Автор: Георгий Элевтеров

НЕИСКОРЕНЕННОЕ ЗЛО ФАШИЗМА

ХХ столетие уходит все дальше в прошлое с его бурными событиями и стремительным прогрессом. Для нашей страны оно началось войной с Японией и революцией 1905 года, а закончилось контрреволюцией 90-х годов и разгромом страны изнутри под тайным воздействием из-за ру­бе­жа. Между этими конечными точками отсчета — со­ци­а­ли­с­ти­чес­кая ре­во­лю­ция, беспрецедентный экономический и духовный подъем, мировая война, закончившаяся блистательной победой, превращение отсталой стра­ны в сверхдержаву ХХ века.

Главным событием ушедшего столетия яв­ля­ет­ся война с фашизмом. Из всех фашистских го­су­дарств, расплодившихся в Европе между ми­ро­вы­ми войнами, наибольшую угрозу для мира из-за безумного стремления к мировому гос­под­ству представляла фашистская Германия. На Даль­нем Востоке планы региональной экспансии вы­на­ши­ва­лись Японией.

Гитлер испытывал зависть к гос­под­ство­вав­шей на морях и континентах Великобритании, которая на рубеже ХХ века была главным пре­тен­ден­том на мировое господство. Она-то и ин­с­пи­ри­ро­ва­ла войны в Европе, стремясь установить свою власть над Евразийским континентом. В Лон­до­не плелись заговоры и планировались ре­во­лю­ции с участием масонов. Из Лондона фи­нан­си­ро­ва­лись войны и революции. Здесь гнездился центр фи­нан­со­вой империи Ротшильдов, деятельность которого постепенно переносилась в США.

Каскад революций в России финансировался уже из Америки ротшильдовскими банкирами Шифом и Варбургом. Они же, вместе с рот­шиль­дов­с­ки­ми агентами — полковником Хаусом и Бер­нар­дом Барухом, через свою марионетку — пре­зи­ден­та США Вудро Вильсона, протащили в 1913 году закон о Федеральной резервной системе, позволяющей частной банковской структуре пе­ча­тать бумажные доллары. Они, заключив сделку с правителями Великобритании о передаче Па­ле­с­ти­ны сионистам (декларация Бальфура), под­тол­к­ну­ли Вильсона к участию в 1-й мировой войне, что и решило в известной степени ее исход.

Вместе с группой Джона П. Моргана эти бан­ки­ры использовали закон о федеральной ре­зер­в­ной системе и уже в 1929 году организовали бир­же­вой крах, скупив акции по бросовым ценам, что позволило сосредоточить экономическое мо­гу­ще­ство Америки в руках кучки финансовых оли­гар­хов. Союз старых и новых банкиров про­су­ще­ство­вал недолго. Барух и компания начали продвигать к власти Франклина Рузвельта, а моргановская группа не нашла ничего лучшего, как в отместку «этим евреям» финансировать приход Гитлера к власти и обеспечить перевооружение Германии.

Но тогда же оказалась востребованной новая идеология — идеология антифашизма, сфор­му­ли­ро­ван­ная тремя лидерами антигитлеровской коалиции в положениях Ялтинской кон­фе­рен­ции. Это был миг наивысшего подъема со­зна­тель­но­с­ти и ответственности вождей человечества перед лицом «зверя из преисподней».

ГЛАВНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ ХХ ВЕКА

Этот зверь был «жесток и неумолим». Он ста­вил цели почти фантастические (порабощение России с последующим искоренением славян, за­во­е­ва­ни­ем всего мира, включая высадку на аме­ри­кан­с­ком континенте). И он достаточно близко подошел к осуществлению своих замыслов, ко­то­рые мир слишком долго не желал принимать всерьез.

А наша страна в эпоху Сталина жила по су­ро­вым законам предвоенного, военного и пос­ле­во­ен­но­го времени, жила фактически на военном положении и была вынуждена прибегать к чрез­вы­чай­ным мерам революционной диктатуры. Но не репрессии, сопровождающие режим чрез­вы­чай­но­го положения, а война, вынудившая при­бег­нуть к такому режиму, была главным пре­ступ­ле­ни­ем ХХ века.

Преступление второй мировой войны было порождено преступлением первой. Версальский мир был продиктован странами зарождающегося атлантического блока. Эти страны после по­ра­же­ния Германии и сокрушения России стали ощу­щать себя полными хозяевами нашей планеты.

Мир, который они предложили Европе, был промежуточным решением. И Германию, и Рос­сию еще предстояло добить. «Это не мир. Это перемирие на 20 лет» — пророчески сказал тогда маршал Фош. И это понимали многие. Такое раз­ви­тие событий мыслилось изначально и пре­дус­мат­ри­ва­лось политикой Великобритании.

Идея развязывания первой мировой войны сводилась к последовательной ликвидации всех великих держав Евразии, начиная с Османской и Австро-венгерской империй и заканчивая Рос­си­ей и Германией.

Великобританию страшил континентальный блок Европы и Азии, который принимал ре­аль­ные очертания со строительством Транс­си­бир­с­кой магистрали и Багдадской железной дороги. Она усматривала опасность в возможности Гер­ма­нии, России и Японии создать такой блок. «Суд­ный день англосаксонства, — пре­до­с­те­ре­гал иде­о­лог атлантизма Гомер Ли, — забрезжит тогда, когда немцы, русские и японцы объе­ди­нят­ся». И на эту опасность Великобритания ре­а­ги­ро­ва­ла изощ­рен­ны­ми и жестокими действиями.

Так английской внешней политике, при под­дер­ж­ке филиалов ротшильдовских банков в США, удалось организовать русско-японскую войну и обеспечить поражение в ней России, а затем, при­ма­нив Россию финансированием ее пе­ре­во­о­ру­же­ния, втянуть ее в войну с Германией на стороне Антанты.

Германию обманули, создав впечатление, что Британия займет в войне нейтральную позицию, чему призывал не верить морской министр кай­зе­ров­с­кой Германии Альфред Тирпиц. Он, в от­ли­чие от остальных членов правящей верхушки, раз­га­дал намерения Эдуарда Грея (английского ми­ни­стра иностранных дел) развязать пре­вен­тив­ную войну против Германии, и развязать ее как можно скорее. Тирпиц призывал не привязывать на­ци­о­нальные интересы Германии к австрийским ам­би­ци­ям в конфликте с Сербией и всеми силами ук­ло­нять­ся от возможной войны с Россией. Гер­ма­ния в это время, по инициативе того же Тирпица, воспользовалась технологическим прорывом в строительстве тяжелых линкоров и развернула беспрецедентную программу строительства дред­но­у­тов. Программа должна была уравнять удар­ную мощь ее военно-морского флота с Ве­ли­коб­ри­та­ни­ей в 1920 году.

По той же причине, по которой Германия дол­ж­на была стремиться оттянуть войну и избежать войны на два фронта, Великобритания стре­ми­лась войну развязать и обязательно втянуть в нее Россию. Эту задачу с блеском выполнил Грей, одурачив и Германского посла Меттерниха, и кан­ц­ле­ра Бетмана, и кайзера, и Россию, которой по­обе­ща­ли проливы, Галицию и Южную Армению, заранее запланировав революцию, расчленение и разгром Российской империи к концу войны. Ко­неч­но, Грей был только исполнителем. Сама ат­лан­ти­чес­кая стратегия вырабатывалась в сферах, погруженных в глубокую тайну, в которых от­да­ва­лись приказы масонским ложам, прессе и раз­вет­в­лен­ной агентуре «Интеллидженс Сервис». В не­драх этой мировой власти умеют дурачить наи­вных. То, что они называют «свободой слова», у нас всегда считалось большой ложью.

За Германией так и сохранился ярлык глав­но­го агрессора (мировая пресса зорко следит за кон­ди­ци­я­ми общественного мнения), как ни воз­му­щал­ся этим Тирпиц. В своих воспоминаниях, опуб­ли­ко­ван­ных после поражения в войне, которую он так стремился избежать, Тирпиц еще раз фор­му­ли­ру­ет свой взгляд на вектор германских ус­т­рем­ле­ний. Это укрепление позиций Германии в Ев­ро­пе на Маасе, у себя под боком, куда тер­пе­ли­во и упорно пробиралось английское влияние, и со­зда­ние военно-морских сил, способных про­рвать английскую морскую блокаду. Он убе­ди­тель­но и логично доказывает, что никакие успехи на Во­с­то­ке, даже расчленение России, Германии не толь­ко не нужны, а вредны, т. к. увязнув в рос­сий­с­ких пространствах, Германия, как на­по­ле­о­нов­с­кая Франция, неизбежно будет сокрушена. Это было мнение профессионала.

1-я мировая война дала свои результаты. Ос­ман­с­кая и Австро-венгерская империи перестали существовать.

