СПЕЦНАЗ РОССИИ
СПЕЦНАЗ РОССИИ N 9 (144) СЕНТЯБРЬ 2008 ГОДА

Андрей Борцов

РУСОФОБИЯ – 3: СОВРЕМЕННОСТЬ

 << предыдущая статьяпозицииследующая статья >> 

Только когда все умрут, закончится большая игра.
Редьярд Киплинг

Важно понимать, что русофобия — это не поиски «русских фашистов» внутри России и тому подобное, эти действия — лишь отголосок общей ситуации, которая достаточно проста. Русофобия — это не внутренние конфликты с либералами и диаспорами, и даже не антигосударственная позиция чиновничества РФ. Русофобия — это именно что «Россия против всего остального мира». Конечно (ранее я об этом уже писал), негры далеко, а азиаты традиционно, по азиатски, терпеливы.

Так что непосредственно русофобия — все же особенность Запада. Забывать про остальных не стоит; просто в межрасовых противостояния русские выступают как часть белой расы, но внутри таковой имеет место русофобия.

Обратите внимание: у России и у русских действительно особый статус. Если во время «горячих», военных конфликтов обе стороны обрушивают друг на друга лавины пропаганды с обвинениями в бесчеловечности, зверствах и т. д. и т. п. (рекомендую двухтомник Н. Л. Волковского «История информационных войн» — СПб, Полигон, 2003), но на Россию подобные обвинения сыпятся с завидной регулярностью.

Однажды «Спецназ России» уже затрагивал эту тему, но публикация давняя (январь 2004 г.), поэтому процитирую. А. Асриян, «Функциональная русофобия»:

«… уже в послевоенное время известный итальянский писатель Итало Кальвини написал эссе «Германия — Азия Европы». (Как похоже на «диких казаков» и «монгольские орды большевиков»! Арсенал приемов уж очень невелик… А впрочем, если на среднего европейского обывателя действует набор одних и тех же заклинаний — зачем же выдумывать новые!… Просто, как в старом анекдоте: «Ну не нравишься ты мне, не нравишься…».

И вдруг — все заканчивается к пятидесятым годам, спустя каких то десять-пятнадцать лет после войны! Причем единственной войны, в которой немцы вели себя в некотором соответствии с образом варваров, который до того был несправедливой карикатурой…

Мистика? Отнюдь нет. Просто к пятидесятым годам сложилось впечатление, что Германия, наконец, уничтожена. Энергичная, переживающая экономический подъем ФРГ казалась абсолютно безопасной, в отличие от нищей Версальской Германии. Было сделано главное, что не удалось после первой мировой — была уничтожена немецкая наука, прервана преемственность научных школ, была уничтожена немецкая система среднего образования, был уничтожен сам немецкий культурный дух. И сразу наступила благодать и европейское единство…

Образно говоря, идеальный немец — и продолживший ту же традицию русский, — это воин и инженер, осознающий себя на переднем крае, где впереди — неведомое, а за спиной — все человечество. Идеальный англосакс — дипломат и бухгалтер, натасканный на соперничество с людьми, на внутреннюю грызню, изыскивающий хитроумные способы, которыми можно было бы завладеть чужой добычей.

Так что сегодняшняя русофобия, как это ни парадоксально, служит скорее комплиментом для ограбленной и обессиленной России. Она всего лишь означает, что еще не все кончено. Гораздо хуже было бы, если бы Россию «простили и возлюбили», как в свое время Германию.

Пока же еще есть надежда, что Россия не только со временем завершит прерванный на самом интересном этапе русско-немецкий проект (и не позволит подменить его никакими симулякрами вроде «либеральной империи»), — но и когда нибудь реализует свой, уникальный, первые наброски которого можно различить в работах «русских космистов» околореволюционного времени».

ГОББС КАК ВЫРАЗИТЕЛЬ МЕНТАЛИТЕТА ЗАПАДА

Многие совершают ошибку, пытаясь понять причины русофобии со своей точки зрения.

Если это делает интеллигент, он неизбежно впадает в рефлексию «раз нас не любят, мы — плохие» и начинается стандартное интеллигентское покаяние во всем подряд — вдруг простят и полюбят?

