Во все времена любое правительство считало одной из своих главных обязанностей укрепление позиций своей страны во взаимодействии с соседними государствами. При этом форма и смысл государственной власти не имеют значения. Сильная держава нужна любому правителю: и феодальному сеньору, считающему, что народ существуют исключительно для его пользы и удовольствия, и президенту республики, положение которого зависит от того, насколько успешно он защищает интересы политически значимой части своей нации.
Основным содержанием внешней политики любого государства является обеспечение для себя доступа к жизненным ресурсам – землям, водам, полезным ископаемым, контингентам трудоспособного населения, точкам пересечения важных транспортных потоков… Это подразумевает сохранение за собой имеющихся ресурсов и приобретение новых, а последнее, в свою очередь, естественным образом связано с ограничением доступа к ресурсам для своих соседей по «нашему общему дому – Земле».
Так было всегда, так обстоит дело и в наши дни; и всё это, в общем, совершенно законно и даже нравственно в рамках демократического идеала с его свободой конкурирующих субъектов. Тут ни при чём некое мировое инфернальное зло или испорченность отдельных представителей рода человеческого. Всеобщая борьба за ресурсы будет продолжаться до тех пор, пока за индивидуумом будет признаваться юридическое право удовлетворять свои материальные потребности вне зависимости от их размаха и от условий жизни других индивидуумов и их сообществ.
Вряд ли необходимо доказывать, что в таких условиях прямым долгом любой власти является обеспечение всесторонней безопасности своей страны всеми необходимыми средствами – и не в последнюю очередь военными.
Само собой разумеется, что государственным формированиям русского народа приходилось принимать участие в этой борьбе – фактически, борьбе за выживание и развитие. Неважно, делалось это в интересах владыки, правящего класса или всего народа в целом – в любом случае глобальная конкуренция за жизненные ресурсы была, остается и в обозримом будущем пребудет неустранимым обстоятельством существования нашего народа (как и любого другого) в этом несовершенном мире.
Возвращаясь к тематике нашего цикла, следует отметить, что после Второй мировой войны СССР всё же оказался в ситуации, ранее не случавшейся. Все – буквально все! – страны, сильные в военном, экономическом и технологическом отношении, оказались нашими противниками. И пусть со мной не согласятся те, кто до сих пор верит в бескорыстную добродетельность западных демократий, но я утверждаю – это было опасно.
Конечно, в годы первых пятилеток Советский Союз строил свое хозяйство во многом в целях увеличения своих военных и мобилизационных возможностей. Но одна лишь угроза нападения со стороны Германии – да и любого другого государства в середине ХХ века – вряд ли заставила бы доводить наши Вооруженные силы до того беспрецедентно высокого уровня мощи, который был достигнут в ходе реальной войны с могучим и абсолютно непримиримым противником.
Эта чрезвычайная военная мощь СССР, только что взращенная для победы над общим врагом – фашизмом, сразу по достижении этой победы вызвала сильнейшие опасения в стане наших бывших союзников.
И это вполне закономерно. Ведь один из участников всемирного соперничества вдруг оказался принципиально сильнее, чем был всего четыре года назад! И другим активным игрокам уже нечего ему противопоставить, и нужно срочно организовывать замену той угрожающей России силе, которой четыре года назад являлся Третий Рейх.
Если брать во внимание настоящие, коренные причины послевоенного развития событий в мировой политике, то нет нужды объяснять холодную войну борьбой с идеологией и практикой коммунизма. Когда Россией правил законный, миропомазанный император Николай Павлович, в Крымской войне вместе с традиционной Турцией против России выступили Англия, Франция и Королевство Сардиния. И наоборот, когда немцы оккупировали три четверти Франции и угрожали самому существованию Британии, никакие ужасы большевизма не стали препятствием для создания антигитлеровской коалиции.
Так что холодная война стала ни чем иным, как еще одной формой обычного противодействия сопернику на мировой арене, тем более интенсивного, чем более сильным стал этот соперник. Ибо идеологии и формы государственности преходящи, а столкновения державных интересов вечны.