Благодаря личной доблести и помощи от Ле­ни­на Ататюрку удалось сохранить обрубок Ос­ман­с­кой империи в виде современной Турции. А Па­ле­с­ти­на оказалась под английским про­тек­то­ра­том.

Такой же обрубок остался от Австро-Вен­гер­с­кой монархии. Выделившиеся Чехословакия и Вен­г­рия оказались между жерновами великих дер­жав и не преуспели в своей обретенной не­за­ви­си­мо­с­ти. Но самая незавидная судьба ждала Польшу, которая, по замыслу англосаксонских государств, должна была блокировать интересы Германии на Востоке, а России — на Западе. Польша сильно переоценила поддержку Запада и смело на­но­си­ла обиды своим соседям.

Гнев богов, как известно, «медлителен, но стра­шен». Польша дорого заплатила за свои ве­ли­ко­дер­жав­ные амбиции и политический цинизм в отношении России, Германии, Литвы и Че­хос­ло­ва­кии. Никто никогда не воспринимал всерьез не­за­ви­си­мость государств, появившихся в ре­зуль­та­те торга и спекуляций. А, находясь между Рос­си­ей и Германией, исполнять роль сателлита Фран­ции, Великобритании или Америки вместо доб­рой воли по отношению к соседям — это грех, за который рано или поздно взыщут.

РЕВОЛЮЦИЯ И КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ

Хотя Германия капитулировала, про­ни­ца­тель­ные политики Европы понимали, что Гер­ма­ния скоро вновь поднимется. И запомнит как оби­ды, так и обидчиков. Германия ощутила в войне 1914 –18 гг. свою силу, а страны-по­бе­ди­тель­ни­цы — свою слабость на сухопутных театрах во­ен­ных действий и страх перед во­ен­ной мощью Гер­ма­нии.

Вот как повествует об этом Алан Булок: «…зима 1917 — 1918гг. явилась испытанием духа всех сражающихся армий, в Германии это про­яви­лось в катастрофической нехватке про­до­воль­ствия и в призыве к массовой забастовке, которая вы­ве­ла на улицу в январе 1918 г. 400000 берлинских рабочих… Война на Восточном фронте за­кон­чи­лась, и верховное командование германских войск сконцентрировало теперь свои силы на Западе. Меньше чем через три недели после подписания Брест-Литовского мирного договора 21 марта 1918 г. Людендорф предпринял серию на­ступ­ле­ний во Франции, которые заставили отступить англо-французские войска, а германская армия оказалась в сорока милях от Парижа… Однако последовавшая в августе — сентябре полная пе­ре­ме­на обстановки на фронте, а также тот факт, что германское командование запросило мира — все это было скрыто от немецких граждан. Это скрывалось даже от армии, которая хоть и от­сту­па­ла, но сохраняла порядок, и к концу войны все еще оставалась за пределами границ Германии. Лишь 2 октября партийным лидерам в рейхстаге было объявлено, что они близки, но не к победе, а к поражению. Для большинства немцев удар был столь неожидан, что они даже не сумели со­об­ра­зить, что, собственно, произошло…»

Одной из причин поражения Германии было вступление в войну Америки и появление на ев­ро­пей­с­ких театрах миллионных американских ар­мий. Как это произошло?

Центр атлантизма уже в начале ХХ века начал перемещаться за океан. И как не сопротивлялся впоследствии Черчилль демонтажу британской колониальной империи, на то, видимо, было при­ня­то решение свыше.

Положение евреев в кайзеровской Германии было вполне благоприятным, и еврейские бан­ки­ры, переселившиеся в США (Шиф, Варбург) в пер­вую мировую войну, были на стороне Германии. Они ненавидели русский царизм и давали деньги на русскую революцию. Россия была выведена из мировой войны и погружена в катастрофу граж­дан­с­кой войны. Как военная держава она на время перестала существовать. Палестина при­над­ле­жа­ла Османской империи — союзнице Германии. А нем­цы не думали проигрывать войну и сражались весьма успешно, в том числе и на море. Немецкие подводные лодки топили конвои, следующие че­рез Атлантику, и Великобритания испытала все прелести блокады, которой обычно сама уг­ро­жа­ла Германии. Ей грозил голод.

Тогда, как утверждает Бенджамен Фридман, бывший участником Версальской мирной кон­фе­рен­ции, но впоследствии поссорившийся с си­о­ни­с­та­ми, состоялась сделка между правящей эли­той Великобритании и сионистским ру­ко­вод­ством. Суть этой сделки — вступление США в войну с Германией в обмен на передачу Палестины си­о­ни­с­там. Такое обещание от правительства Ве­ли­коб­ри­та­нии было получено в виде письма ан­г­лий­с­ко­го министра иностранных дел Бальфура барону Ротшильду. Это и было знаменитой «дек­ла­ра­ци­ей Бальфура», не имевшей по сути дела никакой официальной силы. Напомним, что Па­ле­с­ти­ной владела не Великобритания, а Ос­ман­с­кая империя. Это была сделка «по понятиям».

Все стало известно немцам на Версальской мир­ной конференции. Они впервые осознали, что по­беж­де­ны, что вынуждены платить ог­ром­ные ре­па­ра­ции, унижающие их национальное до­с­то­ин­ство, только потому, что сионисты желали получить Па­ле­с­ти­ну любой ценой. Так утверждал Фридман.

Надо понять происходящее тогда в Германии, войска которой находились на Западе и Востоке на территории противника, ведя, по сути дела, по­бе­до­нос­ную войну. У нее не было видимых при­чин для капитуляции. Ее противники были ис­то­ще­ны не меньше самой Германии. Заняв по Брест-Ли­тов­с­ко­му мирному договору Украину, а в ходе войны заняв еще раньше Польшу и Прибалтику, Германия могла не опасаться и экономической блокады.

И тем не менее военно-политическое ру­ко­вод­ство Германии приняло гроссмейстерское ре­ше­ние о сдаче партии, которая, казалось бы, лег­ко сводилась к ничьей. Имущую и властвующую эли­ту Германии испугало восстание моряков в Киле (организовано коммунистами) и нарастание за­ба­с­то­воч­но­го движения в стране (социал-де­мок­ра­ты и коммунисты). Капитуляция для них была предпочтительней революции. В отличие от Рос­сии, где влияние капитала было слабым (капитал — то был иностранным), в Германии су­ще­ство­вал промышленный капитал, сильный и хорошо орга­ни­зо­ван­ный. Что для них капитуляция? «Пе­ре­ми­рие на 20 лет». А революция для них — это пер­с­пек­ти­ва полного и окончательного унич­то­же­ния. Именно в салонах промышленного ка­пи­та­ла вы­ра­ба­ты­ва­лась идеология пангерманизма и его по­ли­ти­чес­кие структуры. Именно здесь вы­на­ши­ва­лись планы захвата пространства на Во­с­то­ке.

Антагонизм немецких промышленников по отношению к еврейскому финансовому капиталу, принимал здесь форму антисемитских кон­цеп­ций и программ. Они считали, что мировая мар­к­си­с­т­с­кая революция ХХ века, в которой участвовало множество евреев, необходима еврейскому фи­нан­со­во­му капиталу для ослабления своих кон­ку­рен­тов — капиталистов промышленников, пред­став­ля­ю­щих элиты господствующей буржуазии в Германии и США. Еврейская финансовая оли­гар­хия, согласно этой точке зрения, поддерживала социальные революции, чтобы создать угрозу (шах) национальному капиталу для захвата по­зи­ций и высот на господствующей диагонали — финансовой. Отсюда концепция мирового ев­рей­с­ко­го заговора, распространенная в среде на­ци­о­наль­ной буржуазии этих стран. Здесь ненавидели марксистов и евреев, т. к. в них видели угрозу своим капиталам.

Обывателей, а их большинство, пре­уве­ли­чен­ное присутствие евреев в левом лагере раз­дра­жа­ло. Антисемитизм мелкой буржуазии питался оп­ре­де­лен­ным комплексом неполноценности в свя­зи с активностью евреев. Преобладание евреев в адвокатском корпусе и среди директоров бер­лин­с­ких театров и т. д., вызывало, как сегодня и у нас в России, резко отрицательное отношение. На­ци­о­нальный фактор в извращенной форме, ка­ко­вой является национальная ксенофобия и, в ча­с­т­но­сти, антисемитизм, сближал, таким образом, крупный капитал с мелкой буржуазией. Вожди немецкой революции, как и вожди Коминтерна, это обстоятельство роковым образом упустили.

С другой стороны, немецкая социал-де­мок­ра­тия давно грешила партнерством с властью, в ко­то­ром ей неизбежно приходилось до­воль­ство­вать­ся ролью младшего партнера. Вот ей, после от­ре­че­ния кайзера, и предоставили в Германии роль власти без инструментов власти. Инструменты власти — армию, полицию, чиновничество, про­мыш­лен­ни­ки и юнкера оставили в своих руках.

