70 ЛИСТОВ ИЗМЕНЫ

КАК СДАВАЛИ ПРОСЛУШКУ АМЕРИКАНСКОГО ПОСОЛЬСТВА

В середине 2007 года вышла книга Вадима Асташина «На яру» с подзаголовком «Повесть о брате». Она – об одном из разработчиков той самой посольской прослушки Вячеславе Асташине, талантливом конструкторе уникальной технической системы съема информации. Автор документальной повести, брат изобретателя, сегодня гость нашей редакции.

—Вадим Васильевич, в дни, когда отмечается 90 летний юбилей органов государственной безопасности, надо вспомнить не только победы, но, наверное, и печальные даты. Одна из них 5 декабря 1991 года. Что произошло тогда?

—В тот день председатель Межреспубликанской службы безопасности (МСБ, в которую только что переименовали КГБ) Вадим Бакатин передал американскому послу Роберту Страуссу 70 листов схем заложения подслушивающих устройств в новом здании посольского комплекса в Москве.

Газеты писали, что Страусс обалдел. И было отчего. История разведки не знала подобного претендента. Конечно, измен и предательств хватало. Но чтобы первое лицо службы госбезопасности сдало оружие противнику и тем самым как бы подало сигнал к разгрому КГБ, такого, кажется, еще не бывало. Сам Страусс сообщил прессе о подарке Бакатина лишь через две недели. Откровения посла возымели эффект разорвавшейся бомбы. Что тут началось… десятки статей в газетах, журналах, комментарии по телевидению. Шквал откликов.

—И во всех Бакатин осуждался?

—Нет. Разброс мнений самый разный. Я бы разделил их на три потока. Иностранные источники, преимущественно американские, наши— демократические, точнее, либеральные. Эти два потока откликов мало отличаются друг от друга. В них инициатива Бакатина называлась «жестом доброй воли», который «с пониманием будет встречен американским народом», и считалась естественным ходом событий после провала ГКЧП в августе 1991 года. Раз путч подавлен, то, мол, надо идти в направлении улучшения отношений между СССР и США. Это касается и налаживания контактов спецслужб обоих государств. Дескать, в таком историческом контексте следует рассматривать тот шаг Бакатина.

Третье направление откликов— патриотическое, по терминологии Бакатина— «национал-патриотическое». Здесь превалируют высказывания ветеранов разведки и контрразведки. Их мнение, несмотря на разную доказательную базу, однозначно: Бакатин предатель. Без всякой скидки на время и обстоятельства. Наиболее полный и обобщающий смысл, на мой взгляд, содержится в словах одного бывшего генерала КГБ: «Если есть государство, есть и система государственной безопасности. Несмотря на смены политических режимов, несмотря на выдумывающих свое историческое предназначение деятелей, она будет всегда. Измена ей— измена государству».

—И вы при подготовке книги опирались на эти источники?

—В основном. Перелопатил полсотни публикаций, появившихся в печати, как по горячим следам, так и уже в наше время. Многие из них любой желающий может найти в Интернете. Беседовал с ветеранами спецслужб, знавших Вячеслава Асташина или владеющих проблемой. Что касается характеристики его личности в широком плане, то здесь главное— личные воспоминания, ведь он мой брат.

—Расскажите о нем подробнее и обозначьте хронику тех событий.

—В 1967 году Слава окончил ЛЭТИ— Ленинградский электротехнический институт им. Ульянова (Ленина) по специальности «инфракрасные и ультрафиолетовые лучи». Как наиболее перспективный выпускник, занимающийся в институте техническим творчеством, был оставлен на кафедре акустики. Но тут пришел запрос о распределении его в КГБ, как хорошо зарекомендовавшего себя на преддипломной практике в одном из КБ. В том же году он пришел в конструкторское бюро спецтехники (СКБ). Вскоре его подключили к проектированию прослушки, работы над которой велись и до него. Он внес несколько перспективных идей. Его заметили и в 69 м назначили начальником группы в одном из отделов того же КБ. Эта должность значилась офицерской, и брату в 70 м присвоили воинское звание «капитан», до этого он был старшим лейтенантом запаса.

