В последние годы в политической жизни РФ всё чаще наблюдается такое явление, как «либеральный патриотизм». Если обыкновенные либералы-западники откровенно ненавидят «эту страну», в глубине души мечтая о её уничтожении, то другие не прочь щегольнуть «державным» лозунгом, и даже готовы согласиться с существованием российского государства. Но лишь при условии замены русского народа более достойным, о чём недавно почти открыто заявил Гайдар. Для ускорения процесса русским старательно внушают комплекс вины едва ли не перед всеми прочими нациями. Наряду с поляками, прибалтами, евреями и чеченцами, в число униженных и оскорблённых Россией нередко попадают и финны. Если верить крикливой демтусовке, маленький, но гордый финский народ сто лет угнетали при царизме, пытались поработить в Зимнюю войну, и вообще всячески губили его самобытную европейскую цивилизацию.
«ПРИЮТ УБОГОГО ЧУХОНЦА»
Эти слова Пушкина достаточно точно отражают финские средневековые реалии. По причине дикости и неразвитости местное население никогда не имело собственной государственности. Начиная с объявленного королём Эриком Святым в 1157 году крестового похода, происходит постепенное завоевание Финляндии Швецией, закончившееся в 1323 году заключением мирного договора шведов с Новгородом. В результате Финляндия стала шведской провинцией. Финнов особо не угнетали, в 1362 году они получили право наравне с коренными шведами участвовать в выборах шведского короля. Как справедливо отметил генерал-лейтенант М.М.Бородкин в своей «Краткой истории Финляндии»: «Провидение хранило финнов и благоприятствовало им. Оно посылало им милостивых владык и покровителей, сперва в лице шведов, а потом — русских. Финнам всегда оставлялась их свобода, они всегда оберегались их победителями» (Бородкин М.М. Краткая история Финляндии. СПб., 1911. С.11).
Местное дворянство постепенно сливалось со шведским, усваивая шведский язык и обычаи. Что же касается простонародья, то шведские правители достаточно скептически оценивали своих финских подданных. Так, во время русско-шведской войны 1555—1557 гг. тогдашний шведский король Густав Ваза в одном из писем охарактеризовал финских крестьян следующим образом: «Говорили много о храбрости крестьян Саволакса (одна из исторических областей Финляндии — И.П.), выказанной ими будто бы в борьбе против русских; на самом деле они выказали гораздо более неверности по отношению к королю и отечеству, нежели стойкости и находчивости... Одним словом, мы можем сказать одно, что это — глупый и спившийся народ, у которого нет ни рассудка, ни совести» (Там же. С.25—26). В 1637 году генерал-губернатор Финляндии Пер Браге, совершив объезд края, отметил, что местное население «проявляет изумительную косность, непредприимчивость и склонность к пьянству» (Там же. С.32).
В былые времена Финляндия нередко становилась полем сражений между русскими и шведскими армиями. С XVIII века чаша весов русско-шведского противостояния начинает склоняться в пользу России. В ходе боевых действий наши войска не раз занимали территорию Финляндии. Однако, как это часто случалось во времена Российской Империи, плоды побед русского оружия сводились на нет бездарной внешней политикой. После того, как русские войска задавали шведам очередную трёпку, следовало заключение мира на весьма умеренных условиях. Подобное великодушие, как считали в Петербурге, должно было сделать Швецию союзницей России. Но как гласит известная пословица: «Сколько волка ни корми, он всё в лес смотрит». «Дружбы» хватало ненадолго, затем шведы снова принимались за старое.
В 1700 году Пётр I начал войну за выход России к Балтийскому морю. После победы в Полтавском сражении 27 июня (8 июля) 1709 года в боевых действиях наступил перелом. 13(24) июня 1710 года русские войска взяли Выборг. В мае 1713 года после недельного обстрела русской артиллерией шведы оставили Гельсингфорс. В конце августа того же года русские овладели Або (ныне Турку) — важнейшим из тогдашних финляндских городов. С 1714 по 1721 год вся территория Финляндии находилась под русским владычеством и управлялась нашими властями. Тем не менее, согласно подписанному 30 августа (10 сентября) 1721 года Ништадтскому мирному договору Россия получила лишь Прибалтику, Ижорскую землю и часть Карелии, в то время как Финляндия возвращалась Швеции.