Рейхсвер очень ловко поставил социал-де­мок­ра­ти­чес­ких лидеров в положение главных ви­нов­ни­ков в поражении Германии. Хотя на самом деле главной виновницей поражения была правящая клика Гогенцоллернов, позволившая английской дипломатии втянуть их в 1914 году в войну, ко­то­рая для Германии была преждевременной, а для Британии превентивной. Гибельной ошибкой во­ен­но-политического руководства Германии, как сказано выше, было забвение заветов Бисмарка и предупреждений Тирпица о недопустимости вой­ны против России. Не войну, а блок Германии и России проповедовали лучшие политические умы Германии и России: Бисмарк, Тирпиц, Сект, Ха­ус­хо­фер, Брокдоф-Ранцау — в Германии; Витте, Ленин и Сталин — в России.

Веймарская республика была компромиссом, стратегически проигрышным для социал-де­мок­ра­тов, т. к. они возглавили республику в стране, бывшей прежде монархической, не меняя ин­сти­ту­тов монархии. Подлинная власть осталась в ру­ках промышленников и юнкеров и была со­сре­до­то­че­на, прежде всего, в Рейхсвере, активно за­ни­мав­шим­ся политическими вопросами. Социал-де­мок­ра­ты плохо читали Маркса. А настоящая клас­со­вая борьба велась мимо социал-демократов и доходила до гражданской войны в процессе ком­му­ни­с­ти­чес­ких восстаний.

В обстановке повсеместных восстаний и ра­с­ту­щих, как грибы, Советов социал-де­мок­ра­ти­чес­кое правительство пошло на контрреволюцию и раз­ре­ши­ло формирование добровольческих кор­пу­сов (по-немецки — фрайкоров). Что пред­став­ля­ли собой эти фрайкоры, которые по­дав­ля­ли ком­му­ни­с­ти­чес­кие восстания и устраивали каз­ни ком­му­ни­с­тов по всей Германии? Значительная часть ар­мии после подписания перемирия была де­мо­би­ли­зо­ва­на. Про­ле­тар­с­кая компонента этой де­мо­би­ли­зо­ван­ной мас­сы разошлась по домам, куда их гнала нужда их семей. Но в армии было много офицеров, унтер офицеров и солдат, ко­то­рые не навоевались, ко­то­рые были шокированы и воз­му­ще­ны поражением «непрерывно по­беж­дав­шей Гер­ма­нии». Нетрудно понять, кто платил фрайкорам и кто заказывал му­зы­ку. Это были очень сильные в военном от­но­ше­нии об­ра­зо­ва­ния, т. к. пред­став­ля­ли собой те же воинские ча­с­ти прославленной сухопутной армии Германии с отжатым про­ле­тар­с­ким элементом. Так во­о­ру­жи­лась кон­тр­ре­во­лю­ция.

9-го января 1919г. компартия Германии под­ня­ла восстание в Берлине. На следующий день десять фрайкоров двинулись на подавление вос­ста­ния. 12-го января велись уличные бои, затем начались казни. 15-го января были убиты Карл Либ­к­нехт и Роза Люксембург.

(Продолжение в следующем номере).

7-ого апреля 1919г. началось восстание в Ба­ва­рии. Провозглашена Баварская Советская рес­пуб­ли­ка. На подавление были брошены не­сколь­ко подразделений Рейхсвера. К ним при­со­е­ди­ни­лись части Добровольческого корпуса фон Эппа, в том числе бригада Эрхарда, которая в 1921 году была ударной силой в походе на Берлин (в ходе контрреволюционного капповского мятежа).

Участники фрайкоров, не вошедшие в Рей­х­с­вер, впоследствии нашли свое место в рядах штур­мо­ви­ков. Схватки с коммунистами продолжались, создавая социально-политический тупик в ка­че­стве приложения к социально-экономическому тупику, из которого правящая и имущая верхушка Германии не знала выхода.

Демократия Веймарской республики, где про­цве­та­ли спекулянты и проходимцы, по существу мародерствующие на обломках империи, ут­ра­чи­ва­ла в Германии почву под ногами. Но у ком­му­ни­с­тов не было надежных перспектив для взятия вла­с­ти.

Германия к социалистической революции была не подготовлена, тем более по русскому рецепту. В сложившейся ситуации коммунистам не сле­до­ва­ло пренебрегать рекомендациями Ленина, из­ло­жен­ны­ми в «Детской болезни левизны».

Ясно, что в своей борьбе против коммунистов германский капитал выстоял еще до появления Гитлера на политической сцене, одурачив со­ци­ал-демократов и поставив в безвыходное по­ло­же­ние коммунистов.

Пренебрежение национальным фактором в политике, сведение всех оттенков социальных процессов к классовой борьбе между про­ле­та­ри­а­том (добром) и буржуазией (злом) было одной из ошибок революций ХХ века.

В России эти ошибки не играли столь су­ще­ствен­ной роли, как в Германии, где фашизм, под­ве­дя социальные процессы к одному зна­ме­на­те­лю (евреи), увидел и реализовал свой шанс, ис­поль­зу­ю­щий социальную демагогию и шо­ви­ни­с­ти­чес­кую пропаганду, как в национальном, так и в международном плане.

Фашизм — это контрреволюция, по­ст­ро­ен­ная в боевой порядок. И во всех контрреволюциях элементы фашизма присутствуют всегда, даже когда они прикрывается демократическими ужим­ка­ми и болтовней о «правах человека».

Коммунистам Германии следовало в своей про­па­ган­де, кроме тех великих общечеловеческих це­лей, провозглашенных Марксом (ин­тер­на­ци­о­наль­ное и социальное равенство), обратить вни­ма­ние на ближайшие национальные цели, яв­ляв­ши­е­ся для Германии выходом из тупика, со­здан­но­го по­сто­ян­ной угрозой атлантической блокады с моря. Этот выход заключался в блоке с Россией, о котором так ярко писал Карл Хаусхофер в своем про­из­ве­де­нии «Континентальный блок», и к чему стремилась ленинская политика Рапалло. Здесь они нашли бы множество союзников в гер­ман­с­ком офицерском корпусе и среди мыслящих граж­дан своей страны.

Интересно, что в начале гражданской войны в Германии братья Штрассеры оказались по раз­ную сторону баррикад. Грегор Штрассер, бу­ду­щий человек №2 в партии нацистов, создал «фрай­кор Ландсхут» и принял участие в «кап­пов­с­ком» путче. А его младший брат Отто Штрассер, впоследствии главный оппозиционер Гитлеру в нацистской партии, командовал тремя красными сотнями в рабочем пригороде Берлина при по­дав­ле­нии все того же «капповского путча».

Судьба Штрассеров ярко иллюстрирует по­ра­же­ние социалистической революции в Германии. Запутавшийся Грегор Штрассер не внял советам брата порвать с Гитлером и принял гитлеровскую контрреволюцию за национал — со­ци­а­ли­с­ти­чес­кую революцию. Отдав все свои средства и силы гитлеровскому движению, он был убит в «ночь длинных ножей», поскольку «революционеры» Гитлеру были не нужны.

А на самом деле, идея национал социализма, ко­то­рой прикрывался гитлеризм, была блефом. Гит­лер понимал социализм как благоденствие нем­цев за счет эксплуатации других народов (со­ци­ал дар­ви­низм). Интеллектуальная и нрав­ствен­ная эли­та Германии пришла бы в ужас от осоз­на­ния этой подлой и ги­бель­ной концепции. Но иде­о­ло­гия гит­ле­риз­ма стро­и­лась на нескольких уров­нях по­ли­ти­чес­кой ком­пе­тен­ции. Концепция на­ци­о­нал со­ци­а­лиз­ма, про­па­ган­ди­ру­е­мая не столько Гитлером, сколь­ко левыми на­ци­с­та­ми, пред­наз­на­ча­лась са­мим Гитлером для об­ма­на трудящихся масс. То, что из­ло­же­но в «Майн Кампф», рас­счи­та­но на ре­ван­ши­с­т­с­кие чувства мел­ко­бур­жу­аз­ной массы. Зве­ри­ная идея беспощадной войны на унич­то­же­ние людей и народов во имя ми­ро­во­го господства — это только для посвященных, лич­но преданных, огражденных от страны и народа дивизиями СС и службой Ге­с­та­по.

Приход Гитлера к власти в Германии — ре­зуль­тат тупика, в который загнало европейскую политику правительство Великобритании, ре­зуль­тат патового равновесия непримиримых со­ци­альных сил в Германии, трудового народа, с од­ной стороны, и паразитических слоев всех видов и от­тен­ков, с другой. Но была еще одна причина, свя­зан­ная с борьбой внутри финансовой элиты в США.

