СПЕЦНАЗ РОССИИ
СПЕЦНАЗ РОССИИ N 3 (174) МАРТ 2011 ГОДА

ОХОТА НА ШПИОНОВ

 << предыдущая статьянаша историяследующая статья >> 

В 1980 году Центральное разведывательное управление Соединенных Штатов подготовило и стало целенаправленно реализовывать совершенно секретный план развала СССР под кодовым названием «Доктрина освобождения».
Немаловажная роль в этом плане отводилась секретным агентам из числа советских политиков, дипломатов, крупных хозяйственников, сотрудников закрытых лабораторий и научно­исследовательских институтов. И надо отдать должное «охотникам за головами» из Лэнгли — они преуспели. В их сети попали и плодотворно работали в пользу США многие высококлассные специалисты.

ОХОТА НА ШПИОНОВ

Герой Советского Союза Геннадий Николаевич Зайцев, командир Группы «А» в 1977­-1988 и 1992­-1993 годах:

– Одной из ярких страниц в биографии Группы «Альфа» – впрочем, блеклых страниц в послужном списке нашего спецподразделения не было вовсе, – является захват на территории Советского Союза в середине 1980­х годов целой группы американских шпионов.

«Альфу» к этому делу привлекли после прискорбного случая, произошедшего с ответственным сотрудником МИДа Александром Огородником 22 июня 1977 года. Во время задержания в доме на Краснопресненской набережной тот ухитрился покончить жизнь самоубийством, надкусив спрятанную в авторучке капсулу с ядом. Эта история очень достоверно отображена в художественном фильме «ТАСС уполномочен заявить», где агент Дубов поступает аналогичным образом.

Кстати, Огородник, на тот момент второй секретарь советского посольства в Боготе, был завербован ЦРУ под угрозой опубликования компрометирующих фотоснимков, на которых он был запечатлен с сотрудницей Колумбийского университета Пилар Суарес.

Опасаясь разоблачения со стороны своей невесты Ольги Серовой, которая догадалась о его враждебной деятельности, Огородник свел ее в могилу, добавляя мелкие порции яда, присланного заботливыми американцами. Потом попросил еще. «Мы очень неохотно даем вам еще один спецрезервуар для вашей авторучки, – писали ему кураторы из ЦРУ. – Надеемся, что вы будете с ним обращаться бережно и не используете опрометчиво... Всегда помните точно, куда его положили...»

Вот какую публику было доверено захватывать сотрудникам «Альфы». Передо мной, как командиром спецподразделения, задачи ставили «заказчики» – в зависимости от того, чей был объект разработки: второй главк (контрразведка), третье управление или УКГБ по Москве и Московской области. Хочу подчеркнуть, что в подготовке операций захвата, где решающее слово отводилось нам, на разных этапах принимали участие десятки сотрудников различных структур. Это была общая, коллективная работа.

При разработке операций захвата наши сотрудники готовились к любому повороту событий – от вооруженного сопротивления до попытки самоликвидации. Кадры оперативной хроники тех лет подтверждают рассказы участников событий: задержания проводились виртуозно, артистично и, что особенно важно, быстро и практически незаметно для окружающих.

Чтобы избежать повторения неприятной истории с Огородником, сотрудники Группы «А» сразу же после задержания переодевали шпионов в другую одежду. Ведь ЦРУ на случай провала неизменно снабжало ампулой с ядом своих агентов из числа сотрудников советских спецслужб.

В нашем подразделении на шпионах больше всех «набил руку» мой однофамилец, Зайцев Владимир Николаевич, со своим 4­м отделением. Он постоянно тренировал людей в реальных условиях города, моделировал различные ситуации. Например, идет людской поток и нужно задержать объект, но таким образом, чтобы не вызвать нездорового ажиотажа и излишнего любопытства.

Проведя первый захват, Владимир Николаевич понял, что этому делу нужно учиться. Он очень вдумчиво подходил к работе по шпионам и соответствующим образом готовил личный состав, превратив силовые мероприятия в самое настоящее искусство. И не случайно, что представители контрразведки высказывали пожелание, чтобы именно его подчиненные брали очередного шпиона – после «зайцевского» захвата оборотни давали признательные показания уже на первом же допросе, а не играли в молчанку месяц­другой.