В ходе следующей русско-шведской войны 1741—1743 гг. территория Финляндии была вновь занята русскими войсками. 18(29) марта 1742 года императрица Елизавета Петровна обратилась к местным жителям с особым манифестом, в котором обещала им своё покровительство, если они не станут воевать против русских. Если же финляндцы пожелали бы отделиться от Швеции, то императрица готова была создать из Финляндии самостоятельное государство под русским скипетром. Однако эта попытка склонить финское население на нашу сторону успеха не имела. В результате Елизавета, надеясь вовлечь Швецию в орбиту русской политики, ограничилась более чем скромными территориальными приобретениями. Русские войска были выведены с занятых земель, расчёты же на союз со Швецией вскоре с блеском провалились. Шведский наследник Адольф Фридрих оказался сторонником Пруссии и покровителем антирусских группировок шведской знати.
ВОЙНА ПРОТИВ «СТАРШЕГО БРАТА»
В 1788 году началась очередная русско-шведская война. В Стокгольме надеялись взять реванш за прошлые поражения. Момент для этого был выбран как нельзя более подходящий. Россия вела тяжёлую войну с Турцией (1787—1791). У западных границ поднимали голову поляки, униженные и оскорблённые недавней утратой украинских и белорусских земель. Не обошлось без «пятой колонны» и внутри страны. В России всё шире распространялось масонство. Особой популярностью у тогдашней русской аристократии пользовались масонские ложи шведской системы «строгого наблюдения».
Помимо пышных ритуалов, необходимости для членства в ложе непременно иметь дворянское происхождение и прочей мишуры, у этой системы имелись две интересных особенности. Во-первых, масоны низших степеней были обязаны беспрекословно повиноваться своим высокопоставленным «братьям». Во-вторых, во главе этой масонской иерархии стоял не кто иной, как король Швеции Густав III, носивший одновременно титул Великого правящего мастера шведского масонства. Когда летом 1777 года Густав III посетил Петербург, российские масоны устроили ему торжественное чествование в ложе «Аполлона», причём произошло это 27 июня (8 июля) — в день, когда все порядочные русские люди отмечали очередную годовщину победы при Полтаве.
В феврале 1778 года в Петербурге был открыт так называемый «Капитул Феникса», игравший роль тайного масонского правления для лож шведской системы в России. В свою очередь, вся деятельность «Капитула» направлялась и контролировалась из Стокгольма — сперва непосредственно шведским королём, а с 1780 года — его братом, герцогом Карлом Зюдерманландским, которому Густав III передал должность Великого мастера.
Таким образом, сложилась явно ненормальная ситуация, когда целый ряд знатных вельмож Екатерины II оказался в подчинении у брата шведского короля. Хотя и с оговоркой, что они должны ему повиноваться, если это не противоречит их долгу в отношении собственного монарха. Вступавшие в масоны приносили клятву: «Повиноваться ему (Карлу Зюдерманландскому — И.П.) во всём, что не противно верности, повиновению и покорности, которыми я обязан моим законным государям и как светским, так и церковным законам этой Империи» (Вернадский Г.В. Русское масонство в царствование Екатерины II. Пг., 1917. С.46).
Нетрудно догадаться, что Екатерину II подобное положение дел не устраивало. «Её Величество почла весьма непристойным столь тесный союз подданных своих с принцем крови шведской. И надлежит признаться, что она имела весьма справедливые причины беспокоиться о сём» (Там же. С.47).
К сожалению, русская императрица отличалась излишней гуманностью и мягкосердечием по отношению к внутренним врагам Империи. Как писал в 1790 году Екатерине II московский генерал-губернатор князь А.А.Прозоровский: «Нам прислано было на заведение оного (т.е. масонства — И.П.) из Швеции 500 червонных, о чём и до сведения Вашего величества дошло, и Вы принять сие изволили с гневом, но наконец сие осталось в забвении» (Соколовская Т.О. Капитул Феникса. Высшее тайное масонское правление в России (1778—1822 гг.). Пг., 1916. С.8).
Среди контролировавшихся шведами российских масонских структур особого внимания заслуживает основанная 12(23) сентября 1779 года кронштадтская ложа «Нептуна к надежде». Возглавлял её адмирал Самуил Карлович Грейг, англичанин по национальности, перешедший в 1764 году на русскую службу из британского флота и с 1775 года занимавший должность главного командира Кронштадтского порта. Общее число её членов составляло 86 человек, в основном это были морские офицеры.