Если же об этом задумывается нормальный человек, то вопрос у него вызывает недоумение, так как идет проекция с себя. «Я же вот никого не ненавижу без причины, значит и все так должны думать». Т. е. рефлексии нет, но есть ощущение «что то мы друг друга не понимаем — надо бы выяснить проблему, поговорить».

Но, чтобы понять истоки русофобии, надо смотреть не с «русской стороны», а со стороны Запада.

Игорь Шафаревич, «Русофобия»:

«Вся концепция тоталитарного государства (как в монархическом, так и в демократическом его варианте), подчиняющего себе не только хозяйственную и политическую деятельность подданных, но и их интеллектуальную и духовную жизнь, была полностью разработана на Западе, — а не будь она столь глубоко разработана, она не смогла бы найти и воплощения в жизни.

Еще в XVII веке Гоббс изобразил государство в виде единого существа, Левиафана, «искусственного человека», «смертного Бога». К нему он относит слова Библии: «Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости».

А более конкретно, Суверен обладает властью, не основывающейся ни на каких условиях. Все, что он делает, справедливо и правомерно. Он может распоряжаться собственностью и честью подданных, быть судьей всех учений и мыслей, в частности и в вопросах религии. К числу главных опасностей для государства Гоббс относит мнения («болезни»), что частный человек является судьей того, какие действия хороши и какие дурны, и что все, что человек делает против своей совести, является грехом. Отношение подданных к Суверену, по его мнению, лучше всего выражается словами «вы будете ему рабами».

В этом же веке Спиноза доказывает, что к государственной власти вообще неприменимы нравственные категории, государство принципиально не может совершить преступления, оно в полном праве нарушать договоры, нападать на союзников и т. д. В свою очередь любое решение государства о том, что справедливо и несправедливо, должно быть законом для всех подданных. В XVIII веке Руссо разработал демократический вариант этой концепции. Он полагает, что верховная власть принадлежит народу (тоже называемому Сувереном), и теперь уже ОН образует «коллективное существо», в котором полностью растворяются отдельные индивидуальности. Суверену опять принадлежит неограниченная власть над собственностью и личностью граждан, он не может быть не прав и т. д. От Суверена каждый индивид «получает свою жизнь и свое бытие».

В этом — квинтэссенция Запада.

Без толку слушать политиков, философов, социологов, политологов, психологов и так далее. В лучшем случае они сами находятся внутри этой системы, а нередко сами помогают ее поддерживать, маскируя ее сущность.

Просто почитайте Гоббса. Как пишет Маршал Сахлинс: «Гоббсово видение человека в естественном состоянии является исходным мифом западного капитализма».

Все откровенно: «… хотя блага этой жизни могут быть увеличены благодаря взаимной помощи, они достигаются гораздо успешнее подавляя других, чем объединяясь с ними».

«Когда же… граждане,… требуют свободы, они подразумевают под этим именем не свободу, а господство».

«Следует признать, что происхождение многочисленных и продолжительных человеческих сообществ связано… с их взаимным страхом».

Вот так, честно и откровенно. Сейчас подобные сентенции принято маскировать, но суть их остается прежней с XVII-го века (да и тогда Гоббс лишь свел все воедино, традиции куда древнее).

СТРАХ ПЕРЕД РУССКИМИ

А. Панарин, «Правда» железного занавеса»:

«… исключительная ревность к чужому могуществу. В истории США не раз встречались случаи, когда они были готовы к нападению и разрушению другой страны только потому, что ее подозревали в способности достигнуть равной им мощи. Объединенный комитет начальников штабов в ноябре 1945 года сформировал доктрину, предусматривающую атомное нападение и разрушение СССР не только в случае предстоящего советского нападения, но и тогда, когда уровень промышленного и научного развития страны противника даст возможность напасть на США либо защищаться от их нападения…».

Сравните с цитатой из Гоббса: «… равными являются те, кто в состоянии нанести друг другу одинаковый ущерб во взаимной борьбе». Показательно, не так ли?

Почему, спросите вы?

А все потому же. Русские — единственный «цивилизационный проект», который может реально противостоять Западу. Не просто «не пускать к себе», а именно что полноценно противостоять. Причем Великая Отечественная была не так давно, а тогда СССР противостоял фактически в одиночку всей Европе. Любая страна «цивилизованных европейцев» капитулировала бы максимум зимой 41 го. А эти русские — они, знаете ли, опасны.