Здесь разыгрывалась схватка между старой американской финансовой олигархией и новыми ротшильдовскими банкирами. Эта схватка стала фоном, на котором, как уже сказано, к власти при­шел Франклин Рузвельт. И его советниками были все те же ротшильдовские агенты, которые уп­рав­ля­ли Вильсоном как марионеткой — пол­ков­ник Хаус и Бернард Барух. Но Рузвельт не стал новым Виль­со­ном. Он стал великим пре­зи­ден­том, хотя его путь к власти расчищали сионисты, не останавливаясь перед физическим устранением враждебных по­ли­ти­ков. Подводной частью ай­с­бер­га этих со­бы­тий была ожесточенная борьба между старыми и новыми банками за эко­но­ми­чес­кое господство. Международные банкиры и ротшильдовские аген­ты, стремясь ре­а­би­ли­ти­ро­вать себя за ужасы Ве­ли­ко­го кризиса, помогали Рузвельту вывести стра­ну из экономического ту­пи­ка и совершить в США грандиозную со­ци­альную революцию. США, таким образом, преодолели дикий капитализм и тру­до­вой народ Америки об­рел социальные права. Аме­ри­кан­с­кие проф­со­ю­зы приобрели реальную силу, что позволяло фи­нан­со­вым олигархам с их по­мо­щью зажать в кле­щи своего оппонента — про­мыш­лен­ный ка­пи­тал. Так международный фи­нан­со­вый капитал поднялся на вершину власти в США.

А банкиры моргановского окружения решили нанести своим конкурентам в борьбе за власть на Уолл-Стрите удар через Германию, где были вло­же­ны огромные деньги в Гитлера, а затем — в перевооружение Германии. Итак, американские деньги «пахли» по-разному. Одни привели к вла­с­ти в США Рузвельта в конце 1932 года. Другие привели к власти в Германии Гитлера 30-ого ян­ва­ря 1933 года. Исход этой борьбы решался на те­ат­рах военных действий 2-й мировой войны.

ЧРЕВО, КОТОРОЕ ВСКОРМИЛО ГИТЛЕРА

Мир ХХ века входил в эпоху массовых по­ли­ти­чес­ких движений, в эпоху манипулирования мас­со­вым сознанием, в эпоху мировых войн, когда борются не только армии, а целые нации. Че­ло­ве­че­ство не имело опыта противодействия со­ци­аль­но-политическим болезням этого периода.

Как уже отмечалось, германский милитаризм, не столько потерпел поражение в своих зах­ват­ни­чес­ких устремлениях, сколько не сумел победить. В области внутриполитической он получил но­ябрь­с­кую революцию и свержение кайзера, но сохранил свои социально-политические по­зи­ции. Это была боевая ничья, перерыв между раундами. И ми­ли­та­ризм, и контрреволюция готовились к реваншу.

Ситуацию лучше всего уловил (точнее уню­хал) тот, кто пришел из преисподней — Адольф Гитлер, решивший предложить правящей и иму­щей Германии свою концепцию «выхода» из без­вы­ход­но­го положения. Он предлагал не вы­ход, а рискованную азартную игру, скрывая опас­ность своих затей, уверяя, что приведет страну к вершине господства над миром.

Моральная и умственная неполноценность властвующей элиты Германии, консервативных кругов Великобритании и США позволили Гит­ле­ру разыграть эту партию, стоившую человечеству 55 миллионов жизней.

Просыпаясь на армейской койке в мюн­хен­с­кой казарме, и наблюдая, как мыши подбирают крошки его ужина, он осмысливал свое решение заняться политикой.

Являясь по сути дела невежественным мра­ко­бе­сом, но будучи одаренным оратором и орга­ни­за­то­ром, наделенным редкой политической ин­ту­и­ци­ей, Гитлер быстро преуспел на по­ли­ти­чес­ком по­при­ще.

Он взял на вооружение и популяризировал в качестве национальной идеологии комплекс пред­рас­суд­ков, выработанных двумя своеобразными людьми, близкими к Вагнеру — Жозефом Гобино и Хьюстоном Чемберленом, создателями ра­со­вых доктрин. Таков был философский аспект его тру­да «Майн Кампф».

«Эта философия, какой бы сумасбродной она не казалась, — пишет знаток III Рейха У. Ширер — уходила, как уже отмечалось, глубокими кор­ня­ми в историю Германии. Большинству со­вре­мен­ни­ков, живших в ХХ веке, даже немцам, из­ло­жен­ная Гитлером программа представлялась не­ле­пой. Однако в ней прослеживалась оп­ре­де­лен­ная последовательность, были намечены четкие перспективы. Программа предлагала, хотя лишь немногие в ту пору понимали это, продолжение германской истории. Она предсказывала Гер­ма­нии славное будущее».

Данное мнение У. Ширера можно рас­про­с­т­ра­нить на всю публичную политику Гитлера. Тот, кто может убедить общество в своей спо­соб­но­с­ти вывести его из тупика, обладает ха­риз­ма­ти­чес­ким превосходством. И Гитлер это превосходство ловко использовал.

Решив заняться политикой, этот цепкий вы­хо­дец из низов чутко уловил растерянность тех, в чьих руках была реальная власть. Он стал про­по­ве­до­вать то, чего они исступленно желали, но не смели сказать вслух.

Гитлер ни в бытность «австрийским бро­дя­гой», ни во время службы осведомителем в во­ен­ной контрразведке, ни во времена своего по­ли­ти­чес­ко­го взлета никакой идеологией, никакими убеж­де­ни­я­ми или идеалами не обладал. Идея со­зда­ния националистической антимарксистской рабочей партии давно родилась в среде лидеров крупной буржуазии, которой были нужны мас­со­вые организации, занимающиеся ан­ти­вер­саль­с­кой, антимарксистской и антисемитской про­па­ган­дой в массах.

В Баварии такая партия нашлась — рабочая партия Антона Дрекслера, которая в 1919 году находилась в эмбриональном состоянии. По­ли­ти­чес­кий центр Рейхсвера в Баварии за­ин­те­ре­со­вал­ся этой партией и очевидно рекомендовал Гит­ле­ру, как своему агенту, вступить в нее. То, что дело происходило именно так, видно и из того, что раньше Гитлера в эту партию вступил Эрнст Рэм — фигура по тем временам несравненно бо­лее крупная (руководитель штаба военного ко­мен­дан­та Мюнхена генерала фон Эппа — из­ве­с­т­но­го душителя коммунистического восстания в Баварии). В партию вступил еще целый ряд круп­ных фрайкоровцев, которые вскоре захватили руководство и объявили Гитлера председателем партии, рассматривая при этом его, скорее всего, как свою марионетку.

Таким образом, партия, получившая теперь наименование НСДАП (национал со­ци­а­ли­с­ти­чес­кая рабочая партия Германии), изначально со­зда­ва­лась как политический инструмент кон­тр­ре­во­лю­ции. Эта партия должна была парализовать революцию, обманом завлекая в свои ряды тру­дя­щи­е­ся массы. Инициатива принадлежала не Гитлеру. Его пробовали под конкретную роль. И он пробу выдержал.

Свою роль политического агента кон­тр­ре­во­лю­ции Гитлер играл вплоть до 30 –ого января 1933 года, когда сименсы, стиннесы, кирдорфы, гугенберги с ужасом начали осознавать, что Гит­лер олицетворяет не только их контрреволюцию, но и их безумные геополитическое инстинкты. Они мало задумывались над тем, что то, к чему они так стремились, могло быть достигнуто только через мировую войну. А Гитлер понял это раньше своих зажравшихся покровителей. У него появился шанс войти в историю. И ему было нечего терять.

Промышленники Германии еще со времен Брест-Литовского договора теряли рассудок от вожделения завладеть ресурсами Украины и При­бал­ти­ки. Гитлер, стремясь к безграничной власти, шел им навстречу.

Ян Киршоу в своей книге «Гитлер», указывает на одну из последних глав «Майн Кампф»: «Зем­ли, необходимые для поддержания Германии как мировой силы, есть в России. Там «еврейский боль­ше­визм» разрушил прежний германский пра­вя­щий слой. Но как разрушительный фермент евреи ос­ла­би­ли Россию, и она готова рухнуть. А конец ев­рей­с­ко­го правления в России будет так­же означать и конец России, как государства. Миссия на­ци­с­т­с­ко­го движения заключалась в под­го­тов­ке гер­ман­с­ко­го народа к этому шагу. Вос­ста­нов­ле­ние сил гер­ман­с­ко­го народа до уровня, до­с­та­точ­но­го для раз­ру­ше­ния «еврейского боль­ше­виз­ма» — задача гер­ман­с­ко­го государства и гер­ман­с­кой нации. Го­су­дар­ство, само по себе, не бо­лее, чем средство для выполнения этой цели. Од­на­ко достичь всего этого можно только под ру­ко­вод­ством гения, который всецело посвятит себя этой задаче». Короче го­во­ря, за вас думает фю­рер.