20 июня (1 июля) 1788 года, за день до начала войны, шведский флот вошёл в Финский залив. Его командующий, тот самый герцог Карл Зюдерманландский, рассчитывал внезапным нападением разгромить русские военно-морские силы. 6(17) июля западнее острова Гогланд произошло сражение между шведами и Балтийской эскадрой под командованием адмирала Грейга. Силы сторон были сопоставимы: у шведов 15 линейных кораблей и 8 фрегатов, у русских — 17 линейных кораблей и 8 фрегатов, русские имели некоторое преимущество за счёт большего числа кораблей и пушек.
Во время боя адмирал Грейг запретил использовать против шведов зажигательные ядра, мотивируя это соображениями «человеколюбия». Нетрудно догадаться, что «человеколюбие» оказалось односторонним — только на корабле самого Грейга от неприятельских снарядов трижды загорались паруса.
Но это ещё не всё. Как пишет в своём труде «История войн на море» германский адмирал Альфред Штенцель: «По утверждению шведов, они только потому могли так долго держаться со своим более слабым флотом против сильнейшего русского, что всё время стреляли парными круглыми ядрами, русские же большей частью стреляли картечью» (Штенцель А. История войн на море. В 2-х т. Т.2. М., 2002. С.425).
Как известно, в морских сражениях того времени следовало стремиться поскорее выбить из строя как можно больше неприятельских кораблей. Соединённые между собой цепью спаренные ядра, которые использовали шведы, весьма эффективны против корабельных снастей. Картечь же предназначена для уничтожения скоплений живой силы противника, ею стреляют, чтобы очистить палубу вражеского корабля перед абордажем. Поскольку идти на абордаж Грейг не собирался, в данных обстоятельствах стрельба картечью была бессмысленной.
Тем не менее, несмотря на подобные граничащие с предательством приказы, исход Гогландского сражения оказался для русских в целом благоприятным. В ходе шестичасового боя каждая из сторон потеряла по одному линейному кораблю. На следующие день шведы не возобновляя боевых действий отступили. Достигнут подобный результат был отчасти вопреки воле Грейга. В отправленном после сражения письме он оправдывался перед своим верховным масонским начальником герцогом Карлом Зюдерманландским, что несколько зажигательных ядер были выпущены с другого корабля без его ведома.
Остаётся лишь сожалеть, что явное вредительство, за которое человеколюбивого адмирала следовало бы вздёрнуть на ноке реи собственного флагмана, осталось безнаказанным. Впрочем, к счастью для России, осенью 1788 года Грейг скоропостижно скончался, а масонские ложи «Нептуна» и «Аполлона» в конце того же года по личному распоряжению императрицы Екатерины всё-таки закрыли.
В Швеции тоже имелась собственная «пятая колонна». Недовольные тем, что король начал войну с Россией, не получив на то согласия риксдага, офицеры шведской армии подняли мятеж, получивший название Аньяльского. Этим воспользовались финские сепаратисты. Один из их лидеров, майор Егергорн, отправился в Петербург, где представил Екатерине II проект отделения Финляндии от Швеции. Однако императрица дала уклончивый ответ, заявив, что вступит в переговоры только с законными представителями финского народа. Когда Егергорн возвратился в армию, настроение там уже переменилось. Король подавил заговор. Лидеры финских сепаратистов бежали в Россию и были приняты на русскую службу. Что же касается войны, то она закончилась «вничью»: согласно заключённому 3(14) марта 1790 года Верельскому миру никаких территориальных изменений не произошло.
БЕЗОПАСНОСТЬ ИМПЕРСКОЙ СТОЛИЦЫ
Наконец, в феврале 1808 года началась последняя русско-шведская война. На этот раз было твёрдо решено присоединить Финляндию к России. Дело в том, что согласно одному из секретных условий договора, заключённого 25 июня (7 июля) 1807 года во время встречи Наполеона и Александра I в Тильзите, Россия получила право отобрать Финляндию у Швеции, если последняя откажется присоединиться к союзу Франции и России против Англии. При этом Наполеон справедливо указал, что Швеция, примыкая столь близко к столице России, является её «географическим врагом» (Бородкин М.М. Краткая история Финляндии. СПб., 1911. С.94).
