Война и мир российского солдата — эта тема слишком многогранная, а государственные компенсации — всего лишь некая, быстро улетучивающаяся сумма, а вовсе не панацея от поствоенной боли. Ее изо дня в день надо врачевать, а не сиюминутно откупаться, как это обычно делается перед многочисленными камерами к круглым датам или накануне выборов.
Мертвые
Истинное отношение власти к фронтовикам было видно всегда. Первая и самая жгучая правда в преддверии 70‑летия начала Великой Отечественной — признать, что эта война не окончена.
В некоторых районах, где работают поисковики, местные власти… не дают разрешение на поиск останков солдат. По одной простой причине — найдут хоть одного павшего во время ВОВ, придется по всем правилам предавать земле. А это бюджетные деньги, которых хронически не хватает. Так лучше с самого начала поисковой вахты придумать отказ с подходящими формулировками.
Интересно, а Вам, господин министр обороны России, не известен многовековой приказ Суворова: «Война не окончена, пока не похоронен последний солдат»? В случае, если Вы, предположим, скажете, что генералиссимусу гражданское лицо не подчиняется, то найдите, пожалуйста, аргументы, чтобы не с правдой спорить, а делами доказать, что бескорыстные вахты добровольцев-поисковиков — это дело государственной важности, имеющее не экономический, а патриотический приоритет, и работа эта укрепляет обороноспособность державы сильнее самого совершенного оружия.
Чтобы донести такую мысль до местных военкоматов и глав районных управ, надо всему министерству обороны в эту непреложную истину поверить и ей следовать. Пока же почетные похороны найденных воинов «могут откладываться», а поисковикам, в собственных гаражах хранящим найденные останки, а также сельчанам, выкапывающим на своих огородах давнишний «груз-200» и потом с ужасом вынужденным слышать предложения администрации «закопать обратно», приходится только горько сожалеть о нравах и морали властной вертикали.
Если все останется на своих местах, то пусть позор забвения останется на нынешних мундирах. Мертвые, как известно, сраму не имут.
…и живые
Не спорю, государство вроде бы пытается все делать для живых ветеранов — квартиры, пенсии, медобслуживание. На самом же деле есть другие факты другого отношения к защитникам Отечества.
Была в советской истории практика… вычеркивать бывших солдат из списков завоевателей Великой Победы. Такое случалось с обитателями домов-интернатов для инвалидов и престарелых, куда с конца 1940‑х годов прошлого столетия свозили с улиц городов, посёлков и сёл неприкаянных безруких, безногих, слепых участников войны, просящих милостыню или жалобно играющих на гармошках на базарах и вокзалах.
Как свидетельствуют данные правоохранительных органов тех лет, во втором полугодии 1951 года в городах задержано 107 766 нищих, в 1952 году — 156 817 человек, а в 1953 году — 182 342 человека. Среди задержанных инвалиды войны и труда составляли 70 %. По мнению представителей советской власти, подобное явление позорило страну-победительницу. Было решено искоренить нищенство, определив попрошаек в дома инвалидов и престарелых, убежать из которых они не смогли бы при всем своем желании — такие учреждения автоматически преобразовывались в дома закрытого типа с особым режимом.
Правда, были более человечные условия содержания этих недавних победителей фашистов. Одно такое место в 1950 году по указу Верховного Совета Карело-Финской ССР появилось на Валааме, где в бывших монастырских стенах обустроили инвалидный дом. Его жильцами становились по разным причинам. Кто‑то добивался путевки сам, не желая быть обузой для родственников, от других отказались близкие люди, третьи не смогли приспособиться к мирной жизни.
Те, кто был в состоянии трудиться, работали, а, получив заработную плату или фронтовую пенсию, пропивали её в одночасье, заливая алкоголем одиночество и тоску. А ещё ходили на костылях и ездили на своих колясках или каталках с помощью «утюжков» за шесть километров от посёлка к причалу, когда туда приплывали пароходы из Сортавалы, чтоб увидеть нарядных и весёлых людей, посмотреть на настоящую жизнь. Некоторые же вообще никогда никуда не отправлялись — инвалиды без рук и ног лежали в своих корзинах постоянно…
Эти факты страна не замечала. Привычным делом оказывается это и сейчас.