В этих условиях советское правительство делало то, что должно было делать. Восстанавливался и умножался экономический потенциал. Напрягались все силы для создания новых видов оружия и строительства соответствующих требованиям времени Вооруженных сил. Используя такой кровью оплаченные возможности, строилось сообщество союзников СССР, для чего требовалось иметь общую для его участников политическую платформу и сходную государственную организацию. Очень быстро стала очевидной двуполярность нового мирового устройства, и это требовало распространять влияние Советского Союза буквально повсюду, где это можно было сделать, так что экономическая, военная и всякая другая помощь странам третьего мира – это не идеологическая дурь и не прекраснодушная филантропия, а неотложная необходимость, вызванная реальными нуждами существования государства в конкретных исторических условиях.
Такой же необходимостью была и многолетняя советская кампания по борьбе «за мир и дружбу между народами».
Нельзя сказать, чтобы послевоенный СССР мог служить безупречным примером носителя политики невмешательства. У нас, как и у Руси Рюриковичей и России Романовых, как у любой другой мировой державы, были свои интересы в различных районах за пределами своей территории. Мы не могли быть и не были пасторальными миролюбцами. Нам случалось защищать свои позиции при помощи прямого применения регулярных формирований – так было в Венгрии, Чехословакии, на острове Даманском, в Афганистане, – либо силами военных советников и добровольцев – это Корея, Куба, Вьетнам, Ближний Восток, некоторые страны Африки...
Но в послевоенный период мы никогда не вводили свои войска для того, чтобы свергнуть законное правительство, изменить государственный строй или отторгнуть и взять под свой контроль часть территории суверенного государства.
Так что на фоне Кореи 1950-53, Вьетнама 1946-54 и 1964-1973, событий вокруг Суэцкого канала в 1956 г. и многого, многого другого СССР действительно являлся последовательным противником развязывания войн.
Наша борьба за мир преследовала сразу несколько целей. Во-первых, любой договор о запрещении, неприменении, ограничении, предотвращении и т.п. действительно, хоть порой и ненамного, снижает риск возникновения вооруженных конфликтов или ограничивает их потенциальную разрушительность. В этом смысле советские усилия по контролю за вооружениями и созданию структур и процедур для договорного разрешения спорных вопросов объективно способствовали снятию напряженности в отношениях между странами и увеличению взаимной безопасности. А это было то, чего хотело подавляющее большинство населения планеты, пережившей за четверть века две мировые войны.
Во-вторых, закрытие какой-то военной программы уменьшает нагрузку на экономику – понятно, насколько это было важно для СССР во все времена.
Далее, наши мирные инициативы, что бы теперь ни говорили о них отечественные критики, встречались с пониманием и вызывали в мире ту реакцию, на которую мы рассчитывали. В Европе перестали считать, за сколько часов русские танки дойдут до Парижа. Образ врага поблек, и людям стало не очень ясно, зачем увеличивать из года в год военные бюджеты, если Советы предлагают разоружаться. Можно как угодно относиться к искренности советских инициатив, но факт остается фактом – сформировался авторитет СССР как инициатора позитивных процессов в международной жизни.
После 1985 года в массовой печати стало принято говорить о миролюбии Советского Союза с издевкой или хотя бы с иронией: мол, мы за мир – а сами наделали больше всех ракет и БТРов. Однако это подход некорректный и довольно плоский. Да, мы постоянно предлагали договорные варианты разрешения многочисленных аспектов военно-политического противостояния. Но при всём при том правительство просто не имело права не реагировать на планы типа «Чариотир», «Флитвуд» и «Дропшот» (см. статью автора в девятом номере «Спецназа» за этот год), на все эти «массированные возмездия» и «гарантированные уничтожения». До определенного момента накопление вооружений было необходимо, чтобы убедить наших оппонентов в бесперспективности прямой, «линейной» гонки вооружений. Чтобы заставить их всерьез взяться за переговорный процесс с целью хотя бы частичной нормализации международной обстановки.
И этот результат был достигнут. В марте 1970 года председатель Объединенного комитета начальников штабов Вооруженных сил США адмирал Мурер в своем заявлении констатировал: «Я считаю, что соотношение стратегических сил США и СССР за последние 5 лет коренным образом изменилось в пользу Советского Союза». В конце того же года министр обороны США Лэйрд признавал: «Мы уже не можем утверждать, что обладаем общим превосходством над Советским Союзом в области стратегического вооружения». Заявление президента Никсона по этому вопросу мы уже цитировали в предыдущей статье.