И действительно, ещё с новгородских времен Финляндия являлась традиционной базой для шведской агрессии. Сами финны составляли значительную часть вторгавшихся на российскую территорию шведских войск, отличаясь даже по свидетельству самих шведов особым зверством: «После сражения при Добром также были убиты пленные; один из высших шведских офицеров помиловал русского подполковника, чтобы попробовать вытянуть из него какие-нибудь сведения, но финский солдат ринулся вперёд с криком: “Только не давать пощады, господин, мы сыты по горло такими, как он, добрый господин!” — и проткнул шпагой беззащитного человека» (Энглунд П. Полтава. Рассказ о гибели одной армии. М., 1995).
Понятно, что иметь таких соседей под Петербургом, было столь же невозможно, как терпеть в наши дни базу Шамиля Басаева где-нибудь в Звенигороде или Сергиевом Посаде. Поэтому на сей раз наступление было начато весьма решительно. Уже 18 февраля (1 марта) 1808 года русский отряд сходу взял Гельсингфорс, а 10(22) марта русские войска вошли в Або. 16(28) марта была опубликована декларация: «Его Императорское Величество возвещает всем державам европейским, что отныне часть Финляндии, которая доселе именовалась шведскою, и которую войска российские не иначе могли занять, как выдержав разные сражения, признаётся областью, российским оружием покорённою, и присоединяется навсегда к Российской Империи» (Бородкин М.М. Справки о «конституции» Финляндии. СПб., 1900. С.16). 20 марта (1 апреля) того же года последовал манифест к населению России, в котором значилось: «Страну сию, оружием Нашим покорённую, Мы присоединяем отныне навсегда к Российской Империи, и, вследствие того повелели Мы принять от обывателей её присягу на верное Престолу Нашему подданство» (Там же).
В ноябре 1808 года Александр I принял депутацию представителей всех финляндских сословий. Во главе её стоял барон Карл Эрик Маннергейм, прадед знаменитого маршала. Депутаты благодарили Государя за многие его милости, проявленные к Финляндии.
Благодарить было за что. «Властитель слабый и лукавый, плешивый щёголь, враг труда», как охарактеризовал Александра I Пушкин, отличался прямо-таки патологическим умением приносить интересы своего народа в жертву «мировому общественному мнению». В этом его сумел превзойти разве что Горбачёв. Не удивительно, что вошедшим в состав Российской Империи Польше и Финляндии «Александр Благословенный» предоставил множество поблажек, которых не имели его русские подданные.
Несмотря на это, особого энтузиазма насчёт отделения от Швеции местное население не испытывало. Фактически наша армия сражалась с финскими войсками под шведским командованием. Более того, на севере Финляндии против нас вместе с регулярной армией воевали финские партизаны. Тем не менее, Швеция проиграла войну и согласно подписанному 5(17) сентября 1809 года Фридрихсгамскому мирному договору, вся Финляндия отходила к России.
КОНСТИТУЦИЯ, КОТОРОЙ НЕ МОГЛО БЫТЬ
Ещё до заключения мира, в городе Борго был созван финляндский сейм из представителей четырёх сословий — дворянства, духовенства, горожан и крестьян. При его открытии 16(28) марта 1809 года Александр I произнёс речь на французском языке (ну естественно, на каком ещё языке может выступать перед своими подданными русский царь!), в которой заявил: «Я обещал сохранить вашу конституцию, ваши коренные законы; ваше собрание здесь удостоверяет исполнение моих обещаний» (Энциклопедический словарь. Т.XXXVI. СПб.: Ф.А.Брокгауз и И.А.Ефрон, 1902. С.4).
В последующие годы пресловутая финская «конституция» стала предметом политических спекуляций. Как финские националисты, так и советские историки обвиняли царские власти в её систематическом нарушении. Поэтому следует сразу же разобраться, что имел в виду российский монарх.
Так как Финляндия являлась всего лишь шведской провинцией, никакой финской конституции в природе не существовало. Под ней могли подразумеваться лишь действовавшие на тот момент шведские конституционные акты — Форма правления 1772 года и Акт соединения и безопасности 1789 года. Однако дело в том, что Александр I с самого начала не придерживался требований, предъявляемых к главе государства этими документами.