Общими усилиями подслушивающую систему довели, что называется, до ума. Ее испытали, результаты оказались неплохими. Мой брат уже подполковник и начальник отдела. Дело оставалось, как говорят, за малым— встроить технические новшества в какой нибудь объект с контрразведывательной целью. Тут до конструкторов и довели постановление политбюро ЦК КПСС о подслушивании посольства США. Американцы как раз собирались построить новое здание на Пресне и уже заказали проект одному известному в США архитектору.

Окончательная договоренность о строительстве (одновременно и нашего здания в Вашингтоне) относится к 1976 году. А само здание начали возводить в 79 м. Эти годы уходят на доводку системы до новых, более жестких параметров, устранение выявленных недостатков и подгонку прослушки к конкретному объекту. С 79 го идет вмонтирование подслушивающе-передающих элементов в строительные конструкции— бетонные блоки, стеновые панели, перекрытия— непосредственно на заводах ЖБИ. Некоторые из них находились за границей. По одной из версий— в Финляндии.

—В своей книге вы пишите, что прослушка— гениальное электронное устройство, единственное в своем роде на то время. А вот Бакатин в интервью доказывает обратное: «… Вопреки утверждениям «знатоков» никаким особым изобретением, каким то «сверхухом» система не являлась. Принцип был гениально прост: «микрофоны-наушники»… Учитывая, что в специальных журналах многие элементы системы были рассекречены, морально устарели, я предложил…»

—Мне известны эти и некоторые другие высказывания Бакатина, которыми он низводит внедренную электронику до обыкновенной побрякушки. Однако позвольте усомниться.

Понятие «микрофоны-телефоны» в данном случае верно только отчасти, весьма отдаленно, лишь в том смысле, что все передающие системы, существующие в природе или созданные искусственно, действуют по схеме «передатчик— приемник». Что же касается нового здания посольства в районе Арбата, то оно представляло собой, по существу, огромный микрофон. Он опирался на тысячи «точек», вмонтированных в кирпичи и бетонные плиты. Энергетическая подпитка таких устройств вечна, поскольку осуществляется за счет естественной вибрации несущих конструкций, тепловых коммуникаций и даже циркуляции водяных паров внутри стен. Один шутник писал: вполне можно предположить, что земля, на которой стоит здание, не земля, а сплошные радиоприемники, трава— антенны, да и сам воздух что то передает и отслеживает. Это, конечно, преувеличение, но что то от правды в этих словах все таки есть.

Пролить свет на проблему позволяют интервью многих бывших высокопоставленных офицеров КГБ, в частности руководителя отдела по противодействию спецслужбам США, уволенного в 1992 году, и одного из начальников оперативно-технического управления КГБ, ушедшего в отставку в том же году. То есть тех, кто в некоторой степени были заказчиками на разработку прослушки, или, по крайне мере, лицами, в ней заинтересованными, и ее сдача проходила во время их службы. А они отзываются об электронной системе с похвалой. И что же, им, специалистам, не верить, а Бакатину? А вот заключение сената США, который на специальных слушаниях пришел к выводу, что проникновение в дипломатическое представительство с помощью особой советской спецтехники является «самой масштабной, самой сложной и умело проведенной разведывательной операцией в истории».

Так что Бакатин передал не устаревшую и недееспособную технику, а совершенно секретную, новаторскую даже по уровню 91 го года, хотя с начала активной ее разработки прошло двадцать лет. И в случае заселения дома очень даже эффективную.

Беда и в другом: проанализировав полученную от Бакатина информацию, американцы узнали техническую характеристику всего технического комплекса, его возможности и сделали более или менее обоснованные выводы о наших перспективных направлениях работы как с научно-технической, так и с оперативной точки зрения. Все это нанесло огромный ущерб интересам России.

—В материальном выражении— сколько? У вас есть такая цифра?

—Нет. Но есть другие официальные данные. В конце горбачевской перестройки, да и ельцинского преемничества, предательство расцвело махровым цветом, такого всплеска Россия не знала за всю историю. С 1991 по 2003 год 130 российских граждан были пойманы с поличным при передаче за бугор военных и государственных секретов. А если сюда прибавить торговлю сведениями о зарубежных сотрудниках наших спецслужб, то урон, нанесенный стране, оценивается в половину ее золотого запаса.