Всё это – и наша сила, и образование социалистического содружества, и ориентация на СССР во многих развивающихся странах, и перемена в нашу пользу общественного мнения в странах развитого капитализма – всё это сделало возможным стратегический перелом геополитической ситуации в начале 1970-х годов: переход от почти неограниченной конфронтации к разрядке международной политической напряженности.
Я еще раз подчеркну: всякое государство, во все времена, проводит свою политику под каким-то идеологическим прикрытием. Воины халифов покоряли Персию и Испанию под зеленым знаменем ислама. Средневековые короли и курфюрсты мечом подтверждали свое врожденное законное право на тот или иной престол. Мы били басурман за веру православную и батюшку-царя, наполеоновские гвардейцы завоевывали Европу во имя Прекрасной Франции и своего императора. Германцы освобождали жизненное пространство для высшей расы, а американцы неустанно и всеми средствами борются за торжество великих идеалов свободы и демократии. В конечном итоге всякой борьбе, какой бы ни были ее подлинные причины и цели, необходимо высокое обоснование, оправдание из области идеальной, в категориях морального права – вспомните хотя бы Родиона Романовича Раскольникова.
Наверное, в первые годы существования Советской Республики в ее руководстве были люди, искренне мечтавшие о мировой революции ради блага всех трудящихся и угнетенных в мире. Но в тот период, о котором мы сейчас говорим, страна не служила лозунгам коммунизма и пролетарского интернационализма. Наоборот, это лозунги служили стране, являясь идеологическим обеспечением решения фундаментальной и жизненно важной задачи – выживания, сохранения независимости и развития конкретной человеческой общности, включенной в конкретную, исторически данную политическую организацию.
Вопрос о необходимости для народов России именно такой политической организации выходит за рамки настоящей статьи. Однако, посмотрев непредвзято на три послевоенных десятилетия, приходится признать, что в целом и стратегия развития государства, и обеспечивавшие ее лозунги показали достаточную эффективность.
Итак, попробуем в общих чертах вспомнить, что же это было такое – разрядка международной напряженности. Ведь значительная часть нынешнего молодого поколения, познающая недавнюю историю в трактовке, скажем так, легкомысленно-критических популярных изданий и телепередач, скорее всего относится к этому словосочетанию, как к еще одному пустому заклинанию бездарного коммунистического руководства эпохи застоя.
А это совсем не так.
Официальным объявлением холодной войны стала знаменитая речь Уинстона Черчилля, произнесенная им в Фултоне, США, в марте 1946 года. Бывший руководитель союзной Великобритании, всего через полгода после окончания Второй мировой войны, призвал к объединению англо-саксонских стран и созданию военно-политических блоков, направленных против СССР и стран народной демократии. Такие блоки стали создаваться, наиболее известный из них, процветающий до сих пор – Североатлантический Союз, НАТО – родился в 1949 году. Далее были организованы АНЗЮС (1951), СЕАТО (1954), СЕНТО (1955), позднее к ним добавились АЗПАК (1966), АНЗЮК (1971).
Рассудив, что коллективную безопасность можно пробовать строить в рамках разных международных организаций, Советский Союз предложил себя в качестве члена этой организации, но был отвергнут – а ведь, с формальной точки зрения, мы, с нашими балтийскими портами, были как минимум столь же «североатлантическими», как и Турция с Грецией со своими Инджирликом и Пиреем. Это был четкий ответ на вопрос, «против кого дружат» натовцы. В качестве ответного хода в мае 1955 года была создана Организация Варшавского договора, и процесс организационного оформления конфронтации двух полюсов силы был в общих чертах завершен.
Вот такую ситуацию должна была облегчить новая линия нашей международной политики, ставшая возможной после достижения приблизительного стратегического и политического паритета с США и «капиталистическим содружеством» в целом.
Процесс начался, когда Франция, первой из крупных европейских держав, ощутила себя идущей по «дороге в никуда». В 1966 году ее руководство вывело страну из военной организации НАТО. Однако это еще не означало настоящего поворота: правительство народного героя Де Голля отличалось независимыми взглядами на мир и место Франции в нем, и его линия не была типичной для всего сообщества западных стран.