Становясь Великим князем Финляндским, он должен был согласно §8 Акта соединения и безопасности, собственноручно подписать этот Акт, однако он его не подписал. Точно так же, вопреки Форме правления, русский император не произнёс конституционной присяги, в которой он должен был заявить, что отвергает «ненавистное единодержавие». Хотя во время сейма в Борго речь о ней заводилась депутатами фон Мораном и бароном Маннергеймом, однако им указали на неприменимость этой присяги.
Вопреки §33 Формы правления, воспрещающему назначение генерал-губернатора, Александр I установил в Финляндии эту должность. §10 Формы правления и §1 Акта соединения и безопасности требовали, чтобы страна управлялась без участия «чужих иностранных людей». Вопреки этому, император назначил русского сановника Сперанского канцлером Абоского университета, а пост финляндского генерал-губернатора, сменив шведского перебежчика Спренгтпортена, в том же 1809 году занял генерал М.Б.Барклай де Толли. О таких «мелочах», что правящий монарх должен был исповедовать лютеранство (§1 Формы правления) и, будучи чужестранцем, не имел права выезжать из государства без согласия своих советников из шведских людей (§7 Формы правления), я уж и не говорю.
Таким образом, возникла юридически неопределённая ситуация. С одной стороны, русский монарх пообещал сохранить конституцию, с другой — ряд её существенных положений совершенно не мог быть применим на территории Российской Империи. Поэтому вполне понятен отзыв профессора Гельсингфорского университета И.В.Росенборга, который в 1857 году заявил: «так называемые основные законы Финляндии темны и двусмысленны в своих выражениях и отчасти не заключают в себе того, что в них ищут...» (Бородкин М.М. Справки о «конституции» Финляндии. СПб., 1900. С.29—30).
Если придерживаться буквы закона, получается, что формально царские власти действительно постоянно и цинично попирали финляндскую конституцию. Достаточно сказать, что ни один из русских императоров так и не принял лютеранства. Если же следовать духу обещания Александра — «сохранить коренные законы» Финляндии, то есть сохранить в повседневной жизни Финляндии шведские законы и обычаи, то это было выполнено с лихвой.
ПОБЛАЖКИ ДЛЯ «ЖЕРТВ ОККУПАЦИИ»
Управление великим княжеством было организовано следующим образом. В Петербурге финскими делами занимался министр статс-секретарь (до 1826 года его функции выполняла Комиссия финляндских дел). С 1811 по 1899 год на эту должность назначались исключительно уроженцы Финляндии. Министр статс-секретарь ведал императорской канцелярией, занимавшейся всеми делами гражданского управления Финляндией, докладывал эти дела императору и сообщал высочайшие повеления финляндскому генерал-губернатору.
Исполнительная власть в Финляндии возглавлялась генерал-губернатором. Также имелся финляндский правительствующий совет, в 1816 году переименованный в императорский сенат. Он состоял из двух департаментов: судебного, являвшегося высшей судебной инстанцией, и хозяйственного, заведовавшего гражданским правлением и фактически представлявшего собой совет министров. Члены сената назначались из финляндских граждан.
В 1823 году был Высочайше утверждён порядок рассмотрения дел, касающихся Финляндии, согласно которому постановления русского правительства должны быть «сообразны с законами и учреждениями края и удобны... там для исполнения». Такое положение неизбежно вело к отклонению неугодных законов, что, в свою очередь, влекло за собой необходимость всё больше и больше учитывать внутрифинляндские основные законы, издавать акты, работающие на развитие автономии Финляндии.
Государственным языком Великого княжества оставался шведский. Впрочем, Александр I планировал постепенно ввести в Финляндии русский язык. Так, §6 Положения об учреждении правления в Новой Финляндии (т.е. территории, приобретённой Россией согласно Фридрихсгамскому миру) от 19 ноября (1 декабря) 1808 года предписывал «все дела производить на ныне употребляемом в Финляндии [шведском] языке, доколе не войдёт в употребление Российский» (Бородкин М.М. Справки о «конституции» Финляндии. СПб., 1900. С.23). 6(18) июня 1812 года император издал рескрипт с повелением назначить во все школы Финляндии учителей русского языка и требовать, чтобы «все молодые люди Финляндии, намеревающиеся вступить в государственную службу, обязаны были публично доказать познания свои в русском языке» (Там же). Для введения в действие этого закона назначался шестилетний срок.