С Афганом еще пятьдесят две… войны
Недавно к участникам и инвалидам ВОВ приравняли других «наших», побывавших на 53‑х войнах, где вдалеке от собственных государственных границ советские руководители находили интересы страны. Теперь Закон «О ветеранах» охватывает всех участников и инвалидов всех войн. Им тоже положены квартиры, машины, юбилейные медали, медобслуживание и санаторно-курортный отдых. Правда, льгот побольше, чем в первые десятилетия после Победы над фашизмом.
Но как и тогда, власть по‑прежнему не чувствует важности реабилитационной работы среди воевавших, равно и такой «инвалидной» темы, как бывший солдат без конечностей или каких‑либо органов. Ведь здесь к психологическому надлому плюсуется еще фантомная и головная боль, когда мозг, отправляя несуществующей части тела соответствующий посыл на действие, начинает страдать от «холостых оборотов».
Приступы, мигрени, гипертония, сердечно-сосудистые заболевания, астма, гастрит и язвы, другие психосоматические болезни — далеко не полный перечень функциональных расстройств из‑за «боевого» психического и душевного нарушения. С ними человек нормально жить не сможет никогда.
После Афгана ветеранские организации, взявшие поствоенную реабилитацию в качестве приоритетного бизнеса и получавшие от государства соответствующую материальную поддержку, так и не смогли осилить всероссийскую реабилитацию поствоенного синдрома и постравматической стрессовой реакции.
Практика, когда «битый недобитого везет», несостоятельна. Причина? Человек, травмированный войной, должен сам лечиться, а не лечить других. Поскольку он дилетант, пусть даже сто раз честный. Все должны делать профессионалы. Причем за государственный счет, ежегодно получая гарантированные деньги на обучение и развитие направления.
Мертвую петлю — на разрыв!
Против правды нет аргументов — Америка своих граждан не бросает. Из особо отличившихся делает национальных героев и на их примерах воспитывает население. Неудивительно, что пионерами в реабилитационной работе с ветеранами и военными инвалидами стали не наши, а заокеанские реабилитологи, рассудившие — раз войну забыть нельзя, значит, надо к ней приспособиться.
Во вьетнамской войне Америка потеряла 58 тысяч человек, а после ее окончания в течение десять лет не стало более ста пятидесяти тысяч ее участников. Большой процент — за счет самоубийств. Остальная статистика такова: у 15,2 % от общего числа ветеранов военных конфликтов имелись ярко выраженные посттравматические стрессовые реакции, у 11,1 % отмечались отдельные симптомы подобных расстройств.
Среди ветеранов в пять раз больше, чем у других, был риск остаться безработными. Около 70 % испытали тяжелейшие трудности в отношении с супругами. У 35 % были отмечены родительские проблемы, у 47,3 % — крайние формы изоляции от людей, у 40 % — выраженная враждебность к окружающим, 36,8 % пришлись на ветеранов, совершавших более шести актов насилия в год, половина из них были арестованы и посажены в тюрьму, в том числе 34,2 % более одного раза. У нас соотношение, видимо, сходное.
Как решена проблема у них?
После боевых и «мирных» потерь отцы американской нации приняли государственную программу психологической реабилитации бывших военнослужащих. В ее рамках было создано более двухсот специальных реабилитационных центров, где всем желающим ветеранам и инвалидам оказывалась круглосуточная бесплатная медицинская, а главное, психологическая и психотерапевтическая помощь.
Со временем в эти реабилитационные центры стали обращаться не только военные, но и гражданские люди, побывавшие в «мирных» переделках, связанных со смертью, паникой, шоком, разного рода нервными срывами.
Адреналин — друг или враг?
