Накануне войны, принесшей всему миру неисчислимые беды, советская разведка работала на пределе своих возможностей. Одним из тех, кого по праву можно назвать Героем отечественной разведки, был высокопоставленный сотрудник Гестапо Вилли Леман. В советское время его подвиг никак не был отмечен.
В 1969 году ряд антифашистов, сотрудничавших с советской разведкой, был награжден (большинство посмертно) орденами Красного Знамени, Красной Звезды и «Отечественной войны». Но ни в открытом, ни в закрытом указах Президиума Верховного Совета СССР фамилия Лемана не значилась, так как по идеологическим соображениям руководство ГДР возражало против награждения «гестаповца».
О нем и многих других рассказывает ответственный секретарь правления РОО «Ветераны внешней разведки» полковник в отставке Коротков Виталий Викторович.
— Виталий Викторович, по Вашему мнению, в 1941 году были известны внешней разведке и политическому руководству СССР планы по нападению Германии? Или правы те, кто утверждает: в угоду пакта о ненападении Молотова-Риббентропа в Германии была фактически прекращена работа разведки еще до его заключения?
— Во-первых, я должен отметить, что в угоду разным соглашениям высшее руководство СССР никого из видных работников советской разведки не ликвидировало. Чистки в аппарате разведслужб начались при наркоме Ежове. Выдающийся начальник Иностранного отдела ОГПУ-НКВД Артур Христианович Артузов, резидент нелегальной разведки в Париже Игнатий Рейсс, устраненный своими коллегами в Швейцарии из‑за его нежелания возвращаться в СССР, как и Владимир Антонов-Овсиенко, Григорий Сыроежкин, попали в молох, запущенный при наркоме НКВД Ежове.
— По какой причине?
— По приказу Сталина началось устранение членов старой ленинской гвардии, которая была уже не угодна ему лично. Причем, если мы заговорили об устранении работников советской разведки, то я хотел бы отметить, что все они были порядочными людьми, которые честно служили своей Родине. Но, в связи с тем, что они долгое время провели за рубежом, выполняя важнейшие для своей страны задания и вербуя ценнейшую агентуру, то потерявшим совесть руководителям ОГПУ-НКВД, таким, как Ягода или Ежов, не составило особого труда обвинить их в работе на какую‑либо иностранную разведку.
Естественно, часть работников из внешней разведки, работавших с нашим ценнейшим агентом в Гестапо, Вилли Леманом, были ликвидированы. Это кадровый сотрудник ИНО ОГПУ Павел Корнель — «Жак», первый работавший с «Брайтенбахом», супруги-нелегалы Эрих Альберт Такке и Мария Такке.
…Что же касается внутренней обстановки на территории СССР, то даже по моим детским воспоминаниям с весны 1941 года все войсковые подразделения Красной Армии львовского гарнизона, в том числе и Восьмая танковая дивизия, были выведены в летние лагеря ближе к границе. И заявление Верховного Главнокомандующего о том, что пакт Молотова — Риббентропа о ненападении гарантировал мир в отношениях с Германией, не произвело ожидаемого идеологического воздействия, тем более на население западных областей.
— А где Вы учились в 1941‑м?..
— В шестом классе, и мой отец был начальником оперативного отдела штаба Восьмой танковой дивизии.
— Как вели себя работники внешней разведки, какую они давали информацию о возможном нападении Германии?
— Вы, наверное, знаете, что и разведчик Рихард Зорге, чей позывной был «Рамзай», еще в середине мая 1941 года прислал из Японии в Москву шифровку, в которой указывалось начало нападения германских войск на СССР. В ней было также указано количество войск Вермахта, которые будут принимать в этом участие. Ведь многочисленные источники нашей разведки указывали разные даты начала этой войны — от зимы до лета 1941 года — что не могло не вызывать недоверия и сомнений у руководства нашей страны.
— Агент нашей резидентуры в Германии А-201 или «Брайнтенбах», служивший в Четвертом отделе СД РСХА — Гестапо, Вилли Леман, сообщил 19 июня 1941 года сотруднику берлинской резидентуры Борису Журавлёву, известному в Центре под псевдонимом «Николай», точную дату нападения Германии на СССР. Поскольку об этом источнике внешней советской разведки до настоящего времени было малоизвестно, не могли бы Вы рассказать о нем подробнее?
— Это был сотрудник полицайпрезидиума Берлина — политической полиции, осуществлявшей наблюдения за представительствами иностранных миссий в столице Веймарской республики, она же собирала материалы разного характера о политических партиях Германии. «Брайнтенбах» постепенно рос в профессиональном плане, и, завоевав доверие руководства в Гестапо в 1935‑1936 годах, стал руководителем одного из ключевых отделов своего ведомства, контролировавшего всю военную промышленность страны. Он также обеспечивал безопасность крупнейших предприятий ВПК Германии, занимавшихся производством танков, артиллерии, а также разработкой новейших видов вооружения и даже разработкой ракетного оружия. Леман и сам выезжал на полигон, где испытывали эти ракеты.