—Вы сказали: «В случае заселения дома…» Выходит, прослушка ни дня не работала?

—В ряде печатных источников (а других сведений у меня нет) утверждается, что в 82 м, то есть через три года, тайная операция КГБ потерпела провал. Американцы будто бы обнаружили «жучки» в кирпичах. Конгресс США заморозил стройку. Заодно запретил заселение нового здания, которое мы возвели для нашего посольства в Вашингтоне.

Напрашивается вопрос: Если «уши» были обнаружены в 82 м, то чего ждали девять лет? Неужели— кто кого плотнее припрет к стенке во взаимных препирательствах? Но наши стояли к стенке не ближе американцев. Они примерно в это же время прокладывали под наше посольство сверхсекретный тоннель, нашпигованный спецаппаратурой для подслушивания и слежки. Правда, утверждается, что операция большого вреда нам не принесла. Информация о ней нашего агента, сотрудника ФБР, быстро переориентировала контрразведчиков. В тоннель будто бы сливались только нужные нам, то есть ложные сведения.

Был приемлемый вариант: вместе с ключами от нашего посольства на Маунт-Алто получить схему подслушивающих устройств. Тогда у Бакатина появилось бы хоть какое то оправдание своей безумной затеи. А так— чистая уступка без каких либо обязательств с американской стороны. На запрос посла Страусса в Вашингтон, что делать с принесенными Бакатиным схемами, был ответ: «Принять, но ничего не обещать взамен».

—Скажите, а зачем американцам наши схемы? Неужели за девять лет, зная, что их здание напичкано аппаратурой, они не сумели определить ее технической характеристики?

—В конце 80 х американские специалисты с помощью компьютерных томографов просветили основные конструкции строящегося здания. И выявили отдельные элементы в системе подслушивания. Сделать же исчерпывающие выводы оказалось невозможно. Наши контрразведчики добыли строго секретный документ с анализом всех найденных элементов. И узнали, что до некоторых главных узлов американцы так и не дошли, а часть блоков вообще прошла мимо их внимания. Что представляет собой система в целом, каковы ее параметры и принципы работы, как она действует— тогда американские специалисты так и не поняли.

И потом попробуйте поставить себя на место поисковика. Томограф выявил в бетонной плите инородное тело, которое там вроде бы не должно находиться. Стену взламываете и видите какую то маленькую пластинку из непонятного материала. Что это, посторонний предмет, случайно попавший в бетон, или элемент блока питания? А попытайтесь отличить кабельную трассу подслушивающего устройства, например, от куска арматуры, под которую эта трасса замаскирована.

—Как сложилась судьба вашего брата?

—Подполковник Вячеслав Асташин в начале ноября 91 го, примерно за месяц до того, как посольскую прослушку сдали, уволился в запас. Ушел, подчеркну это, по собственному желанию.

Тут надо сказать, что в жизни Славы был кризисный момент, когда он сомневался в моральной чистоте своих профессиональных занятий. Это было связано с появлением диссидентства в нашей стране, точнее, его второй волны, когда любовью к Западу воспылал академик Сахаров, один из «отцов» водородной бомбы. Вопрос, который Слава поставил перед собой, был сложен и прост одновременно. Сложен: как быть, если сам Сахаров, не ему чета, подает сигналы из горьковской ссылки? Прост: чтобы иметь представление о противнике и не бояться его, надо по возможности знать о нем все. Изобретение Славы как раз и было в русле решения этой задачи, одни из барьеров, возведенных на пути американского мирового господства, названного сегодня глобализацией. Брат, преодолев колебания, укрепил свою позицию.

И вот теперь добровольный выход на пенсию дал повод заявить некоторым ветеранам спецслужб— моим собеседникам, что Слава покинул КГБ в знак протеста против участия руководства госбезопасности в августовском путче. То есть сомнения наконец то созрели в некий плод непримиримой принципиальности, съев который, он тотчас прозрел и развернулся на 180 градусов. Хотя, безусловно, понимал, что действия ГКЧП, пусть неудачные, были направлены на защиту конституционного строя и советской власти, которой он, как офицер, присягал.