Из интернета, ЖЖ-пользователь 17ur:

«… я ссылаюсь на Free Republic. Русские биты, унижены, вытирают кровавые сопли и в ужасе бегут от сияния свободы и демократии. Я тут не издеваюсь даже, выражения именно такие. Всякие «смерть русским животным» (нет, не beasts, размечтались. Animals), «каждый грузин должен убить одного русского», «смерть Путину»…

…не говорите мне, что русофобии не существует. При этом — очень важное наглядное подтверждение моей мысли — их русофобия была самодостаточна. Она не являлась продуктом рациональных рассуждений — наоборот, рациональность ее обслуживала. Зрелище, точнее, читалище отвратительное.

Просмотр вполне мэйнстримовских статей в сочувствующих республиканцам СМИ только усугубил те же впечатления. Это русофобия as is, феномен, который не продуцируется какими то интеллектуальными усилиями индивида, а напротив, подгребает их под себя для своего оправдания и усиления.

Мне сейчас скажут, что у русофобов, как у террористов, нет национальности, что в каждом народе есть русофилы и русофобы… Отнюдь нет. Если присутствующая русофобия самодостаточна в указанном выше смысле, то она уже — явление, присущее не отдельному человеку как личности, а ему же как представителю общества — или, точнее, цивилизации, в данном случае «западной».

Возможно, у меня поинтересуются, чем это русские такие особенные, что удостоились отдельной фобии со стороны свободолюбивых, добрых, милых и мудрых представителей «запада» — как Заокраинного, так и не очень.

Увы, в эту ловушку я попадать отказываюсь, ибо согласие с тем, что русофобия есть нечто качественно иное сравнительно с обыденным отношением «запада» к «иным», суть прямая дорога к фофудье. Если русофобия уникальна, то получается, что она вызвана православием, валенками, матрешками, мечтой о всеобщем коммунистическом счастье и еще чем нибудь эндемичным и сверхценным…

«Фобия» есть обычный фундамент всякого отношения «запада» к иным цивилизациям — или цивилизационным проектам в рамках самого «запада», признанным выходящими за пределы некоторой «нормы». Русофобия выделяется на этом фоне лишь количественными параметрами, ибо «большому кораблю — большая торпеда».

Что такое «фобия» вообще? Словарь вам подскажет: «страх и ненависть». При этом, будь это явление обычной, разъемной суммой страха и ненависти, отдельного слова оно бы себе не снискало. Это именно переживание страха и ненависти, слитых воедино. Страхоненависть. Ненавистьрах.

…русофобия есть страх того, что русские отберут у «западного» человека что то, ему принадлежащее и ненависть, направленная на отъем у русских того, что принадлежит «западному человеку». Прошу заметить некую тонкость: не того, чем западный человек хочет обладать, не того, что ему должно принадлежать, а того, что ему принадлежит, ибо ему принадлежит все. В том числе все, что было, есть или будет у русских (или у объектов иных «фобий»)».

Здесь я не совсем согласен с автором. В целом рассуждение верно (иначе бы я его не использовал), но страх и ненависть — не первичны, они, как и все эмоции, являются лишь постфактумной реакцией на события. Замечу, что в данном случае речь идет о чувствах — т. е. устойчивых эмоциях по отношению к какому либо объекту.

Таким образом, страх и ненависть по отношению к русским именно что не вызываются какими либо действиями русских и России, — они могут лишь обострить ситуацию и т. п. Такое отношение постоянно. И первично, как верно замечено, именно «потому, что ему принадлежит все» — так Запад считает «на подкорке». И снова Гоббс:

«Мнение о том, что суверен подчинен гражданским законам. Четвертое мнение, противоречащее природе государства, сводится к тому, что тот, кто имеет верховную власть, подчинен гражданским законам.… суверен не подчинен тем законам, которые он сам, т. е. государство, создает».

В Западном менталитете нет понятия «справедливость». И даже понятие «закон» верно лишь для обывателей. Сам же суверен, вне зависимости от того, как он называется, — «монарх» или там «всенародно избранный президент», — законам не подчиняется. Именно от этого концепта идет менталитет вида «если закон поменялся, то правильно делать уже не так, а так» — что весьма странно выглядит с русской точки зрения, в которой законы должны соответствовать справедливому мироустройству.