Из досье «Спецназа России»
Вилли Леман родился 15 марта 1884 году в семье преподавателя лейпцигской гимназии. Учился на столяра, в возрасте семнадцати лет поступил добровольцем на флот, где прослужил двенадцать лет. В мае 1905 года с борта немецкого корабля он, 20‑летнйи старшина-артиллерист, наблюдал за боем русских и японских кораблей в Цусимском сражении. С той поры он симпатизировал русским, этому чувству не смогла помешать даже кровопролитная Первая Мировая война, в которой Россия и Германия противостояли друг другу.
В 1911 году Леман демобилизовался и приехал в Берлин, где встретил старого друга Эрнста Кура, который к тому времени работал в берлинской тайной политической полиции. По его протекции Леман был принят на работу патрульным полицейским, а через год был зачислен в контрразведывательное отделение полиции Берлина на должность помощника начальника канцелярии. Как сотрудник тайной политической полиции Леман не призывался в действующую армию в ходе Первой Мировой войны, но участвовал в разоблачении и задержании ряда нелегальных агентов Франции и Англии — за это был награжден Железным Крестом 3‑го класса.
После того как в мае 1918 года в Берлине было открыто Полномочное представительство РСФСР, за его сотрудниками стало вестись наблюдение контрразведывательным отделением Лемана. После переворота 4 ноября 1918 года Вильгельм Леман стал председателем общего собрания чиновников полиции Берлина.
На момент начала сотрудничества с Москвой Леман вдвоем с женой Маргарет, супруги были бездетны, Леман обитал в центре города в скромной двухкомнатной квартире. Он характеризовался как человек серьезный, звезд с неба не хватающий, но крепкий профессионал, добросовестный и аккуратный, не стяжатель, но цену деньгам знающий.
От Вилли Лемана в тот период стала поступать информация о перевооружении Германии и подготовке к войне. А на этапе 1939‑1940 годов, когда гитлеровское руководство приняло решение о плане «Барбаросса», Леман сообщал сведения о переброске крупных соединений гитлеровской армии на восток, к границе Советского Союза, а также информацию о том, что готовится нападение на СССР.
Более того, о подготовке Германии к войне шла информация от агентов нелегальной разведки СССР из Парижа, от «Красной Капеллы», от высокопоставленного сотрудника Министерства экономики Германии Арвида Харнака и чиновника из «Люфтваффе» Шульце — Бойзена, но окончательную точку в вопросе сроков нападения Германии поставил все же «Брайнтенбах» — Вилли Леман. Я не слышал, что имелся другой источник информации, который бы точно, за три дня до начала войны, дал нашей разведке ответ, когда начнется нападение фашистских войск на СССР.
— Можно ли сказать, что именно благодаря информации о разработках ракетного оружия, поступавшей от Вилли Лемана, и в Советском Союзе стали появляться более современные образцы?
— Насколько я помню, именно благодаря этому сообщению Лемана, маршал Тухачевский дал указание о начале работы по изучению возможности создания ракетного оружия, кстати, этой работой руководил великий ученый Сергей Королёв. И кто знает, если бы не арест Тухачевского, проведенный Ежовым в 1937 году по указке Сталина, может мы пришли бы раньше к созданию самого мощного оружия в мире (приписываемые ему успехи в создании ракетного оружия на самом деле стали возможны лишь после отстранения его от руководства — Ред.).
— Поскольку разведка — это, прежде всего, сражение умов, а не армий, как, по Вашему мнению, советским руководством была воспринята дезинформация, запущенная немцами о том, что продвижение их армий к восточным границам — это демаскировка, а главный удар Вермахта будет нанесен в 1941 году по Англии?
— Я думаю, что всем службам гитлеровской Германии от Министерства иностранных дел до партийного руководства в лице Рудольфа Гесса удалось создать у нашего политического руководства иллюзию, что наступления на Востоке не произойдет.
— Я встречал спекуляции об этом у предателя из ГРУ Суворова, что якобы Риббентроп предлагал Молотову и Сталину во время его визита в Москву осуществить совместный захват Англии, а затем всего Индонезийского полуострова.
— Что касается подобных баек, это чушь. Жаль, что руководство СССР не прислушалось к информации собственной разведки. Кстати, и в дальнейшем оно повторяло ту же ошибку. Об этой проблеме пишет в своей книге Н. С. Леонов «Холодная война против России». Упиваясь своими иллюзиями, советские руководители шли на неоправданные уступки США и их союзникам по блоку НАТО. Так что отношение к информации разведки в нашей стране всегда было подобным — от предвоенного времени до перестроечного.
