий Иванович, возглавлявший Центр специального назначения Службы безопасности Президента. Мы скооперировались и вылетели одним спецрейсом.

…Это была не первая моя командировка в Моздок. В конце 1992 года наше подразделение в полном составе длительное время находилось в зоне осетино-ингушского конфликта, вместе с «Вымпелом». Мы выполняли отдельные оперативные задания, однако непосредственно в конфликте участия не принимали. Хотя, не скрою, некоторые ответственные товарищи настаивали именно на этом.

Попытка штурма Грозного

По прилете я сразу же встретился с Савельевым и Дмитрием Михайловичем Герасимовым — на тот момент начальником Управления специальных операций ФСК (создано в декабре 1993-го). Переговорив с ними, я понял всю серьёзность ситуации. Отрядам спецназа уже был отдан предварительный приказ: после объявления времени «Ч» на бронетехнике ворваться в Грозный и захватить дворец Дудаева.

Проведя расчёт сил и средств, мы пришли к неутешительному выводу, что выполнить поставленную задачу возможно, но — ценой гибели личного состава.

Подтверждением тому был второй поход оппозиции на Грозный, 25 ноября. Его разработали в Министерстве обороны. Силы оппозиции поддерживали рекрутированные солдаты и офицеры Таманской и Кантемировской дивизий. Они согласились принять участие в деле за вознаграждение. Подыскать желающих среди офицеров и прапорщиков, чьи семьи после распада Советского Союза оказались практически без средств к существованию, — оказалось делом техники.

В состав отрядов объединённой оппозиции было передано шесть изношенных вертолётов с экипажами. Пилоты набирались из Северо-Кавказского военного округа. Кстати, когда Дудаев заявил, что российская авиация бомбит Чечню, ему ответили: оппозиция, дескать, закупила «вертушки» и посадила в них свои экипажи.

Атакующие должны были ударить с разных сторон и собраться в броневой кулак в центре города у президентского дворца. Очевидно, авторы этого плана полагали, что один вид грозной техники заставит противника выкинуть белый флаг и отдать власть.

26 ноября смешанные колонны устремились на Грозный. Дудаевцы успели основательно подготовиться. В районе села Петропавловское по колонне открыли огонь две гаубицы, зенитная пушка и АГС, а также замаскированные автоматчики.

Силам оппозиции, шедшим со стороны Толстой-Юрта, удалось добраться до центра города. Возле площади Шейха Мансура они попали в кольцо окружения. Бойцы Гантамирова, вошедшие со стороны Черноречья, на территории Заводского района натолкнулись на боевиков Шамиля Басаева, где понесли большие потери в живой силе.

Примерно половина всей бронетехники, задействованной в операции, была уничтожена. Как рассказывали очевидцы, сопровождавшие танки оппозиционеры, оказавшись в городе, кинулись грабить киоски, магазины и квартиры. Однако представлять всех трусами и мародерами — значит, перепевать удуговскую пропаганду.

Оппозиции удалось захватить ряд объектов в Грозном. Один из российских офицеров вспоминал: «…Танки пошли вперед, к дудаевскому дворцу. В этот момент поступили данные о том, что захвачен телецентр, и единственной целью остался дворец Дудаева. Уже потом мы узнали, что телецентр захватили люди из Кень-Юрта — один из самых боеспособных отрядов оппозиции. Но затем они были окружены Национальной гвардией Дудаева. После противостояния им предложили сдаться, обещая сохранить жизнь. Тогда вышли около семидесяти оппозиционеров, и им были отрезаны головы. Я держал в руках списки этих людей».

Надо сказать, свою задачу танкисты-добровольцы выполнили: к президентскому дворцу прорвались, и встали. В течение нескольких часов им никто не давал четких команд относительно дальнейших действий: стрелять, не стрелять? Пока сидели в машинах без прикрытия пехоты, их «просто» сожгли гранатометчики. Часть попала в плен, всего около сорока человек. Этот факт был использован ичкерийскими пропагандистами. Зарубежные телекомпании потом с удовольствием передавали кадры с волонтёрами, которые рассказывали, как было дело.

Блицкрига не получилось, зато победа моментально усилила позиции Дудаева, который пригрозил расстрелять пленных, если российский президент не признает их своими военнослужащими. Ельцин в ответ объявил ультиматум: разоружиться и сдаться, иначе будет проведена полномасштабная армейская операция.

Противник извлек из двух походов на Грозный надлежащие уроки и очень серьезным образом подготовился. Приведу один только пример. В районе железнодорожного вокзала имелись по обочинам канавы — единственное место, где можно было укрыться от огня. Боевики это предусмотрели: в канавах была заранее разлита солярка, и когда в ходе боя возникла подходящая ситуация — её подожгли.

Разговор с Грачёвым

Поселился я в бывшей казарме. Когда выходил покурить (я тогда ещё не бросил многолетней привычки «дымить»), то рядом часто оказывались молодые ребята — солдаты осеннего призыва. Они просили сигаретку. Пачка моментально пустела. Но дело-то было не в этом.

— Ты, наверное, танкист? — помню, запросто спросил меня один из солдат.

— С чего это ты взял?

— В чёрной форме! Такая только у танкистов.

Тут требуется пояснение. В Моздок я вылетел в нашей униформе черного цвета, без знаков различия. То, что перед ними командир «Альфы», — солдаты не подозревали.

Отвечаю:

— Правильно догадался, я — танкист. Скажи, сколько времени ты служишь?

— Колька, сколько мы служим, семь или восемь дней? — обратился он к своему товарищу.

— Восемь, — откликнулся тот.