Итак, оставшегося после войны внешне здорового человека подтачивает изнутри израненная память, стресс и гормоны, среди которых ведущую скрипку играет адреналин, однажды рванувший в организме в ответ на знакомство со смертью. Этот уникальный гормон мозгового вещества буквально захлестнул человека, включил реакцию типа «бей или беги» и закрепился в памяти для максимального генерирования при различных ощущениях опасности, при тревоге, травмах, ожогах или шоковых состояниях.
Адреналин — подарок человечеству от природы. Если человек, как биологическая единица, рискует погибнуть, то адреналин перегруппирует организм и сделает его устойчивым к стрессу и шоку: повысится сенсорика, увеличится артериальное давление и автоматизм сердечной мышцы, возрастет концентрация кортизола в крови.
При ранении адреналин повысит число и активность тромбоцитов. С его участием произойдет спазм мелких капилляров, а его увеличенная концентрация в крови остановит кровопотерю. А еще благодаря адреналину человеческий организм способен противостоять различным воспалениям и осложнениям.
Одним словом — чудо-гормон сделает все, чтобы биологическая единица максимально полно отработала свою программу на Земле и, прежде всего, дала жизнь другой.
Что происходит, когда очевидного врага больше нет? Как в этом случае действует адренолиновый «передоз»? К сожалению, самостоятельно с такой биохимией человеку не совладать. Разве что послушать бывалых и начать разрушать ежедневные излишки подходящими для этой цели водкой, наркотиками, сознательно идти на стрессовую ситуацию до тех пор, пока хроническая форма алкоголизма, наркомании не раздавят человека окончательно.
Требуется специальная помощь в свертывании программы, по которой невостребованные рефлексы «бей или беги», продолжающие в мирных условиях «работать», требуют «боевой» разрядки. Если «объект» не найден, то удар адреналина и других гормонов на себя принимают сердце, сосудистая система, головной мозг.
Такова схема стресса и у мирных граждан, переживших тяжелую психическую травму. Человек может стать раздражительным, агрессивным или, напротив, погрузиться в тяжелую депрессию. Периодами может возникать склонность к самоубийству, а воспоминания о пережитом делает его нервным, лишает сна.
Велосипед изобретен
Пусть даже в Америке, но круг вопросов обозначен, и проблема там стала потихоньку решаться. Теперь бы с Божией помощью осилить бы и нам это направление. Но тут станет вопрос — что из мирового можно применить у нас, ведь тут же включится известное «что русскому хорошо, то немцу капут» и наоборот.
Выход один — государственный статус реабилитационной работы, где все — от подготовки специалистов в вузах до расширения функций центров социального обслуживания. Последнее — временная мера, пока отечественные модели реабилитационной помощи не будут отработаны и заключены в отдельные стены, коих по стране должно быть не меньше тысячи.
Говорить о драгоценных зернах отечественного опыта по реабилитации «афганского» и «чеченского» синдрома здесь не стану, потому что рискую получить в ответ, что специально лоббирую чьи‑то научные или иные интересы, да и от чиновников социального и медицинского профиля может прозвучать аналогичное, как и в случаях с найденными останками солдат: «Закопать, и точка!».
Ну что ж, палки в колеса велосипеда — вещь, конечно, эффективная, да только с реабилитацией поствоенного синдрома так нельзя. Здесь как аукнется, так и откликнется. Ведь брошенные к Капитолию вьетнамские награды — это тоже поствоенный синдром. Хотя некоторые наши искалеченные войной солдаты и офицеры со своими наградами не расстанутся никогда — ни с боевыми, ни с параолимпийскими. Они показатели нашего русского духа.
Во сне и наяву
Слова молодого ветерана: «Я хотел бы вычеркнуть из памяти бои как таковые. Такой стресс даже во сне я соотношу с реальным стрессом, когда против меня мины, растяжки, зеленка, снайперы, бородатые нохчи с кинжалами-автоматами. В ночных кошмарах я никак не могу спастись, потому что всякий раз у меня вместо гранатомета бывает удочка или что другое бесполезное в бою. Людоеды прут, а тут… Я просыпаюсь в поту, мышцы словно камень, а сам просто в каком‑то параличе. Как доживаю до утра, не знаю…