КАК ВЫГЛЯДИТ ФОБИЯ

Давайте посмотрим на примеры (мини-подборка взята с сайта, сейчас закрытого).

Видный либеральный философ Дж. Грей пишет: «Враждебность Запада по отношению к русскому национализму имеет долгую историю, в свете которой советский коммунизм воспринимается многими в Восточной и Западной Европе как тирания Московии, выступающая под новым флагом, как выражение деспотической по своей природе культуры русских».

По западной прессе гулял афоризм нашего историка Арона Гуревича: «В глубине души каждого русского пульсирует ментальность раба». Красиво сказано, хотя по смыслу дрянь. Миф о рабской душе был нужен, чтобы ударить по государству как важному символу русского национального сознания. При Горбачеве это была важная часть русофобии.

Объект издевательств — русский тип хозяйства, хоть в царской России, хоть в СССР. А ведь хозяйство связывает людей в народ. Модный во время перестройки экономист В. Найшуль даже написал статью под названием «Ни в одной православной стране нет нормальной экономики». Нелепое утверждение. Православные страны есть, иным по полторы тысячи лет — почему же их экономика ненормальна?

Русофобам-экономистам лозунг дал А. Н. Яковлев: «Частная собственность —материя и дух цивилизации. На Руси никогда не было нормальной частной собственности… На Руси никогда не было частной собственности и поэтому здесь всегда правили люди, а не законы. Частная собственность — первооснова автономии личности».

Под «автономией личности», как вы понимаете, замаскировалось атомарное общество. Да, на Руси было всегда понятно, что такое личная собственность, но вот «частная»… Опять же, это не хорошо / плохо, а просто такая особенность. Которую нужно учитывать.

В последнее время активно создают образ «русского фашизма». Это — оружие психологической войны против русских. Клеймо фашиста — «черная метка», оно ставит народ вне закона. На Западе сильна ксенофобия, скинхедов полно, не сравнить с нами; но никакой отморозок не осмелится сказать «английский фашизм». Да и про Россию никому не позволят сказать, например, «татарский фашизм» или «еврейский». Узаконена только русофобия.

Вот еще хорошее изложение вопроса: А. Никонов, «Русофобия на Западе» (из газеты «Наша Страна», 16 января 1999 г., Буэнос-Айрес). Текст, конечно, старый, но тут важно то, что в те времена Россия не представляла даже теоретической угрозы Западу. Изменилось ли отношение?

«После распада СССР русофобия на Западе не только не ослабла, но и, напротив, усилилась. Газеты, журналы, телевидение, кинофильмы, театральные постановки — словом все, что воздействует на так называемое общественное мнение, — выливает на западного потребителя потоки русоненавистничества, как в самые тяжелые времена противостояния Российской Империи и Европы.

Несколько лет назад в пропагандном образе России (между нею и СССР традиционно не делалось никакого различия) на общем фоне резкой враждебности еще появились «положительные» герои — немногочисленные демократы западной складки, надежда Америки и Европы, подаваемые как надежда России. В последнее же время пропаганда в контексте полного и безоговорочного отрицания нашей страны стала часто нападать даже на свое любимое детище — постсоветскую демократию.

По западной установке, в России плохо все: русские по натуре ленивы, жестоки и духовно ограничены; «настоящая» демократия в таком государстве невозможна; монархисты все сплошь ретрограды, националисты и пьяницы — то же, что и коммунисты; православная Церковь тоже до мозга костей реакционна и деспотична; все предприниматели преступники; все товары плохого качества; простые люди — рабы, склонные к хамству и алкоголизму; армия состоит из дикарей и убийц с имперскими амбициями и т. д., и т. п. — и так в «этой стране» было всегда.…

С наследием «холодной войны», вопреки отчасти бытующему на Западе мнению, эта пропаганда имеет мало общего. Бросается в глаза ее однозначно расистский характер: это не критика отдельных моментов, представляющихся авторам дурными, а ненависть к целому народу; это плохо скрываемое или не скрываемое вовсе заявление, что весь данный народ по природе своей плох и ничего положительного от него принципиально исходить не может. Особенно явным видится исключительный характер антирусской пропаганды, если вспомнить, что расизм в западных странах преследуется законом и оскорбительные высказывания в целом об африканцах, азиатах, евреях, арабах, любой другой расе или нации считаются правонарушением. Непрерывная же травля всего русского не смущает, судя по всему, никого».