Гитлер или не знал, или не хотел знать, что как раз в то время, когда он обвинял в ужасах «красного террора» левое крыло ВКП(б), которое он ошибочно именовал «еврейским боль­ше­виз­мом», внутри большевистской партии шла оже­с­то­чен­ная борьба между троцкистами (левыми большевиками) и сталинистами. Пре­иму­ще­ствен­но­му положению троцкистов в ВКП(б), которое Гитлер трактовал как еврейское господство над Россией, приходил конец.

В 1927 году борьба закончилась победой ста­лин­с­ко — бухаринского политбюро. И говорить после этого о господстве евреев в России не было никаких оснований. Троцкисты, которые далеко не поголовно были евреями, сыграли свою роль на определенном этапе русской революции. Беда этих людей заключалась в том, что они долгое время были эмигрантами и знали свою страну в ос­нов­ном по книгам. Они и черпали свои методы либо из истории древнего Рима (децимация), либо из ис­то­рии Французской революции (террор). А ру­ко­во­ди­ли гражданской войной именно эти люди.

Попытки троцкистов применять свои методы в мирное время путем создания трудовых армий от­вер­г­ли и Ленин, и партия в целом. Сталинисты, в отличие от троцкистов, в большинстве своем были людьми с прочными российскими корнями и го­раз­до легче находили понимание со своим на­ро­дом.

А уже в 30-х годах в партию влилось много молодежи, выросшей в условиях советской жиз­ни и воспитанной в понятиях революционной со­зна­тель­но­с­ти. На этом сталинском этапе ре­во­лю­ции, ее уже никак нельзя было назвать еврейской. Это была русская революция в полном смысле этого слова. В Советской России, вопреки рас­суж­де­ни­ям Гитлера, существовала очень твердая государственная власть, и это, вне всякого со­мне­ния, была, прежде всего, русская власть, от­вет­ствен­но блюдущая национальные интересы Рос­сии. На смену дореволюционной российской эли­те пришла новая, молодая революционная элита, которая не видела перед собой преград «ни в море, ни на суше».

А то, что писал Гитлер в своей «Майн Кампф» о нашей стране, было далеко от дей­стви­тель­но­с­ти. Но у него чесались руки повторить тевтонские завоевания славянских земель. Он хотел вер­нуть­ся к тому, на чем остановили Германию за шесть веков до него. Он захотел Ледового побоища. Он его, в конце концов, получил.

На повестку дня была поставлена мировая война и мировое господство. Гитлер это понял яснее многих представителей господствующего класса, с помощью которого он решил придти и пришел к власти.

В Германии было немало людей, пред­ска­зы­ва­ю­щих Гитлеру катастрофический финал. Их было достаточно даже в его собственной на­ци­о­нал социалистической партии.

Но Гитлер не дал своей оппозиции опом­нить­ся и организоваться. Следует отметить по­ли­ти­чес­кий динамизм Гитлера. Сначала он оперся на Рейхсвер и здесь добился первых успехов. От Рей­х­с­ве­ра и мюнхенских буржуа он получил деньги на газету «Фелькишер беобахтер».

Деклассированные офицеры составили ядро его партии и первых отрядов штурмовиков. По­пыт­ка, пародируя Муссолини, совершить 8-ого ноября 1923г. первый поход во власть в Мюнхене закончилась арестом и истерикой. Но по­ли­ти­чес­кий плацдарм уже был завоеван. Горсточка еди­но­мыш­лен­ни­ков хоть и рассеялась, но, при­об­ре­тя вкус к скандальным политическим спектаклям, была не прочь вернуться.

(Продолжение в следующем номере).

В то время пока Гитлер находился в зак­лю­че­нии и диктовал там Гессу «Майн Кампф», Г. Штрас­сер развернул кипучую деятельность по про­па­ган­де немецкого национального социализма на Севере и Западе Германии. Грегор и Отто Штрас­се­ры искренне верили в национальный со­ци­а­лизм, классовую борьбу, единый блок с СССР на меж­ду­на­род­ной арене.

Гитлер так не думал. К моменту выхода из тюрьмы он провозглашает континентальную по­ли­ти­ку и видит теперь решение вопроса жиз­нен­но­го пространства за счет России. Он не со­би­ра­ет­ся обязательно следовать тому, что про­воз­г­ла­ша­ет. Но ему было нужно перевооружиться. Ему нужны деньги, американские кредиты, которые он не собирается возвращать. И он изображает из себя «кровавую собаку», рвущуюся загрызть Рос­сию. Только дайте деньги. Только позвольте во­о­ру­жить­ся.

Идея похода на Восток, как уже было сказано, противоречила заветам Бисмарка, который в от­ли­чие от Гитлера не был выскочкой, и в отличие от Кайзера не был дилетантом.

Знал ли Гитлер эту точку зрения? Конечно, знал, но имел свой, типичный для него подход. Вот, что говорил Гитлер, беседуя на эту тему с Раушингом: «Таким путем мы не сможем стать великой страной, повелевающей всем миром, если будем действовать совместно с Россией. В таком союзе мы никогда не сможем доверять друг другу до конца. И, в конце концов, такой пакт не­из­беж­но перерастет в отчаянную борьбу. Только ОД­НО­МУ дано повелевать. Чтобы это было дано нам, мы должны победить Россию … Что до меня, то я, очевидно, не стану уклоняться от союза с Рос­си­ей. Этот союз главный козырь, который я при­бе­ре­гу до конца игры. Возможно, это будет самая решающая игра в моей жизни. Но нельзя на­чи­нать ее преждевременно, и ни в коем случае нельзя позволить всяким писакам болтать на эту тему. Однако, если я достигну своих целей на Западе — круто изменю свой курс и нападу на Россию… Мы продолжим дело наших армий, начатое в ми­ро­вую войну и прерванное перемирием 1918-го. Задача разбить вдребезги грозную массу пан­с­ла­вян­с­кой империи все еще остается в силе. Дав­ле­ние этой массы не даст Германии подняться» (Гер­ман Раушинг «Говорит Гитлер»).

Дальше следовал бред «о господстве гер­ман­с­ко­го расового сознания над массой, вечно об­ре­чен­ной на служение и покорность». «Только нам дано превратить континент в единое про­стран­ство, где будем повелевать мы и только мы без всяких соглашений с Москвой. И мы примем бре­мя этой борьбы на свои плечи. Она откроет нам двери к долгому господству над миром. Конечно, это не помешает нам пройти определенный уча­с­ток пути рука об руку с Россией — постольку, поскольку это полезно для нас. Но мы пойдем на это только в том случае, если это поможет нам как можно быстрее добраться до нашей ис­тин­ной цели». Конечно, Сталин все это знал.

«Я многому научился у марксистов. — го­во­рил Гитлер тому же Раушингу, с которым был предельно откровенен — И признаю это без ко­ле­ба­ний. Но я не учился их занудному об­ще­ство­ве­де­нию, историческому материализму и всякой там «предельной полезности». Я учился их ме­то­дам. Я всерьез взглянул на то, за что робко ух­ва­ти­лись эти мелочные секретарские душонки. И в этом суть национал социализма. Присмотритесь-ка внимательнее. Рабочие спортивные союзы, за­вод­с­кие ячейки, массовые шествия, про­па­ган­ди­с­т­с­кие листовки, составленные в доступной для масс форме — все эти «новые» средства по­ли­ти­чес­кой борьбы в основном берут свое начало у марксистов. Мне достаточно было взять у них эти средства и усовершенствовать их — и мы по­лу­чи­ли то, что нам надо. Мне достаточно было лишь последовательно продолжать дело, от которого десятки раз отступались социал-демократы — отступались, потому что хотели осуществить свою революцию, не выходя за рамки демократии. На­ци­о­нал-социализм — это то, чем мог бы стать марксизм, если бы освободился от своей аб­сур­д­ной, искусственной связи с демократическим ус­т­рой­ством».

«Но ведь это же просто большевизм и ком­му­низм, как в России», — не выдержал я».

«Нет не совсем. — возразил Гитлер, — Вы повторяете распространенную ошибку. Разница — в созидательной революционной воле, ко­то­рая уже не нуждается в идеологических подпорках и сама создает себе аппарат непоколебимой власти, с помощью которого она способна добиться успеха в народе и во всем мире. И научно обоснованное учение о спасении человечества превращается в реальное революционное движение, оснащенное всеми принадлежностями власти».