Конечно, можно было сделать Владимира Николаевича монополистом в этом важном вопросе, благо Олдридж Эймс обеспечил нас работой. Так проще, так надежнее. Но мы ставили перед собой другую задачу – не только сотрудники из отделения Зайцева, но и другие «альфовцы» должны получить практический опыт взаимодействия в подобных мероприятиях. Все отделения без исключения.

Замечу, речь могла идти не обязательно о конспиративном задержании агентов иностранных спецслужб – это могли быть уголовные авторитеты, главари мафиозных кланов. Да, они не шпионы, но методы их задержания одни и те же.

В каждом отдельном случае конкретную задачу ставил, помимо профильных «заказчиков», начальник Седьмого управления генерал Е.М. Расщепов, но я, естественно, был в курсе оперативного замысла и проводимых моими сотрудниками действий. Письменные отчеты о проделанной работе не составлялись.

В заключение этой темы я бы хотел процитировать Олдриджа Эймса: «Вопли негодования большинства сотрудников ЦРУ и ФБР для меня обидны. Они разглагольствуют о моей безнравственности, о пролитой мною крови невинных людей. Какое лицемерие! А чем, по их мнению, занимались Гордиевский, Огородник, Вареник и Поляков? Докажите мне, что я чем­то отличаюсь от ваших «героев».

По таким вот «славным парням» и «борцам с тоталитаризмом» работали наши сотрудники. Все они, за исключением одного разоблаченного агента, были расстреляны по приговору суда. Шла Холодная война… Впрочем, идет она и сейчас, и Россия, как и в прежние годы, находится под самым пристальным и деятельным вниманием зарубежных спецслужб.

СЛОМАННЫЙ БРАСЛЕТ. МАРТА ПЕТЕРСОН

Так получилось, что мне пришлось участвовать в задержании шпиона еще до прихода в «Альфу». Служил я тогда в Седьмом управлении КГБ СССР. Помните фильм «ТАСС уполномочен заявить…»? Там рассказывалось о том, как чекисты разоблачили вражеского агента «Трианона». В жизни им был сотрудник отдела Америки Управления по планированию внешнеполитических мероприятий МИДа Александр Огородник («Тригон»). При аресте он покончил с собой.

Но игра с американцами продолжилась. Их решили брать с поличным. События происходили на Краснолужском мосту в Лужниках. На встречу с «Тригоном» заявилась вице­консул американского посольства Марта Петерсон. Мы ее вели от посольства, но она сумела переодеться, радикально изменить свою внешность.

Произошло это так. Вечером 15 июля, припарковав служебную автомашину у кинотеатра «Россия», она вошла в зал. Демонстрировался фильм «Красное и черное» по одноименному роману Стендаля, и последний сеанс уже начался. «Наружка» вела наблюдение издалека, так как на разведчице было белое, с крупными цветами, платье, легко различимое издали.

«Женщина в белом» уселась в кресло у запасного выхода и минут десять делала вид, что следит за происходящим на экране. Убедившись, что вокруг все спокойно, Петерсон поверх платья натянула черные брюки и такого же цвета пиджак, наглухо застегнулась и распустила собранные в пучок волосы.

К машине она, однако, благоразумно не вернулась, а села сначала в автобус, затем покаталась на троллейбусе и в метро — «проверялась». Лишь после этого поймала такси и приехала к Краснолужскому мосту. Хотя в этот поздний час место выглядело совершенно безлюдным, на самом деле здесь на разных позициях находилось около ста оперативных сотрудников из разных подразделений — они скрытно наблюдали за всем происходящим.

Когда Петерсон поднялась по лестнице, ведущей к железнодорожному полотну, мы — дело то ночью происходило — не могли понять, кто пожаловал — в брюках Марта смахивала на мужчину. Хорошо, в нашей группе были специалисты, которые знали походку всех сотрудников американского посольства. Эти знатоки установили, что закладывать тайник пришла именно Петерсон.

Идти ей нужно было через арки, проделанные в огромных опорах моста. На это время она исчезала из виду. В одной из арок она задержалась более чем нужно. Мы пришли к выводу, что она там оставила посылку. Когда Петерсон на середине моста повернулась и пошла назад, стала спускаться по лестнице — она была схвачена с поличным. Дабы она поняла, что это не хулиганы, а представители власти, меня одели в форму офицера милиции.