Восемь дней… Бог ты мой! Вместе с другими такими же ребятами они, вероятно, были вскоре брошены в Грозный — необученные, не обстрелянные, без армейского и жизненного опыта. Их улыбающиеся лица я помню до сих пор. Думаю, то были солдаты 131-й Майкопской мотострелковой бригады, которая понесла в Грозном тяжелые потери в районе железнодорожного вокзала. Сужу об этом, поскольку те, с кем я говорил, призывались из Краснодарского края.

В Моздоке я пробыл около недели. Уяснив ситуацию, равно как и возможные последствия, я обратился к Сергею Вадимовичу Степашину с просьбой организовать аудиенцию у министра обороны. Он, надо отдать должное, дал положительный ответ и быстро решил этот вопрос.

В назначенное время мы — Степашин, Захаров и я — вошли в штабной вагон спецпоезда. Ждать пришлось около четверти часа. Первым появился Ерин. В спортивном костюме. Затем спустя ещё некоторое время к нам вышел министр обороны — в таком же виде. Перед нами сюда прибыли заместитель начальника ГРУ и руководитель разведки ВДВ. По своей линии они докладывали Грачёву, разложившему на столе карту, оперативную обстановку и уточняли объекты, по которым предстояло работать.

Конечно, Павел Сергеевич был заложником общей политической ситуации. Как и осенью 1993-го. Однако это его танки били по зданию парламента. И теперь, поставленный в жёсткие рамки, как член команды Ельцина, он вынужден был проводить в жизнь силовой вариант с далеко идущими последствиями.

…Я смотрел на Грачёва, на его спортивный костюм. Отчего-то мне вспомнился вечер 3 октября накануне штурма Белого дома, когда вместе с командиром «Вымпела» генералом Герасимовым мы прибыли в кабинет министра обороны — расслабленные жесты, вольная поза.

Тогда, в октябре, Грачёв не хотел отвечать за последствия ввода войск в Москву, настаивал на личной санкции президента относительно применения танков. И в дальнейшем сделал всё, чтобы переложить ответственность на своих подчиненных. А теперь, как будет теперь? Москва — не Грозный, и президентский дворец не капитулирует под гарантии «Альфы», как это произошло 4 октября 1993-го.

Да, опять нас накоротке свела судьба. Я стоял и мрачно думал о тех словах, которые мне предстоит сейчас сказать этому человеку, обещавшему захватить Грозный полком десантников. Что ж, захватить можно, но что делать дальше, как удержать — вот вопрос. Я всё больше утверждался в мысли, что людей нужно спасать.

Когда доклады закончились, пришёл наш черёд. Захарову было много легче мотивировать свою позицию. Он начал с того, что обстановка в Москве тяжёлая, напряжённая. Стало быть, она требует усиленной охраны первого лица государства. А тут, в Моздоке находятся пятнадцать сотрудников СБП, которым место в столице.

— Вопросов нет. Забирайте своих людей, — тут же принял решение Грачёв.

После Захарова уже я сформулировал аналогичную просьбу — отозвать группу Савельева. Ответ был раздражительный по форме и резко отрицательный по своей сути. Дословно приводить его не хочу. Я повторил просьбу: «Товарищ министр обороны…» И снова жёсткая, оскорбительная реакция. И так несколько раз, пока, наконец, я не услышал:

— Можете забирать своих людей!

Пришлось добиться еще и письменного разрешения. А вечером мы вылетели в Москву. Группа Герасимова осталась в Моздоке. Впоследствии сотрудники Управления специальных операций с войсками вошли в Грозный. Знаю, что Дмитрия Михайловича там сильно контузило. Что касается «альфовцев», то они были готовы выполнить поставленную задачу. Даже не сомневаюсь в этом…

«Можете меня наказать»

Был уже вечер, когда мы прилетели в Москву. Погрузились в наш автобус и отбыли к месту постоянной дислокации подразделения. На протяжении нескольких дней мне никак не удавалось переговорить с Барсуковым. Наконец, когда телефонный контакт состоялся, он высказал мне своё «фэ»:

— Почему вы сняли людей?

— Михаил Иванович, я же просил вашего разрешения: вылететь в Моздок, разобраться на месте и принять решение. Я разобрался и принял его… в таком виде.

— Вы не имели права этого делать!

— Может быть, я ошибся. Но счел нужным поступить именно так. Если вы считаете меня виновным — можете наказать. Но решение я принял, исходя из конкретной обстановки.

Ну, а потом всё встало на свои места, и наши взаимоотношения оставались нормальными, без каких-либо недоговоренностей.

Жизни наших товарищей были сохранены для последующих сложнейших операций, в которых им довелось участвовать. Ведь впереди был Будённовск! Спасённые заложники и уничтоженные террористы — порука правильности принятого тогда в Моздоке непростого решения. Но меня не покидает душевная боль за погибших. За тех мальчишек в шинелях, с которыми я говорил в Моздоке, за всех, кто искупал своими жизнями преступную недальновидность политиков и высоких чинов, осуществивших Первую Чеченскую кампанию в формате новогоднего штурма Грозного.

В своём рассказе я упомянул двух наших товарищей. Герой России полковник Савельев — он переживёт описываемые события на три года. Пройдёт Будённовск, а скоропостижно скончается в Москве 20 декабря 1997 года, от острого сердечного приступа, спасая жизнь захваченного террористом шведского дипломата.

Майор Соловов погибнет раньше — в Будённовске, где в течение сорока минут, тяжело раненый в руку, будет вести бой, прикрывая отход товарищей, попавших в огневой мешок.

Вечная им память! Всем, кто погиб за Родину…