«И какова же цель этой революционной воли»? — спросил я

«Никакой раз и навсегда установленной цели не существует. Неужели вам трудно это понять?» — спросил меня Гитлер. «…Мы — Движение… Только то, что умерло свободно от превращений. Прошлое — неизменно. Но будущее — неистощимый и бесконечный поток возможностей для создания новых творений».

Гитлеру был не нужен ни марксистский социальный гуманизм, никакая другая идеология, и это он прямо говорит Раушингу. Ему нужна была власть как самоцель, которую он, в конце концов, получил и истратил на гибельную авантюру мирового господства, во имя утробного, звериного до потери человеческого облика «благоденствия немецкого народа» за счет других. И надо помнить, что на этом пути этот «зверь из преисподней» не первый и не последний.

Консервативные круги Великобритании и США имели существенное влияние на политику умиротворения правительства Чемберлена. Что касается американских антисемитов, то их было достаточно среди финансовых и промышленных кругов США. И они, в отличие от прямолинейного Генри Форда, поддерживали Гитлера тайно. В Америке, и даже в вотчине Ротшильдов — Великобритании, имелись мощные силы, враждебные усилению позиций интернационального (еврейского) капитала и воспринимающие коммунистические революции в Европе как результат интриг мирового еврейства. На поддержку этих сил явно рассчитывал Гитлер.

И хотя не все стало явным даже к исходу сегодняшних дней, деньги для нацистов никогда не были проблемой, как конфиденциально говорил Борман Бальдуру фон Шираху. Годовой бюджет гитлеровской партии в 1930 году составлял по некоторым сведениям 70-90 млн. марок. Но и это, видимо, не все, т. к. для содержания полумиллионной армии штурмовиков должны были иметь место многочисленные дополнительные источники средств. Никакие пожертвования внутри Германии, крупных промышленников в том числе, обеспечить такой размах финансовой деятельности не могли. Вскрыть источники финансирования гитлеровцев не смогло и следствие Нюрнбергского процесса. Кто-то со стороны держав-победительниц в этом был решительно не заинтересован. Но отдельные авторы, в частности Айвор Бенсон, прямо утверждают, что гитлеровцев финансировали американские банкиры из группы Моргана.

И хотя финансовые пожертвования германских промышленников были относительно скромными, их политическая поддержка для Гитлера была крайне важна. Ради этой поддержки он всегда был готов поступиться любыми принципами и пожертвовать любым из соратников.

«К лету 1932 года — пишет Ян Киршоу — гитлеровское движение уже больше напоминало смерч. К 1932 году Гитлер стоял во главе массового движения, насчитывающего уже 800000 членов и почти полмиллиона штурмовиков, хотя далеко не все из них были членами партии. Тринадцать миллионов избирателей в большей или меньшей степени уже были готовы возложить свои надежды на Гитлера».

На вопрос: кто породил Гитлера, мы, таким образом, ответили.

ХОЧЕШЬ МИРА, ГОТОВЬСЯ К ВОЙНЕ

Рост индустриального и военного могущества СССР в годы первых пятилеток был чудом, в которое мир не мог легко поверить. До самой битвы под Москвой военные атташе Запада уверяли своих правителей в военной слабости Советской России. Это было заблуждением.

Об индустриализации и крупномасштабном перевооружении страны написано много даже хулителями СССР.

Вот, например, книга «Пятисотлетняя война в России» И. Бунича — одного из них. Замысел книги — представить СССР агрессором, вынашивающим планы мирового господства и готовящимся к нападению на Германию. Это новая мелодия старой песни Суворова — Резуна.

Так вот, этот самый Бунич рассказывает в своей книге, как ненавистный ему Сталин готовился к войне:

«А происходило следующее: создавалась и развертывалась невиданная по масштабам и технической оснащенности армия. Работа по милитаризации страны, проведенная Сталиным с того момента, как он сосредоточил в своих руках всю полноту государственной и партийной власти в 1934 году, потрясает воображение, как одно из чудес света. В самом деле, вспомним, что основу населения СССР в начале и в середине 30-х годов составляла многомиллионная масса крестьянства, видевшая в своей жизни только два механизма — топор и соху. Эту массу легко можно было, конечно, мобилизовать, посадить на коня, научить стрелять из винтовки или крутить штурвал боевого корабля. Но нужно было другое. Необходимо было, во-первых, создавать кадры военно-воздушных сил. Не элитарные кадры пилотов первой мировой из гусарских, кавалергардских и морских офицеров, а сотни тысяч летчиков, штурманов, радистов, радиоинженеров, техников, ремонтников, оружейников. Нужно было создать высококвалифицированные кадры авиационной промышленности. И создать все это из дикой и первобытной крестьянской массы. И не это даже главное, а то, что все это было создано менее, чем за пять лет. Но это только авиация. А танки? Десятки тысяч танков требовали не одну сотню тысяч специалистов в самых разнообразных областях. И все они появились за пять лет. А ведь их всех до этого еще нужно было учить читать и писать!… Учения и полигонные испытания показали, что снаряд танка «Т-34» пробивал броню немецкого танка «Т-IV» с расстояния 1500 — 2000 метров, в то время как снаряды немецкого танка пробивали броню «Т-34» с расстояния всего 500 метров, если попадали в бортовую или кормовую часть «Т-34». Лобовую броню они не брали. Но кроме «Т-34» Сталин готовил изумленному миру еще один танковый сюрприз. Еще никто в мире не додумался до тяжелого танка. А в СССР не только додумались, но уже наладили его серийное производство и рассчитали его модернизированные возможности на три последующих модели. Именовался этот танк «КВ» (Клим Ворошилов) и представлял собой чудовищную по тем временам боевую машину весом в 50 тонн, с лобовой броней 80- мм и совершенно невероятным для танка 152-мм орудием… Но главное преимущество «Т-34» и «КВ» было в том, что они имели дизельный двигатель и могли с одной заправки пройти: «Т-34» со скоростью 50 км в час 400 километров, «КВ» со скоростью 35 км в час 350 километров… (Для сравнения: новейший немецкий танк «Т-IV» мог на хорошей дороге развить скорость до 40км/ч и пройти 150 –200 километров. Танк «Т-III» мог — 40км/ч и пройти 150 –180 километров). Артиллерия, численность которой к середине 1941 года предполагалось довести до 100 тысяч стволов (включая минометы), не вызывала у вождя особых тревог. Тут дело правильно поставлено еще со старорежимных времен… Далее флот! Самый сложный вид вооруженных сил, требующий от личного состава сложного багажа технических знаний. Более двухсот подводных лодок — более, чем у всех морских держав вместе взятых — было построено с 1933 по 1940 год, и каждая лодка имела два подготовленных экипажа. Какая же немыслимая гигантская работа была проделана!…»

Так старается один из многих авторов-демократов, чтобы доказать, что Сталин стремился к мировому господству.

Но, во-первых, действительно готовились к войне, но оборонительной. Во-вторых, тот народ, который «не умел читать и писать» был в 1917 году. За 20 лет советской власти все круто изменилось. Но и не это главное. То поколение верило в победу, верило своему лидеру, который всегда выполнял то, что он обещал, даже если это было «совершенно немыслимо», как утверждает г-н Бунич.

Сталин не был антисемитом, каким его нередко изображают. Он был политиком, задачей которого являлась необходимость защититься от надвигающихся со всех сторон угроз. Кардинально обновив руководящий слой партии в 30-х годах, он создал новую молодую советскую элиту, естественно с преобладанием русской национальной составляющей.

По тем же соображениям государственной целесообразности он установил в начале войны особые отношения с посланцем Рузвельта Гарри Гопкинсом, рекомендованным в свое время Рузвельту лидером американских евреев Бернардом Барухом.

Мировое еврейство и американский империализм это не равенство и, тем более, не тождество. Его руководящая верхушка и атрибуты его власти — самостоятельный фактор, который не следует идентифицировать ни с США, ни с Израилем, при всей связанности этих субъектов мировой политики. А нам надо исходить не только из фактора могущества Америки, но из многих факторов, составляющих компоненты ее могущества. Может быть, именно этими соображениями руководствовался Сталин, когда установил с Гопкинсом особые отношения.

Но если так, то это мировое еврейство надо знать. Написано на эту тему много. Либеральная пресса все это рассматривает как антисемитизм, как демонизирование еврейского заговора, выдуманного антисемитами. Пресса, которую саму обвиняют в участии в этом «заговоре», перегибает в другую сторону — стремится наложить табу на эту тему.

Таким образом, все правильные слова о свободе прессы оборачиваются против тех, кто так любит их говорить.

Из всего написанного по еврейскому вопросу наиболее серьезным является исследование И. Шафаревича «Трехтысячелетняя загадка», хотя и этот труд уязвим для упреков в антисемитизме и антикоммунизме. Антикоммунизм И. Шифоревича выражен в легком жанре. Дескать, была мода на Маркса, а теперь прошла. Столь же легко он говорит в другом своем труде «Русский народ в битве цивилизаций» о Сталине, который в рассуждениях Шафаревича проигрывает Гитлеру.