Мадам Петерсон мужественно отбивалась от наших сотрудников, искавших укрепленный на ее теле небольшой разведывательный приёмник, и при этом громко кричала — предупреждала агента, который должен был забирать посылку.

Видя, что арест как то затягивается, я помог ребятам, крепко взял ее за руку, сдавил запястье. При этом сломал браслет ее часов, в котором, как оказалось, находился микрофон, соединявшийся с записывающим устройством на ее теле. Пока ехали в машине, браслетик отремонтировал, но, тем не менее, впоследствии посольство США прислало в наш МИД ноту по поводу сломанных часов и синяков на руках.

Что было делать? Ведь при задержании госпожа вице­консул показала блестящее владение нецензурной бранью и приемами карате (по мировой классификации у нее был шестой дан). Да и зачем так было кричать?..

Петерсон доставили на Лубянку и вызвали советника американского посольства для опознания. В его присутствии вскрыли контейнер, закамуфлированный под булыжник. Там обнаружили инструкции, вопросник, специальную фотоаппаратуру, золото, деньги и две ампулы с ядом.

Американский посол Тун, явившийся в советский МИД сразу после высылки из страны Марты Петерсон в Америку, высказал настоятельную просьбу не предавать случившееся гласности, «что будет высоко оценено правительством Соединенных Штатов Америки».

Говорят, моя мимолетная знакомая (мы не были представлены друг другу) в последующие годы преподавала в одной из разведшкол ЦРУ — обучала будущих разведчиков всем хитростям поведения при задержании, прочувствованном на себе.

«СВОЙ — ЧУЖОЙ». АДОЛЬФ ТОЛКАЧЁВ

Первой же операцией по захвату оборотня Группой «А» был арест летом 1985 года Адольфа Толкачёва (агентурный псевдоним «Сфиэ»), конструктора НИИ радиостроения Минрадиопрома СССР — одного из ведущих специалистов по аэронавигационным системам.

Еще в феврале 1977 года Толкачёв по собственному желанию, инициативно, предложил свои услуги американской разведке и на протяжении нескольких лет передавал ЦРУ секретные сведения в области военного авиационного радиостроения. Так, например, Толкачёв передал в Лэнгли документацию по новейшим разработкам бортовой опознавательной системы ВВС и ПВО «свой — чужой».

До разоблачения «Сфиэ» ЦРУ успело аккумулировать на его счетах в американских банках более двух миллионов долларов — ничтожная, впрочем, сумма по сравнению с той, что могла быть затрачена США на соответствующие исследования в области электроники. Таким образом, шпион сэкономил американским налогоплательщикам десятки миллиардов долларов.

«…Сотрудники Центрального разведывательного управления любят шутить, что Толкачёв взял их на содержание, — докладывал позже в Москву Олдрич Эймс, — именно он окупил все бюджетные затраты ЦРУ, буквально на блюдечке преподнеся Соединенным Штатам советскую авиационную радиоэлектронику. Начнись мировая война, и в воздухе НАТО имела бы неоспоримое преимущество».

Американцы незамедлительно поделились полученными от «Сфиэ» секретами со своим стратегическим союзником на Ближнем Востоке — Израилем, и вскоре арабы, чьи военно­воздушные силы были в значительной степени укомплектованы советскими боевыми машинами, обнаружили их уязвимость и досягаемость для средств ПВО Армии обороны еврейского государства.

По некоторым оценкам, прибыль, полученная американцами от совместного предприятия «ЦРУ — Сфиэ», составила около 20 миллиардов долларов. С поправкой на инфляцию эту цифру ныне можно смело умножить на пять.

…В середине лета 1985 года в самый разгар отпусков меня вызвал начальник нашей группы Геннадий Николаевич Зайцев. Однако вопреки сложившемуся порядку, за конкретными указаниями я должен был, не мешкая, отправиться еще выше — к начальнику Седьмого управления Е. М. Расщепову.

