Два года назад грузинские войска внезапно атаковали Южную Осетию и разрушили мирный Цхинвал. Россия, защищая жителей, многие из которых приняли гражданство РФ, ввела в республику войска и после пяти дней интенсивных боевых действий выбила агрессора.
Следствием Пятидневной войны стало признание Москвой независимости Абхазии и Южной Осетии. Однако фундаментом этого события послужили две предшествующие войны, начатые и проигранные официальным Тбилиси в 1992 1993 годах. Именно тогда народы двух бывших грузинских автономий с оружием в руках добились своего права на суверенитет.
Предлагаем вниманию читателей «Спецназа России» статью известной журналистки и эксперта по Кавказу Анны Бройдо, посвященную событиям начала 1990 х годов. Ее автор награждена медалью Республики Абхазия «За отвагу», она — лауреат премии Союза журналистов Абхазии «За мужество и профессионализм».
«Характерной чертой грузино-абхазского вооруженного противостояния 1992 1993 годов является высокий уровень моральной легитимности одной из сторон конфликта, — пишет Анна Ильинична. — Именно это обстоятельство послужило определяющим фактором возникновения на территории России, особенно в ее южных регионах, добровольческого движения в поддержку Абхазии.
Как отмечается в заявлении Государственной Думы от 17 февраля 2010 года, «в войне, развязанной грузинскими властями, абхазский народ проявил свои лучшие качества — высокий патриотизм, героизм, организованность и умение постоять за себя. В тяжелый момент на стороне абхазского народа выступили люди других национальностей, российские добровольцы».
Не подлежит сомнению, что в рядах волонтеров находилось известное количество людей с криминальными или авантюрными наклонностями. Между тем, предметом наших исследований стало изучение мотивации той, большей, части добровольцев, чье решение сражаться за Абхазию явилось результатом осознанного жизненного выбора.
Исследования показали, что для добровольцев абхазской диаспоры и Северного Кавказа решающими стали соображения этнического родства, соседства, общности исторической судьбы. Вместе с тем, выбор большинства добровольцев из других регионов России был обусловлен потребностью выражения активного протеста против состояния неопределённости, характерного для постсоветского пространства начала 1990 х годов ХХ века. Ощущение собственной гражданской униженности, «неправильности» воцарения в обществе культа меркантильности, послужило причиной возникновения у них глубокого внутриличностного конфликта.
В подобной ситуации народ Абхазии, рискующий жизнью ради сохранения достоинства, явился для этих людей воплощением идеалов. Участие в его борьбе стало способом возвыситься над обыденностью, отстоять делом не только собственные, но и традиционные русские и советские духовные ценности: служение обществу, стремление к справедливости, интернационализм, деятельное сострадание, самопожертвование, защита слабого. Примечательно, что добровольцы настойчиво подчёркивали бескорыстие своих действий — для них не существовало оскорбления тяжелее, чем «наёмник».
Иными словами, в восприятии наиболее мотивированной части российских добровольцев Абхазия стала местом борьбы сил добра против сил зла, как для их дедов — Испания. Не приходится удивляться, что они открыто позиционировали себя как духовных наследников испанских интербригадовцев. Укреплению этого образного ряда напрямую способствовала и многонациональность добровольческих отрядов. Характерно, что главным элементом интерьера помещения штаба Конфедерации народов Кавказа, фактически ставшего штабом всех волонтерских формирований, был самодельный лозунг «Нас не пройти!».
По сообщению главного военного комиссара Республики Абхазия Сергея Шамба, ссылки на опыт испанских интербригад использовались и абхазским руководством при ведении сложных международных переговоров, помогая опровергать обвинения о наличии наёмников в рядах абхазской армии.
Следует подчеркнуть, что абсолютное большинство опрошенных добровольцев отдавало себе отчет в общественной значимости собственного поступка. В свою очередь, абхазы также воспринимали добровольцев не как частных лиц, но как представителей своего народа. Согласно их суждениям, россияне-добровольцы в Абхазии отстаивали не только собственное человеческое достоинство, но и честь России.
Таким образом, добровольческие отряды оказали влияние не только на непосредственный исход сражений, но прежде всего на моральный дух абхазов, укрепив их уверенность в правоте и справедливости своей борьбы. Самоотверженность волонтеров, как и деятельность всех россиян доброй воли, оказавших политическую, гуманитарную, информационную помощь Абхазии, обусловила и направленность послевоенного внешнеполитического курса Республики на сближение и союз с Российской Федерацией.
Более того, наши исследования зафиксировали принципиальные изменения в характерном для абхазской традиции культе альтруистического героизма. Если раньше почитаемыми в народе становились только этнические абхазы, то в ряду легендарных героев войны 1992 1993 годов впервые появилось значительное количество мужчин и женщин иной этнической и конфессиональной принадлежности: как воинов добровольцев, так и уроженцев Абхазии. Их деятельность оказала существенное влияние не только на непосредственный исход сражений, но и на моральный дух абхазов, укрепление позитивной этнической доминанты: «Свободная и независимая Абхазия».
Столь примечательное обстоятельство позволяет сделать два важных вывода. Во-первых, это подтверждает, что данный вооруженный конфликт, вопреки некомпетентным или злонамеренным утверждениям, не носил ни этнического, ни религиозного характера. Но главное — активная поддержка со стороны представителей, на первый взгляд, незаинтересованных этносов, привела к глубокой трансформации абхазской национальной ментальности, к осознанию себя не просто народом, но государствообразующим народом. Итогом процесса стало образование новой надэтнической общности — многонациональный народ Республики Абхазия — где этносы, сохраняя свои языковые и культурные особенности, обладают элементами общего самосознания.