— Если Вы упомянули Тухачевского, то позвольте спросить, как следует относиться к мемуарам шефа политической разведки Шестого отдела СД РСХА Вальтера Шелленберга, где сказано, что дезинформация, направленная против маршала Тухачевского, была запущена им через двойного агента НКВД и СД, белого генерала Скоблина, который помог в 1937 году похитить руководителя РОВСА генерала Миллера в Париже?
Чему Вы более склоны верить — в заговор генералов против Сталина, или в то, что опять Шелленберг подсунул политическому руководству НКВД через двойного агента дезинформацию к началу войны, чтобы обезглавить армию СССР?
— Мне довелось читать в оригинале книгу начальника внешней разведки СД РСХА, долго размышлял о написанном. Вальтер Шелленберг утверждает, что эта дезинформация была продвинута через президента Чешской республики Бенеша, который и довел эту информацию до советского партийного руководства. Я склонен считать, что это была очень острая, вовремя и хорошо продвинутая фашистами дезинформация. В результате Красная Армия осталось без своих лучших руководителей, что на первых сроках войны облегчило генералам Вермахта решение их задач. Да и Сталину, вероятно, было необходимо убрать тех, кто был ему не очень мил, а тут такой предлог, как «Заговор генералов» против него самого.
— Мог ли резидент нелегальной разведки СССР в Париже Игнатий Рейсс, чувствовавший в 1937 году свой конец и потому не желавший вернуться на Родину, уйти в США через Швейцарию, но при этом не сдать американской контрразведке ничего о работе своего ведомства во Франции?
— Я думаю, что в тот период такой уход даже резидента нелегальной сети в любой стране, в отличие от послевоенного периода, можно понять. В возможность того, чтобы он не выдал известных ему агентов и нелегалов, можно верить. Вспомните уход информированного сотрудника Орлова, который знал все о «Кембриджской пятерке» и о помощи СССР Испании в 1936 году, о получении за военную помощь правительством Сталина золота социал-демократов Испании, и возможно, оставленной там агентуре НКВД. Обо всём этом противник так и не узнал, хотя Орлов долгие годы жил в США.
Если мы заговорили о предательстве в нелегальной разведке времен до и после Великой Отечественной войны, я склонен скорее верить в предательство связника «Кента» — Гуревича, направленного по согласованию совместно ГРУ и НКВД в Брюссель. Центр дал ему задание выехать из Брюсселя в Берлин для установки связи с членами сети «Красной Капеллы», о которой я упомянул выше, и она вскоре после его поездки провалилась.
— А почему Вы, Виталий Викторович, считаете, что Гуревич, вернувшийся из застенков Гестапо, мог выдать столь успешно действовавшую в течение долгого времени нелегальную сеть разведки СССР «Красную Капеллу»?
— После освобождения Парижа и прибытия советской военной миссии, он явился туда вместе с Паннвицем, который был его куратором от Гестапо после провала «Красной капеллы». Гуревич заявил, что он завербовал Паннвица. Их отправили в Москву, где сотрудники контрразведки допросили обоих и пришли к выводу, основываясь на показаниях Паннвица, что Гуревич был завербован, и все эти годы честно работал на Гестапо.
Из досье «Спецназа России»
В 1920 году власти Веймарской республики воссоздали тайную политическую полицию, в которую вернулись Леман и Кур. Леман должен был пройти экзамен для дальнейшего повышения по службе, однако из‑за приступа диабета экзамен был отложен. На должность начальника в 1927 году был назначен опытный разведчик, и шансы Лемана на дальнейшее продвижение по службе сильно упали. Он выбрал для работы место в картотеке отделения, где сосредоточивались все сведения на сотрудников иностранных посольств.
За годы службы Леман успел разочароваться в политике Веймарской республики и решил предложить свои услуги советской разведке. В марте 1929 года по его предложению полпредство СССР на Унтер-ден-Линден, 63 посетил Эрнст Кур. После беседы с ним сотрудников ОГПУ в Москве пришли к выводу: Кура целесообразно завербовать на материальной основе.
Агента А-70 («Раупе») планировалось использовать для сбора сведений о лицах, интересующих разведку, за что ему полагалось ежемесячное вознаграждение в зависимости от качества информации. Однако для выполнения задания Кур должен был обращаться к Леману, которого такое положение дел не очень устраивало. К тому же Кур неразумно тратил деньги, полученные от советской разведки, спуская их на шумных вечеринках в берлинских ресторанах.
Опасаясь, что это привлечет внимание берлинской полиции, а затем выведет и на него самого, Леман решил пойти на прямой контакт. Он не очень разбирался в политике, но то, что творили нацисты на улицах германских городов, просто претило его менталитету старого полицейского служаки.