Нам (в данном случае на первом этапе — мне) поручалось произвести, разумеется, после необходимой технической подготовки, негласное задержание одного человека. Фамилии его пока названо не было. Но генерал подчеркнул, что с головы этого «объекта» не должен упасть ни один волос. И уже совсем недопустимой была ситуация, при которой тот мог бы покончить с собой.

Ответственность за операцию возлагалась персонально на меня. Такое четко акцентированное задание я получал впервые. Прежде моим «профилем» были преимущественно разнокалиберные террористы. На дворе — 1985 год. Начало горбачёвской Перестройки. Помню, подумал в тот момент: «Интересно, а кого предстоит брать с такими мерами предосторожности?» По тогдашней политической ситуации этим человеком мог оказаться кто угодно. Поэтому, получая задание, я чувствовал себя достаточно неуютно.

Вернувшись к себе, я начал готовиться. Первым делом наметил, кого из своих ребят возьму на операцию. Учитывать приходилось множество вводных. В частности, кроме сугубо профессиональных данных, еще и определенные актерские способности, умение «вписаться в пейзаж»: делать свое дело нам предстояло не в городской толчее, а в таком месте, где «клиент» наверняка заметит и начнет «высчитывать» нас издалека. А между тем ничто не должно было вызывать у него настороженности.

В один из расписанных по графику подготовки дней вместе с сотрудником службы наружного наблюдения я выехал на место предстоящей операции по захвату оборотня, на одно из подмосковных шоссе…

Это была сравнительно малолюдная дорога, которая просматривалась насквозь. С одной стороны, место идеальное: есть шанс, что в момент задержания рядом не окажется ненужных свидетелей. С другой — это обстоятельство как раз и смущало, поскольку группу захвата будет видно со всех сторон, как муху на оконном стекле. Стали подыскивать что нибудь более подходящее. Остановили выбор на одном перелеске. Хоть и жиденький, но он все же давал мне и моим людям некоторое преимущество: при умелом подходе перелесок этот обеспечивал скрытность.

Обжив, насколько это было возможно, «натуру», я прикинул, что мне здесь может понадобиться. В список вошли машины ГАИ и скорой помощи, экипировка, соответствующая времени проведения операции и характеру задания, и дополнительные силы обеспечения мероприятия. Затем на место — «примериться на глаз» — выехали мои сотрудники. Потом мы сложили наши наблюдения, обменялись мнениями, что будет делать каждый.

С готовой предварительной схемой я прибыл к Расщепову. В его кабинете от незнакомого мне генерала­контрразведчика я узнал, что предстоит брать агента американской разведки. Получив информацию о том, кто есть кто, я повеселел — «политика» исключалась! «Клиент» был хотя и специфический, но все же из «моих».

Мы сидели в кабинете Евгения Михайловича. Два генерала по одну сторону стола, я и сотрудники службы наружного наблюдения — наши напарники по операции — по другую, и вырабатывали план действий.

Статичный, как всякий документ, любой план достаточно сух и условен. Живое дело, особенно по нашей части, имеет обыкновение вносить иногда в красиво составленные схемы поистине разрушительные коррективы. Но в то же время такой детальный план позволяет определить, помимо необходимых сил и средств, жесткий и четкий перечень предстоящих действий, шаг за шагом. Затвердить его исполнители должны были как «Отче наш» или таблицу умножения. Во время боевой операции раскачки для различных уточнений и корректировок не будет.

Как было уже отмечено, решение задержать шпиона не в Москве, а за городом было продиктовано исключительно оперативной необходимостью. Заокеанские хозяева Толкачёва должны были как можно дольше оставаться в неведении относительно судьбы своего агента.

«Наружники», в силу специфики своей работы и имевшие о Толкачёве более обширные представления, сообщили, что он — не просто автолюбитель, а серьезный, временами рискованный «гонщик». При определенных обстоятельствах машина в руках такого человека превращается в серьезное оружие.

Но тут генерал из контрразведки сообщил, что наш клиент, помимо прочего, еще и большой любитель «заложить за воротник». Я сказал:

— Коль скоро «объект» ограничений не любит, можно предположить, что уж в выходные то дни, на даче, он может позволить себе расслабиться. И тогда за рулем «Жигулей» будет сидеть, скорее всего, не он, а его жена, также имеющая водительские права. Это в корне меняет дело.