Эта мера не понравилась чиновникам из финляндского сената и Комиссии финляндских дел. Не смея настаивать на отмене неприятного им закона, они начали постепенно его саботировать. В 1824 году они добились, в виде «временной меры», освобождения от знания русского языка теологов, затем в 1831 году от этой обязанности были освобождены, «впредь до нового распоряжения», преподаватели гимназий и других общественных учебных заведений. Постепенно от знания русского языка были освобождены и остальные чиновники края, кроме чиновников канцелярии генерал-губернатора и статс-секретариата.
При шведах финские войска были организованы по поселенной системе. Чтобы избавиться от рекрутских наборов, города и сельские общины во второй половине XVIII века заключили с правительством особые контракты, по которым обязались содержать оговоренное число солдат. Каждому солдату отводились изба и участок земли, крестьяне обязывались платить ему вознаграждение и помогать в полевых работах. В мирное время поселенные войска собирались только летом на несколько недель учебных сборов. Кроме того, в Финляндии имелось небольшое количество постоянных войск, содержавшихся за счёт казны. Общая численность войск в Финляндии доходила до 21 600 человек.
Разумеется, о том, чтобы обременять новых российских подданных рекрутскими наборами наравне с русскими крестьянами, не могло быть и речи. Как заверил Александр I собравшихся в Борго депутатов сейма: «кроме учреждения милиции и образования регулярных войск на собственные Его Величества средства, никакой другой способ рекрутской или же военной конскрипции не будет иметь места в Финляндии» (Энциклопедический словарь. Т.XXXVа. СПб.: Ф.А.Брокгауз и И.А.Ефрон, 1902. С.940).
Более того, вскоре последовали новые поблажки. Манифестом от 15(27) марта 1810 года отбывание натуральной повинности по поселенной системе было приостановлено, чтобы «предоставить стране отдых и возможность финансовых сбережений». Манифестом от 20 июля (1 августа) того же года взамен этой повинности была введена так называемая вакантная подать в размере вдвое меньшем того, что стоило содержание солдат-поселенцев (Там же).
Тем не менее, финские войска в составе российских вооружённых сил всё-таки появились. Начало им положили созданные в 1812 году три егерских полка. В дальнейшем укомплектованные уроженцами Финляндии части и подразделения подвергались неоднократным переформированиям. Постоянно существовал лишь лейб-гвардии Финский стрелковый батальон. Как и обещал Александр I, в финских войсках служили исключительно добровольцы. С 1812 по 1854 год их численность колебалась от 1600 до 4500 человек.
Впрочем, помимо заботы о благосостоянии своих финских подданных, император попросту не слишком доверял местным жителям, считая, что «национальное вооружение может иметь нежелательные последствия». Как ни странно, на гораздо более враждебных к России поляков подобные опасения не распространялись.
Недоверие, скорее всего, было напрасным. Зачисленные в русскую армию финские добровольцы честно выполняли свой воинский долг. В 1831 году лейб-гвардии Финский стрелковый батальон принял участие в усмирении бунтующей польской шляхты, за что 6(18) декабря ему было пожаловано георгиевское знамя. В 1849 году в составе русской гвардии батальон был отправлен подавлять революцию в Венгрии, в 1877—1878 гг. он участвовал в русско-турецкой войне.
Финансовая система Финляндии также была практически независимой от общероссийской. С самого начала Великое княжество представляло собой особую таможенную область с отдельным таможенным управлением. При этом финляндская таможенная политика резко отличалась от имперской, и с течением времени эта разница всё более усиливалась. Что касается налогов и вообще денежных средств Великого княжества, то император Александр I объявил, что они будут употребляться только на нужды самой страны. Едва ли не единственным, что связывало Финляндию с Россией в сфере финансов, был рубль в качестве денежной единицы.
В довершение всего 11(23) декабря 1811 года в состав Великого княжества была передана Выборгская губерния, включавшая в себя земли, отошедшие к России по мирным договорам 1721 и 1743 годов. За 90 лет нахождения в составе Российской Империи она значительно обрусела и многие её жители «никакого, кроме русского языка» не знали (Бородкин М.М. Краткая история Финляндии. СПб., 1911. С.127). Тем не менее председатель Комиссии финляндских дел шведский перебежчик Г.М.Армфельт предпринял энергичные меры, чтобы как можно быстрее удалить из губернии русских чиновников и вообще всё, что там напоминало о России. При этом он заявил: «должно стараться отделаться от варваров (т.е. русских — И.П.) и на их место посадить людей с либеральными принципами» (Там же).