Мы видим, что в ходе войны 1992 1993 годов, которая по праву получила название Отечественной войны народа Абхазии, наблюдался феномен, когда представители другого этноса становились символами этнического самоутверждения абхазов. Пассионарность этих незаурядных личностей в сочетании с высоким уровнем пассионарного напряжения общества, стимулировала ход процесса этногенеза абхазов, став одним из факторов, способствующих переходу этноса к его высшей форме — нации.
ФЕНОМЕН АЛЕКСАНДРА БАРДОДЫМА
Абхазская традиционная культура Апсуара, как и культура других военизированных традиционных обществ, характеризуется наличием развитого культа героизма — Афырхацара. Единственная экзистенциальная из абхазских традиционных ценностей, она обладает ярко выраженной альтруистической окраской — легендарными героями, персонажами эпических песен неизменно становились те, чей подвиг был связан не с удачным набегом, но с самоотверженной защитой родины и народа от внешней угрозы. О ее древности свидетельствует наличие в языке наряду с термином «афырхаца» — «герой-мужчина», термина «афырпхюс» — «героиня-женщина».
Столь примечательное обстоятельство позволяет сделать два важных вывода. Во-первых, это подтверждает, что вооруженный конфликт 1992 1993 годов, вопреки некомпетентным или злонамеренным утверждениям, не носил ни этнического, ни религиозного характера. Но главное — активная поддержка со стороны, на первый взгляд, незаинтересованных этносов, привела к глубокой трансформации абхазской национальной ментальности, к осознанию себя не просто народом, но государствообразующим народом. Следствием начатого во время войны процесса стало образование новой надэтнической общности — многонациональный народ Республики Абхазия — где этносы, сохраняя свои языковые и культурные особенности, обладают элементами общего самосознания.
Особое место среди этих незаурядных личностей занимает московский поэт Александр Бардодым, чье имя стало фактически одной из формулировок этнической доминанты. Посетив Абхазию подростком, он полюбил ее людей, природу и культуру. Осознанным выбором стала как специальность уже студента Литературного института — переводчик с абхазского, так и занятая им позиция в еще почти бескровном абхазо-грузинском противостоянии. Столь же последовательным было его решение с оружием в руках сражаться за свободу Абхазии. Погибший в неполных двадцать шесть лет, он похоронен в Абхазии, в городе Новый Афон.
За месяц активного участия в боевых действиях Александр Бардодым успел прославиться мужеством и отвагой. Вместе с тем, очевидно, что воинский подвиг — не определяющая, но завершающая черта его образа. Характерная черта абхазской ментальности — перенос положительных качеств одного представителя народа на весь народ — обусловила ситуацию, когда молодой человек стал для сражающейся Абхазии символом России и символом надежды на Россию.
Действительно, свойственные Александру Бардодыму негромкая мужественность, верность в дружбе, последовательность в словах и поступках, решительность и отвага, самоотверженная готовность защитить слабого, скромность, деликатность, немногословность, строгая внешняя красота — являются воплощением традиционных ценностей русской культуры.
Высокая их концентрация в одной личности, яркость проявлений, делают Александра Бардодыма носителем национального нравственного идеала. «Мы народ не бизнесменов, а поэтов. Саша ушел, как «невольник чести», как человек не только слова, но и поступка, то есть поэт. Поэт на то и поэт, что осуществляет народное представление о чести и достоинстве… Это был характер, в котором сочетаются черты казака из Запорожской Сечи (таков род Бардодымов) с чертами русского потомственного интеллигента», — подчеркивал его литературный учитель Лев Озеров.
Вместе с тем, особенность ситуации заключается в том, что обладающий подобным комплексом нравственных качеств русский юноша одновременно выступил выразителем идеального стереотипа жизни и поведения мужчины-абхаза. Про таких редких людей абхазы говорят: «в него проник дух Апсуара».
Не случайно стихи Александра Бардодыма «Дух нации», «Над грозным городом раскаты», «Кавказ седоглавый», написанные уже в ходе боевых действий, печатались в боевых листках, становились любимыми фронтовыми, а потом и народными песнями. Классически русские по форме, они, очевидно, продолжают традиции абхазских народных эпических песен — не только по образному строю, но и по выполняемой ими социальной функции.
Слияние идеалов двух культур в столь высокой точке и сделало Александра Бардодыма человеком символом. Учитывая его многолетнее стремление к постижению национальной культуры и духовности Абхазии, здесь не приходится говорить о случайности. Русский философ-идеалист Густав Шпет отмечал, что человек способен «войти в состав и дух другого народа… путем долгого и упорного труда, пересоздания детерминирующего его духовного уклада».
Между тем, Александр Бардодым сумел стать идеальным абхазом, оставшись идеальным русским — что дает возможность говорить о подлинной двойной этничности этой уникальной личности.
В ходе войны 1992 1993 годов, которая по праву получила название Отечественной войны народа Абхазии, наблюдался феномен, когда представители другого этноса становились символами этнического самоутверждения абхазов. Их пассионарность, сочетаясь с высоким уровнем пассионарного напряжения общества, стимулировала ход процесса этногенеза абхазов, став фактором, способствующим переходу этноса к его высшей форме — нации.
Не будет преувеличением сказать, что все русские люди доброй воли, которые, вопреки политике тогдашнего руководства страны, пришли на помощь Абхазии в критический момент, спасли честь России. Многие — ценой собственной жизни. Именно так это было воспринято абхазами и другими народами Кавказа. И новый этап абхазо-российской дружбы, о котором мы говорим сегодня, был бы невозможен без их жизненного подвига. В этом достойном строю и Александр Бардодым — русский поэт и солдат Абхазии.