При таком варианте схема наших действий и расстановка сил оказывалась иной. Было и еще одно обстоятельство, пожалуй, главное: никто из нас не имел представления о потенциальных боевых возможностях Толкачёва.

ДВОЙНАЯ ИГРА

Наступил день операции. Внешне все выглядело «по домашнему». Стояла машина ГАИ и еще одна — то ли задержанная, то ли общественно­инспекторская: гаишники, дескать, делают свое привычное дело. Мы пребывали в готовности номер один на заранее намеченных местах.

На наше и лично мое счастье Толкачёв ехал пассажиром. Когда есть опыт и форму держишь изо дня в день, когда существует понимание задачи и четкая цель — и полная согласованность, достигаемая психологической совместимостью и отработанного годами взаимодействия, — вот тогда со стороны кажется, что все происходит само собой.

Жена Толкачёва опомниться не успела, а уж мы перекантовали ее супруга в нашу машину. Все делалось одновременно и быстро: наручники, одежду долой — мало ли что может оказаться в карманах. Толкачёв, говорят, после рассказывал в камере, что мы сорвали с него пиджак… не снимая наручников и просил объяснить, как это могло произойти.

Конечно, наручники мы с него снимали, просто он был так потрясен, что и не заметил этого. Вообще, мы действовали быстро, жестко и решительно. Этого хватало, чтобы полностью деморализовать задерживаемых нами лиц. Быстрота, натиск. Ни в коем случае не сбрасывать темп, не дать опомниться ошеломленному внезапностью человеку.

Через пару минут от нас на шоссе и следа не осталось. Словно и не было… Толкачёв сдался довольно быстро — и, может быть, без охоты, но четко выполнял все, что от него требовалось по условиям большой оперативной игры, которую завязали с американской резидентурой сотрудники нашей контрразведки.

Рассказ о Толкачёве я бы хотел завершить цитатой из книги ветерана госбезопасности Игоря Атаманенко: «Планируя использовать «Сфиэ» в своих целях, КГБ СССР исходил из того, что тот, много лет безупречно обслуживавший своих заокеанских хозяев, пользуется их безусловным доверием и настолько приучил их к употреблению изысканных яств — сверхценных сведений, — что они, не задумываясь, проглотят и другие, но уже приготовленные на комитетских кухнях. Почему бы и нет? Ведь глотают же больные вместо наркотических таблеток пилюли­пустышки. Главное — чтобы пациент доверял эскулапу!

В ходе изучения абонентских карточек секретной библиотеки НИИ радиопромышленности контрразведчики установили, что начиная с 1981 года, Толкачёв неизменно проявлял повышенный интерес к технологии создания советскими специалистами бомбардировщика­невидимки. Именно в это время американцы начали активно разрабатывать свой вариант летательного аппарата, который невозможно засечь радарами. Американский «стеллс» был полным аналогом нашего «невидимки». Мы значительно опережали США в этом направлении, поэтому услуги «Сфиэ», подрядного поставщика сверхсекретных сведений, относящихся к нашему проекту, явились бы для противника подарком судьбы.

В течение последующих десяти месяцев Толкачёв исправно снабжал своих заокеанских заказчиков сведениями, состряпанными по рецепту КГБ на специальных «кухнях» — в секретных лабораториях филиалов ВНИИ радиопромышленности. На американских ученых и техников, работавших над проектом «Стеллс», вдруг обрушился водопад информации. В итоге нам с помощью «Сфиэ» удалось помешать завершению работ над «Стеллсом» в намеченные американцами сроки и вынудить военно­промышленный комплекс США пойти на неоправданно высокие затраты.

Но самое главное состояло в том, что благодаря усилиям советских контрразведчиков американский вариант отечественного «невидимки» представлял для СССР угрозу не большую, чем дирижабль. В этом американские генералы смогли убедиться уже во время первых полетных испытаний «стеллса». Пентагон ждало обескураживающее открытие: новейший самолет являлся невидимкой только для американской национальной системы ПВО! Между тем на его создание было затрачено около 30 млрд. долларов».

Таким оказался финал деятельности агента ЦРУ Адольфа Толкачёва.