Как нам представляется, автор ищет какие-то аналогии там, где их искать для России бессмысленно и даже абсурдно. Аналогии надо искать в том периоде нашей истории, когда наша правота была неоспорима, когда страна шла от успеха к успеху. Если нам и нужно гражданское общество, то без мошенников, заказных убийц, изменников родины и всеобщей проституции. Нам нужно как гражданское, так и справедливое общество, причем в сочетании с сильным, авторитетным в народе, целеустремленным государством. Нам нужна честная, самоотверженно преданная народу элита.

Настоящий русский патриот должен мыслить категориями единства и неделимости, по крайней мере, России, Украины и Беларуси, и не через аншлюс, а через взаимоуважение и добровольное объединение. Он должен исходить из ощущения собственной правоты и силы, а не из обиды и слабости. И мы не можем, как нам пытаются диктовать, перестать считать своей родиной всю Евразийскую страну, народы которой говорят на русском языке. Отказаться от возврата к СССР (в новой, конечно, форме) — это значит покорно проглотить расчленение нашей отчизны.

Русский народ свое могущество добывал собственным, а не чужим потом, собственной, а не чужой кровью. И доказательство тому — сталинская коллективизация, которую понял Черчилль и не понял г-н Шафаревич. Он прямо заявляет, что вместо коллективизации лучше было бы, в целях первичного накопления, эксплуатировать какие-нибудь колонии (омыв предварительно сапоги в каком-нибудь океане, что ли?).

Упрек в недостаточной русскости Сталина, который позволяет себе этот, в общем, корректный автор, создает чувство неловкости. Даже из произведений И. Шафаревича нетрудно понять, что при всей преданности автора русской идее, Сталин в несоизмеримо большей степени является русским, чем сам И. Шафаревич. Писатель — только «нерв великого народа». Сталин — исторический вождь. Он — ум и воля народа в час испытаний, в час истины, в час наивысшего национального подъема. Перечеркнуть это «умными словами» невозможно. «Я слово не привык так высоко ценить — говорит Фауст у Гетте — деяние всего превыше».

Еврейский вопрос изложен И. Шафаревичем основательно, но неудовлетворительно в самой постановке, изложен, как предупреждение о всепроникающей еврейской опасности. На самом же деле, сказав «А» о еврейском могуществе, надо сказать «Б» о том, как надо относится к этому субъекту мировой политики.

А относится, по нашему мнению, надо так.

Есть государство Израиль, отношение к которому должно определяться международным правом. И если Израиль не считается с международным правом, или пренебрегает мировым сообществом, то мы его поддержать не можем. Но мы можем ему посоветовать строить отношения с соседями на основе уважения, но не высокомерия. Сила, как показывает история, дело ненадежное, т. к. всякая сила вызывает ответную реакцию, и не только в механике.

Израильтяне уже более полувека воюют с арабами. Рано или поздно они научат арабов воевать, как спартанский царь Агесилай, нарушив заповеди Ликурга, научил воевать Фивы, где, в конце концов, и появился гениальный Эпаминонд, разгромивший спартанцев. Времена индейских войн прошли. Оскорбить мировое общественное мнение, породить ненависть сотен миллионов арабов и революционизировать миллиардный мусульманский мир — это игра с огнем. Игра, конечно, не столько Израиля, сколько его покровителей и подстрекателей, которые в случае чего пожертвуют Израилем, как тысячелетиями жертвовали еврейским народом.

Есть, наконец, еврейская финансовая олигархия, которая помогала Сталину во время войны и разошлась со Сталиным после провозглашения государства Израиль. Если этот фактор столь серьезен, что являлся важным аспектом сталинской политики, то надо исходить из того, что он есть, а не из того, что его нет. Но, хотя этого черта малюют, не жалея красок, нам представляется, что вершители мировых судеб находятся в глубоком кризисе. Успех международных финансистов в недалеком прошлом определялся их прогрессивной социально-экономической и социально-политической тенденцией. Но сейчас она по всем признакам себя исчерпала. А стремление к господству ради господства бесплодно и даже гибельно.

ГИТЛЕР ЗАКУСИЛ УДИЛА

Когда говорят, что Гитлер пришел к власти законным путем, это неверно. К началу 1933г. Германия находилась в глубоком политическом кризисе, усугубившимся поражением традиционно правящих партий на выборах. На этом фоне разыгрывалось противостояние коммунистов с фашистами, которым потакала правящая бюрократия и Рейхсвер. Страх перед коммунистами привел, с одной стороны, к неконституционному захвату власти кликой политических интриганов, группировавшихся вокруг Гинденбурга (Шлейхер, Паппен). Они из того же страха перед коммунистами не решились объявить гитлеровских штурмовиков вне закона, хотя имели для этого все основания. Гитлер постоянно шантажировал открытым выступлением штурмовиков, и привел в исполнение свои угрозы, как только получил номинальную должность канцлера.

С этого момента его политика стала сплошным беззаконием. Начался террор по отношению к левым партиям. Затем последовала «ночь длинных ножей» и превращение СС в преторианскую гвардию, после чего Гитлер получил диктаторскую власть. После смерти Гинденбурга Гитлер был провозглашен фюрером немецкого народа с введением военной присяги на верность фюреру.

Это была контрреволюция и почти средневековая реакция. Буржуазия и буржуазная интеллигенция достаточно спокойно приняли «новый порядок», надев повязки со свастикой. Коммунисты и социал-демократы были отправлены в концлагеря, профсоюзы распущены. Свобода прессы перестала существовать. Реализуя программу перевооружения и общественных работ, Гитлер покончил с безработицей за счет средств, добываемых с помощью виртуозных манипуляций Ялмара Шахта (заемные средства, которые решили не отдавать). Подмяв и запугав все слои общества, Гитлер избегал ссоры с национальным капиталом и Рейхсвером, т. к. это был фундамент его власти. Установилось авторитарное классовое общество, в котором, несмотря на социальную демагогию, гнет капитала был тяжелее, чем при буржуазной демократии.

Переступив через все мирные послевоенные договора, начав перевооружение, введя войска в демилитаризованную Рейнскую область, осуществив аншлюс Австрии, присоединив Судеты, а затем, захватив всю Чехословакию, Гитлер выжал все, что можно было выжать из одураченного им правительства Великобритании.

Его нападение на Чехословакию вызвало скрытую, но серьезную оппозицию в вооруженных силах и, прежде всего, главы «Абвера» Канариса, имевшего связи с руководством Великобритании. Готовые к мятежу офицеры Вермахта просили у английского правительства только одного — жесткого заявления в поддержку Чехословакии. «Этого нам будет достаточно, чтобы убрать Гитлера» — уверяли они англичан.

Но Чемберлен не только не пошел им навстречу. Он сам пошел на мюнхенское унижение, чтобы поддержать Гитлера. Уж очень хотелось, чтобы Гитлер вместе с Польшей напал на Россию. Обанкротившаяся политика Чемберлена строила свои расчеты на словесных заявлениях Гитлера о его непримиримой ненависти к коммунизму и СССР. И только после нарушения Гитлером Мюнхенского соглашения и захвата всей Чехословакии, арсеналы которой обеспечили подлинную военную мощь Германии (до той поры Гитлер блефовал, и этот блеф ему удался в Мюнхене), Чемберлен понял, что жестоко ошибался.

Гитлер действительно видел главного врага в СССР, который преграждал ему путь к мировому господству, и во главе которого стоял самый выдающийся государственный деятель того времени. Но он лавировал.

22 августа 1939 года на секретном совещании высшего генералитета Вермахта Гитлер сказал, имея в виду Великобританию: «Противник все еще надеялся, что Россия после завоевания Польши выступит как [наш] враг. Но противники не учли моей огромной способности принимать решения. Наши противники — мелкие черви. Я видел их в Мюнхене… Четыре дня назад я предпринял особый шаг, который привел к тому, что Россия ответила, что готова на заключение Пакта. Установлена личная связь со Сталиным. Фон Риббентроп послезавтра заключит договор. Итак, Польша находится в том состоянии, в каком я хотел ее видеть. Нам нечего бояться блокады. Восток поставит нам, пшеницу, скот, уголь, свинец, цинк… Нынешнее обнародование пакта о ненападении с Россией подобно разорвавшемуся снаряду. Последствия — необратимы. Сталин тоже сказал, что этот курс пойдет на пользу обеим странам… В сущности — только три великих государственных деятеля во всем мире: Сталин, я и Муссолини. Муссолини — слабейший… Сталин и я — единственные, кто видит будущее».