В результате административная граница Финляндии вплотную придвинулась к Петербургу. Пока Финляндия оставалась составной частью Российской Империи, подобная ситуация не была особо страшной. Однако если судить по будущим последствиям, то этим своим поступком «Александр Благословенный» заткнул за пояс даже Никиту Хрущёва, подарившего Крым Украине. Известно, что император Николай I крайне неодобрительно отнёсся к действиям своего брата. «Пример того, что было испробовано с Выборгской губернией, влечёт уже за собою до того важные неудобства, что возможно возвращение её к Империи в собственном смысле слова» (Там же. С.128).
Даже уроженец Финляндии министр статс-секретарь барон Р. Ребиндер в 1826 году представил Николаю I доклад о возвращении России наиболее обрусевших частей Выборгской губернии, в первую очередь Карелии, расположенной вблизи столицы и более связанной с русскими губерниями, чем с Финляндией. Будучи финским патриотом, он видел, какое недовольство вызвал поступок Александра I в России и опасался, что из Выборгской губернии создастся «утёс», о который разобьётся самостоятельность Финляндии. Как выразился Ребиндер в одном из частных писем: «Я знаю все трудности, с которыми приходится вам бороться в этой проклятой губернии, дарованной нам небом в своём гневе» (Там же. С.135). Увы, Николай I не проявил должной воли, каковая должна быть присуща самодержцу. Проект Ребиндера поступил на рассмотрение финляндского сената, который высказался против, после чего был отклонён.
Разумеется, советские историки, исходившие из постулата, будто Российская Империя являлась «тюрьмой народов», просто обязаны были отыскать факты угнетения самодержавием несчастных финнов: «Царские власти систематически нарушали конституцию; в 1-й половине 19 в. сейм ни разу не был созван» (Большая Советская Энциклопедия. 2-е издание. Т.45. М., 1956. С.183). Действительно, с 1809 по 1863 год финляндский сейм не собирался ни разу. Однако дело в том, что согласно той самой «конституции» созывать его было вовсе не обязательно. Форма правления 1772 года давала русским императорам на это полное право:
«Это не составляло нарушения финских законов, так как периодичность сейма была установлена только сеймовым уставом 1869 года. Избегая крупных реформ, правительство могло управлять без сейма, пользуясь предоставленными короне весьма широкими правами в области так называемого экономического законодательства» (Энциклопедический словарь. Т.XXXVI. СПб.: Ф.А.Брокгауз и И.А.Ефрон, 1902. С.4).
Швеция начала XIX века, чьё законодательство унаследовало Великое княжество, хотя и являлась конституционной монархией, однако её король имел весьма значительные полномочия. Ни Александр I, ни Николай I старались не принимать мер, на которые «по основным законам» требовалось согласие сейма. Или же обходили финляндское законодательство с помощью казуистических уловок. Например, в Высочайшем повелении от 21 апреля (3 мая) 1826 года замена смертной казни финляндским гражданам ссылкой в Сибирь мотивировалась принадлежащим монарху правом помилования.
Впрочем, иногда конституция всё же нарушалась. Так, в 1827 году Николай I «с прискорбием обратил внимание на то, что лица той же веры, которую исповедовал сам Монарх, не имели права вступать на службу края». После чего Высочайшим постановлением было разрешено принимать на государственную службу финляндских граждан православного вероисповедания. Не правда ли, возмутительный пример самодержавного произвола? Как посмел император устранить дискриминацию православных жителей Финляндии, не испросив на то согласия местного сейма? Ведь глядя на него, кто-нибудь из политиков нынешней РФ, чего доброго, додумается потребовать от «государств» Прибалтики прекратить притеснения русскоязычного населения.
Таким образом, после присоединения к Российской Империи Великое княжество Финляндское заняло в ней совершенно исключительное положение. Фактически оно было связано с Россией лишь личной унией. Даже календарь в Финляндии использовался григорианский, в отличие от юлианского календаря в остальной части Империи. Стоит ли после этого удивляться, что «в финском образованном обществе проснулось национальное самосознание» (Энциклопедический словарь. Т.XXXVI. СПб.: Ф.А.Брокгауз и И.А.Ефрон, 1902. С.4).