«СТУДЕНИСТОЕ ТЕЛО». ГЕННАДИЙ ВАРЕНИК

Еще одной подобной операцией «Альфы» стал захват в ноябре 1985 года в аэропорту «Шереметьево­2» офицера КГБ Геннадия Вареника, работавшего в Германии под журналисткой крышей по линии Агентства печати (АПН). Свои услуги он предложил сотруднику ЦРУ Чарльзу Левену в апреле 1985 года после того, как растратил казенные деньги — на них он приобрел новую мебель, платье для жены, одежду для дочерей… Брать шпиона решили на родине.

7 ноября меня срочно вызвал Е. М. Расщепов.

— Вашему отделению поручается провести задержание майора Вареника, — сказал он. — Вот справка из его личного дела. В документе отражены психофизическое состояние, привычки и привязанности объекта. Ознакомьтесь и доложите ваши предложения по задержанию изменника… Немедленно!

Операция была назначена на 9 ноября. Вместе с группой сотрудников КГБ, работавших в ФРГ и ГДР, Вареник был вызван в Центр. В назначенный день самолет приземлился в аэропорту. Под предлогом уточнения багажной квитанции предателя отозвали в сторону и задержали.

Как обычно в таких случаях, мы действовали стремительно. Необычной оказалась реакция Вареника. Она так поразила его, что он казался абсолютно безучастным к происходящему. Когда его вывели для обыска в одно из служебных помещений аэропорта, я вдруг заметил, что голова высокого, под два метра Вареника вдруг оказалась вровень с головами чекистов. Задержанный шел на полусогнутых, ватных от страха ногах. Войдя в помещение, он не сел, а тряпкой осел на подставленный стул.

— Вы знаете, где находитесь… и что с вами произошло?

Ответом было молчание.

— Как вас зовут?

Вареник даже не пошевелился.

Бойцы группы захвата уже приготовились к переодеванию шпиона в спортивный костюм. Посмотрев на это студенистое тело, я сказал:

— Не будем терять времени, переоденем его в «Лефортово» перед допросом. Поехали!

Зачисление Вареника в органы «пробил» его отец — ветеран войны, фронтовик, контрразведчик. В книге Пита Эрли «Признания шпиона» приводится романтическая характеристика «Фитнесса», которая принадлежит его отцу: «Мой сын зря связался с этими хищниками из ЦРУ. Они его использовали. Он всегда был слишком доверчив, слишком честен и добросовестен. Он был всего лишь славным мальчишкой, который совершил ошибку. Будь его профессия другой, наказание бы не было таким суровым. Несколько лет в тюрьме — и свободен. Но только не в КГБ».

Вот такой «славный мальчишка»…

ЗАЙЦЕВ Владимир Николаевич, родился в Смоленской области. С шестнадцати лет работал на заводе. В 1967 1969 годах служил в Группе советских войск в Германии. В Комитете государственной безопасности СССР с 1972 года. В Группе «А» — с 1982 го по февраль 1992 года.
Прошел должности от начальника отделения одного из подразделений до заместителя начальника Группы «А». Участник знаковых спецопераций антитеррора. Прошел «боевую стажировку» в Афганистане.
Награжден орденами Красного Знамени (1984 г.), Красной Звезды (1986 г.), «За личное мужество», знаком «Почетный сотрудник КГБ СССР». Полковник в отставке.
Неоднократный чемпион центрального аппарата КГБ по восточным единоборствам, мастер спорта СССР по трем видам спорта. Председатель Фонда поддержки антитеррористических подразделений органов обеспечения безопасности «Антитеррор».
В 2000-2004 гг. работал помощником Председателя Правительства РФ М. М. Касьянова. Курировал подразделение силового блока, занимающееся оперативно-розыскной деятельностью.


Публикацию подготовила Анна Ширяева. Окончание в следующем в номере.

 << предыдущая статьянаша историяследующая статья >> 

Матвей Сотников
 
 
 
 
Федор Бармин
Геннадий Зайцев
Федор Бармин
 
Николай Поляков
 
Елена Бадякина
 
Алексей Филатов
 
Матвей Сотников
 
Ольга Егорова
 
 
Ирина Давыдова
Ольга Егорова
 




 © «Спецназ России», 1995-2002 webmaster@specnaz.ru webmaster@alphagroup.ru