КАК ФОБИЯ ДЕЛАЕТСЯ

Теперь давайте прикинем, как именно выглядит фобия, которой удостоились русские (используются те же материалы, что и в главе «Страх перед русскими», но значительно переделанные, так что цитаты не проставляю). Что можно сказать по фактической стороне дела? Каким было сырье для этой фобии, кроме абсолютной уверенности Запада, что ему принадлежит весь этот мир безраздельно?

1. Иноверческая страна. Русские, придерживаясь своей веры, хотят отобрать у нас убежденность в истинности нашей веры. Конечно, речь идет не о прямом противостоянии «православие против католицизма» или еще какой веры — сейчас все же не средневековье. Тем не менее, начало этого аспекта русофобии идет и с тех времен. Причем тут задействовано как католичество («все Папе подчиняются, а русские какой то там Третий Рим строят»), так и протестантство — слишком разный менталитет. Идея предопределения русским чужда полностью.

В современной Европе / Америке религия имеет значение «традиционных ценностей», фактически лишена сакрального смысла (об этом еще К. Г. Юнг писал). И они все равно отличаются принципиально (здесь важно не забывать, что восприятие христианства русским народом и МП РПЦ — это не одно и то же, но не будем отвлекаться). Кроме того, русские сумели в СССР обойтись без массовой религии, что тоже не может не вызывать неприязнь у той части «цивилизованных европейцев», которые с пиететом относятся к религии (зависит от страны).

2. Россию невозможно завоевать, то есть нанести ей такое военное поражение, в результате которого прежний / новый суверен на ее территории будет выполнять волю завоевателя. Вот обмануть — можно, способствовать «элите» грабить и распродавать собственную страну — тоже можно, а вот завоевать — как то ни у кого еще не получалось после татаро-монголов, причем тогда Россия была еще лоскутным одеялом княжеств.

А дальше идет выверт сознания. Нельзя же признать, что русских завоевать нельзя «просто потому, что русские». Надо найти более «приличное» объяснение: если Россию невозможно завоевать, следовательно, она всегда готова к войне; разумеется, к войне с Западом. Если она всегда готовится к войне с Западом, то любое ее политическое усилие направлено на подготовку к войне. Резюме: Россия — вечный и постоянный агрессор (это самоподдерживающееся утверждение, которое сопровождает со стороны Запада практически любое действие России в международных делах).

Мол, мы тут на Западе мирные, а русские тоталитаристы всё направляют только на войну, поэтому завоевать их не получится, но от них уходит «русская угроза».

3. Как следует из п.2, Россия теоретически может оказать влияние на военные и политические усилия любого суверена в Европе. А дальше — проекция: раз может, значит, осуществляет, причем — широчайше, с размахом всего своего общеизвестного милитаризма. Все на ловлю агентов Кремля из оплота европейской (вариант: азиатской) деспотии!

4. История ясно показывает недюжинную способность к научным и техническим изысканиям на уровне, сопоставимом с европейским. Ну не могут же эти русские быть такими умными! Так что все очевидно: вся наука, техника и философия украдены Россией у Запада; русские лишь все криво копировали.

Доказанная же способность к индустриальной организации населения (хотите, относите это к постройке броненосцев в начале ХХ века, чем гордятся монархисты, хотите, относите к индустриализации 30 х) — это работа русских рабов из под палки.

5. Не в меньшей степени доказанное наличие культурных достижений — то, что русские пишут в книгах, на нотных листах и холстах, обычный европеец может потреблять без особенных поправок на экзотику. И всё — мирового уровня (не буду оригинальным, — вспомню Достоевского, раз он нравится Западу, — а также приснопамятный балет).

Рецепт тот же: вся русская культура есть полное заимствование у Запада, и все тут! Ну, разве что кроме matryoshka и balalaika. Принцип, думаю, понятен.

Отношение к иному в западной этической системе — в большей или меньшей степени всегда есть фобия, причем её степень прямо пропорциональна возможностям этого иного.

НЕБОЛЬШОЕ ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Все помнят про «красную угрозу» времен холодной войны?