Гитлер был циничен и откровенен, настолько откровенен, что чуть не сказал, что «Муссолини — слабейший, а Сталин — сильнейший».

Сталин не присоединился к планам Гитлера по завоеванию мирового господства и разделу мира. Он, как потом подметил Черчилль, «всегда держался в стороне от иллюзий», хотя этот отказ принять участие в реализации гитлеровских планов и привел отчасти к нападению Германии на СССР. Соединиться с Японией, без флота которой Гитлер не смог бы высадится на американском континенте, было возможно только через территорию СССР.

Но Гитлер не учел, что Пакт со Сталиным, подписанный без предупреждения об этом правительства Японии, подорвал доверие Японии к Германии, как к военному союзнику, и стал одной из причин изменения планов японской экспансии (на Юг, а не на Север). Сталин это обстоятельство, конечно, учитывал.

На том же закрытом совещании 22 августа 1939 года Гитлер также сказал, что Даладье и Чемберлен «окажутся слишком трусливыми, чтобы напасть. Они не выйдут за рамки блокады. А у нас против этого есть наша автаркия и русское сырье… После смерти Сталина, а он тяжело больной человек, мы разгромим Советский Союз, тогда забрезжит заря германского господства на всем земном шаре…».

Вот как понимал Гитлер роль личности в истории. И он не во всем был не прав. Ведь так все и произошло. Советский союз был разгромлен после смерти Сталина, точнее, через 40 лет после смерти Сталина.

Французский писатель Морис Дрюон, который в предисловии к своей книге «Когда король губит Францию» говорит, какой счастливой была пора в истории его страны, когда «на долю Франции выпадает неслыханная удача, да не одна, а целых три подряд, когда от конца XII века и до XIV ею правили трое одаренных или даже выдающихся монархов, и каждый восседал на престоле в течение достаточно долгого срока: процарствовали они — один сорок три года, второй сорок один год, третий двадцать девять лет — так, что все их главные замыслы успели претвориться в жизнь. Три короля, отнюдь несхожие между собой ни по природным данным, ни по своим достоинствам, но все трое на голову, если не больше выше заурядных королей».

Дрюон имел в виду Филиппа Августа, Людовика Святого и Филиппа Красивого. И что интересно (на это не обратил внимания Морис Дрюон) — каждый следующий был внуком предыдущего. То же было и в России. Владимир Маномах был внуком Ярослава Мудрого, Иван Калита был внуком Александра Невского, Дмитрий Донской был внуком Ивана Калиты, Иван IV Грозный, был внуком Ивана III Грозного. Почему именно внуки являются продолжателями сильной политики?

В процессе правления великого властителя накапливается негатив его субъективных ошибок. Общество этим тяготится и при первой же возможности выражает свой протест против тирании Ивана Грозного, Петра или Сталина. Преемник не может не считаться с общественным настроением и стремится вести дела по-другому, думая, или веря советчикам, что нашел лучший путь. Но вскоре оказывается, что это не лучший путь, а порой путь к катастрофе. И тогда умолкают речистые. Приходит время вдумчивых, время переосмысления великого прошлого.

Новое обновление власти приводит к двойному отрицанию и к возврату к конструктивной, но обновленной политике. В наилучшем положении для диалектического развития сильной политики находится подлинное республиканское правление, как, например, это было в римской республике во времена ее войн с Пирром, а затем с Ганнибалом. «Римляне не ведут переговоров с врагом, пока хоть один вражеский солдат попирает ногами землю римского народа». Об этой древней традиции напомнил сенаторам старый Аппий Клавдий, едва сумевший вползти на Форум, когда сенат выслушивал послов Пирра.

И мы, если чтим преемственность традиций Великой России, должны знать, что не может быть мира в нашем сердце, пока расчленена наша страна, пока унижен весь наш народ, говорящий на русском языке, и пока кара не настигла всех изменников и грабителей, виновных в наших несчастьях. Так что сталинская политика, ведущая к величию нашей страны, может и должна быть продолжена в новых формах и в новых условиях.

Те откровения Гитлера перед генералами 22 августа 1939 года интересны во многих отношениях. Он ведь почти увидел, в чем его счастье, точнее независимость и мир в Германии. Это автаркия на случай блокады и союз с Россией. Одно лишь уточнение: союз в мире, но не в войне.

Известна сентенция Наполеона: «Полководец должен быть квадратом, в основании которого ум, а высота — характер». Можно перефразировать эту сентенцию так: «Правитель (единоличный или коллективный) должен быть квадратом, высотой которого является планка поставленных задач, а основанием его способность обеспечить их решение».

Ясно, что Гитлер был неустойчивой фигурой, планка задач которого превосходила его возможности обеспечить их решение. Гитлер, как наш Троцкий, злоупотреблял своими ораторскими возможностями. Он стремился воодушевить аудиторию, увлечь ее за собой. Но куда увлечь, он часто не договаривал. Как вспоминал Гудериан, планы его оставались темны. Они были темны, потому что это были планы авантюриста и провокатора. Он ведь грезил победами Фридриха Великого и Наполеона, которые были такими же неустойчивыми фигурами, страстью которых была игра в войну.

Завлекая народные массы национальным социализмом, Гитлер их обманывал. Он думал о реванше, а, следовательно, о перевооружении Германии. Для этого он обхаживал западный мир, уверяя в своей готовности сокрушить коммунизм.

ФАШИЗМ И КОММУНИЗМ ПРИХОДЯТ В ПРЯМОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ

Английский посол в Германии Гендерсон полностью солидаризировался с программой гитлеровских захватов территорий в надежде сокрушить руками фашистской Германии «ненавистный коммунизм». Он сознательно подталкивал Гитлера к походу на Восток, делая вид, что Британия будет солидарна с этой агрессией, т. е. повторял тот же трюк, к которому прибегнул английский министр лорд Грей перед 1-й мировой войной. Но на этот раз британская политика была в плохих руках. И ей противостояли в Германии — Гитлер, а в России — Сталин. Этих Чемберлену провести было трудно. За чемберленовским Мюнхеном последовала ответная реакция Сталина в виде пакта о ненападении с Германией. Это привело к войне Гитлера на Западе.

В своих послевоенных мемуарах Черчилль так определяет тему первого тома книги «Вторая мировая война»: «Как народы, говорящие на английском языке, из-за своего неблагоразумия, легкомыслия и добродушия позволили вновь вооружиться силам зла». Хорошее «добродушие». По-русски это называется «не рой другому яму». Великобритания была главной виновницей развязывания двух мировых войн, лидирующей и направляющей силой зла. Но в час истины Черчилль правильно понял внешнеполитическую тенденцию нацистской Германии. Не война против СССР вместе с Польшей, как хотел Чемберлен, а война с Польшей, затем с Францией, затем с СССР, и после этого вместе с Японией высадка на Британских островах и на Американском континенте. Это могло казаться фантастикой, бредом сумасшедшего, но с военно-стратегической точки зрения это было логичнее, чем нападать на СССР в союзе с исторически враждебной Польшей, имея в тылу исторически враждебные Францию и Великобританию.

«В служебном дневнике верховного главнокомандования Гитлера (ОКВ) за 17 февраля 1941 года — пишет У. Ширер — излагалось требование Гитлера: «После окончания восточной компании необходимо предусмотреть захват Афганистана и организацию наступления на Индию». Исходя из этих указаний штаб ОКВ начал планирование операций на будущее. Эти операции планировалось провести поздней осенью 1941 года и зимой 1941/42 года. Замысел их был изложен в проекте директивы №32 («Подготовка к периоду после осуществления плана «Барбаросса»), направленной в сухопутные войска, военно-воздушные и военно-морские силы после 11 июня 1941 года.

Проект предусматривал после разгрома Советских Вооруженных Сил захват английских колониальных владений и некоторых независимых стран в бассейне Средиземного моря, Африке, на Ближнем и Среднем Востоке, Вторжение на Британские острова, развертывание военных действий против Америки. Германские стратеги рассчитывали уже осенью 1941 года приступить к завоеванию Ирана, Ирака, Египта, района Суэцкого канала, а затем и Индии, где планировалось соединиться с японскими войсками. Немецко-фашистское руководство надеялось, присоединив к Германии Испанию и Португалию, быстро захватить Гибралтар, отрезать Англию от ее сырьевых источников и предпринять осаду островов. Разработка директивы №32 свидетельствует, что после разгрома СССР и решения «английской проблемы» гитлеровцы намеривались в союзе с Японией «устранить влияние англосаксов в Северной Америке».

Захват Канады и Соединенных Штатов Америки предполагалось осуществить при помощи крупных морских десантов, высаженных с баз в Гренландии, Исландии, на Азорских островах и в Бразилии на Восточное побережье Северной Америки и с Алеутских и Гавайских островов — на западное.