Это мнение уважаемых людей противоречит словам Славы, сказанное мне не раз: «Выбор сделан и отхода нет». Вновь повторяю: брат никогда не был похож на флюгер, который всякий раз поворачивается туда, откуда дует ветер. Он хоть и сомневался иногда, что свойственно каждому человеку, но если решил— отрезал. Да и не согласуются его действия с событиями, инициированными Бакатиным после прихода в КГБ. Цель Бакатина разрушить эту государственную структуру, или, как он говорил, реформировать, что, очевидно, одно и то же.

Слава многое не знал, но немало проходило на его глазах. Он понимал, что скоро совершится государственная измена, и не хотел видеть этого позора, находясь в стенах столько дорогого для него учреждения. Он рассуждал примерно так: без меня делайте, что хотите, но видеть, как гробят мое детище, тем более содействовать злодеянию, выше всяких сил. Так что уход брата со службы был действительно формой протеста. Но только против политики Бакатина.

Слава, кажется, был готов ко всему. Тем не менее сообщение посла Страусса в печати повергло брата в шок. Жена говорила, он находился на грани помешательства. Потрясение было такой силы, что привело к инфаркту. Через пять лет новый кризис в виде инсульта, и трагический исход. Все эти годы были, по существу, медленным умиранием, периодически ускоряемым алкогольной интенсикацией. Он не ходил в поликлинику, не принимал никаких лекарств, и, видать, махнул на жизнь рукой…

—Вы пишите, что вашему брату предлагали переехать в Америку.

—Примерно через год после увольнения Славы со службы к нему на квартиру пришли двое из американского консульства. И сразу же, как говорят, быка за рога: «Господин Асташин, мы знаем о вас все. Ваш потенциал, ваше затруднительное материальное положение. Есть выход. Советуем переселиться в США. У нас будете заниматься тем же, чем и в России, в одном из университетов создается кафедра спецтехники. Со штатом затруднений не будет, кого то пригласите вы, кого то назначим мы. О’кей?»

Брат понимал, что американцам нужна не бывшая прослушка, на что намекал один из гостей. Переданные им Бакатиным чертежи раскрыли ее до конца. Этой тайны теперь не существовало. А вот перспективные поиски, нереализованные задумки— это то, что они хотели купить под видом представления работы. А дельных мыслей, он мне говорил, у него было много. Творческие возможности его еще далеко не иссякли, ведь он уволился, едва ему перевалило за пятьдесят.

Размышлял брат недолго. Глубоко вздохнул и произнес торжественно, как клятву: «Я Родину не продаю». Сегодня эти слова, наверное, кажутся бравадными, высокопарными. И тогда так посчитали бы многие. Потому что именно в те годы началась массовая утечка мозгов за границу, прежде всего в ту же Америку. И совесть новых переселенцев совсем не мучила. На этом фоне поступок брата, несомненно, был мужественным, патриотическим. Ведь если бы он согласился на выезд в США и начал бы разрабатывать новые поколения своих изделий, то они стали бы применяться, главным образом, против России. И это было бы изменой Родине. Хотя так, наверное, мало бы кто посчитал, потому что в стране уже была создана атмосфера, когда предательство не осуждалось. Общественного порицания удалось бы избежать. Но от себя то не убежишь. Самая страшная измена— это измена самому себе.

—Представьтесь, пожалуйста, нашим читателям.

—Окончил пограничное училище. Служил во внутренних войсках, занимался журналистикой, что и подвигло меня на написание повести о брате. Полковник в отставке. Участник ликвидации аварии на ЧАЭС, за что удостоен ордена Красной Звезды, заслуженный работник культуры РФ. А недавно по представлению Общероссийского фонда ветеранов и сотрудников подразделений специального назначения и спецслужб «Вымпел-Гарант» награжден орденом Звезда Ветерана Спецназа. Очень горжусь этой наградой, так как в ней— высокая оценка моего скромного труда— книги «На яру». В этом ордене мне также видится знак уважения к моему брату Вячеславу Васильевичу Асташину, бескомпромиссному труженику, талантливому технарю-чекисту, который вот уже более десяти лет, как переселился в мир иной.