Разрядка стартовала в начале 1970-х годов, когда были проведены ряд советско-германских переговоров и серия встреч между лидерами СССР и ФРГ – Генеральным секретарем Л.И.Брежневым и канцлером Вилли Брандтом. По сути дела, в Европе был осуществлен реальный прорыв в ликвидации тяжелого наследия великой войны. В начале 1970-х Федеративная Республика заключила договоры с СССР, Польшей, ГДР, Чехословакией; был сформирован комплекс соглашений по Западному Берлину.
Но решительно изменить положение могло, конечно, только серьезное улучшение отношений между «капитанами команд» – Советским Союзом и Соединенными Штатами.
Так что поистине переломным моментом стала московская встреча Брежнева с президентом Никсоном в мае 1972, на которой был принят совместный документ «Основы взаимоотношений между СССР и США». Документы такого рода отличаются определенным своеобразием. Ведь после заключения таких соглашений, как договоры о нераспространении ядерного оружия или о запрещении его испытаний, можно продолжать, так сказать, не здороваться – то есть сохранять антипатию и даже враждебность. А «Основы взаимоотношений…» подписываются тогда, когда есть стремление достичь некоторой степени добрососедства – это фактически перемирие в холодной войне. Кроме «Основ», был согласован ряд документов по более частным вопросам, каждый из которых, однако, имел свое важное значение.
Потом был визит Брежнева в США, подписание комплекса новых двусторонних актов, среди которых центральное место принадлежит «Соглашению о предотвращении ядерной войны». В них зафиксирован взаимный отказ от применения силы, намечены меры по созданию системы реальных гарантий международной безопасности. Была также достигнута договоренность об основных принципах работы по подготовке нового, следующего за ОСВ-1, соглашения об ограничении стратегических наступательных вооружений.
Эти сдвиги очень благожелательно встречались во всём мире, в том числе и ведущими СМИ. «Нью-Йорк таймс» писала 21 июля 1973 года: «Никакой мировой порядок невозможно установить, если не избавиться от того недоверия, которое отравляло отношения между Вашингтоном и Москвой на протяжении первых 30 лет после войны, и это самое главное, о чем сейчас идет речь. Два лидера не столько занимаются обменом природного газа на пшеницу, сколько укреплением доверия».
Или вот такая констатация эффективности наших внешнеполитических действий – это «Берлинер Цайтунг»: «Получить от главной капиталистической державы обязательство, что она вместе с СССР будет препятствовать развязыванию атомной войны или применению ядерного оружия, – это блестящий успех советской политики мира».
В целом можно сказать, что СССР в тот период перехватил политическую инициативу, развернул, насколько смог, ситуацию в свою пользу. И Запад был вынужден пойти на такие шаги, которые с точки зрения глобальной конкуренции были выгодны Советскому Союзу.
Ясно, что такой расклад не мог надолго быть принят стратегами «первого мира», ответственными за его победы и процветание. Помимо всего прочего, никуда ведь не делись и структуры, специально созданные для осуществления военного давления на социалистический лагерь – вплоть до открытого вооруженного противоборства.
Как это ни банально звучит, но у войны, во всяком случае, у военных приготовлений всегда есть естественные сторонники, причем почти в любом государстве. В любом случае таковыми являются руководители и магнаты военной промышленности и кадровый состав вооруженных сил – те, для кого интересы ВПК и армии совпадают с их личными интересами, не обязательно даже только материальными. Еще есть политики, связывающие свой успех с критикой линии действующего руководства. И если это руководство придерживается мягкого курса, то, значит, грядущая победа на выборах лежит на путях его ужесточения. И есть просто такие боевые патриоты, для которых слава и достоинство их страны заключается в первую очередь в ее обязательном военном доминировании. Так что, при всей своей привлекательности для большей части человечества, разрядка неизбежно должна была смениться очередным витком нарастания напряженности.
И уже в том же 1973 году на сессии Совета НАТО его Верховный главнокомандующий наставлял собравшихся: «Нельзя спрашивать, сколько времени прошло после второй мировой войны. Надо задавать вопрос – сколько времени осталось еще у нас до третьей мировой войны...». Конечно, подобная постановка вопроса объяснялась, как обычно, советской угрозой.