За этот период западная пропаганда внедрила в сознание европейцев и американцев образ жестоких и коварных монстров, главной опоры «Империи зла». При этом использовалась стандартная методика: если приходилось признавать какие либо достижения Советского Союза, заслуги приписывали чему угодно, но только не таланту русского народа. Одновременно с этим недостатки (которых, честно говоря, в СССР было немало) объясняли не столько дефектами государственного строя (в смысле «есть такой то недостаток»), а пороками русской натуры — мол, что же вы хотите от этих русских?

А. Панарин метко замечает:

«Совсем не случайно наши западники приняли основной тезис победившего Запада о том, что коммунизм — не заимствованный продукт, насильственно — методами беспощадной гражданской войны — перенесенный на нашу почву левыми западниками — большевиками, а порождение «почвы», принявшее превращенческие формы. Тем самым Запад избавлялся от всяких поводов для самокритики, обретая незамутненное выражение мирового Добра, а Россия — от всякой перспективы, обретя столь же чистое выражение мирового Зла».

Надеюсь, никто не будет спорить с тем, что марксизм — не русская идея?

А вот пара цитат из Ф. Энгельса («Армии Европы»), которые мало кто знает:

«… в настоящее время русские, к какому бы классу они ни принадлежали, еще слишком варвары, чтобы находить удовольствие в научных занятиях или в каком нибудь умственном занятии (исключая интриг), поэтому почти все выдающиеся люди, какие имеются на военной службе, — или иностранцы, или — что значит почти то же самое — «остзейские» («ostezeiski») немцы из Прибалтийских губерний».

Там же, прямое вранье:

«За все время существования России русские еще не выиграли ни одной битвы против немцев, французов, поляков или англичан, не превосходя их значительно своим числом. Даже при перевесе сил они всегда были биты другими армиями, исключая пруссаков и турок…»

Ради справедливости отмечу, что есть и то, что можно воспринять как комплимент:

«Русский пехотный строй сопротивляется и сражается плечом к плечу еще долго после того, как кавалерия разбила его; и всегда обнаруживалось, что русских проще повергнуть, чем заставить их бежать». Далее приводится цитата Джорджа Кэткарта, характеризующего русских как неспособных к панике.

Но и здесь нет, мягко говоря, восхищения стойкостью русских. Есть удивление — причем смешанное со страхом: цивилизованные европейцы давно бы уже разбежались, а русские продолжают сражаться.

Если обратиться к новейшей истории, то страх перед войной с русскими лишь интенсифицируется. Конфликт с Грузией поставил все по своим местам: русские вновь готовы сражаться. Чего, похоже, никто не ожидал.

Особенно контрастно эта история смотрится на фоне военных «цивилизованных стран». Про то, как танкисты бундесвера попали в плен к уличной банде, я как то уже писал. Был случай, когда то ли английские, то ли американские (не помню, извините) офицеры попали в плен, приняли там ислам, а потом просто сказали, что их заставили. В обоих случаях не то, что трибунала не было, но поступки были полностью одобрены начальством. Грузинскую армию вторжения тренировали американские и израильские инструкторы — и полностью облажались.

И сам Запад, и его сателлиты воевать разучились. Разве что издали. Но Россия — не Сербия и может ответить.

Так что русофобия в XXI веке будет только возрастать — и это объективный факт.

ОБРАЗЫ РУССКИХ

Еще немного иллюстративного материала. Как именно выглядит образ русских, инспирируемый Западом «для себя»? Нам агенты (либо добровольные помощники) Запада преподносят образ «русского» как алкаша, лентяя и так далее. А вот как воспринимают русского на Западе?

Обнаруживается интересная картина. Вариант «про алкашей» здесь не популярен. Надо было создавать образ врага — и сейчас его продолжают создавать. Возьмем, скажем, фильмы — для наглядности.

Из интернета: «… есть что то еще, что то, что заставляет воспринимать Россию как безусловного врага, как абсолютного «иного».

Недавно смотрел сериал StarGate. В нем русские появляются только эпизодически, зато всяческих алиенов полно. Так вот, договариваются со всеми: червяками-паразитами, контролирующими носителя, жуками, человекоподобными всех цветов и видов, тоталитарными режимами. И не просто договариваются. Основной посыл при контакте — не навреди, постарайся понять, помоги. При этом рисковать жизнью американцев, чтобы спасти союзника — не просто нормально, а как бы единственно возможный вариант.

Союзничают даже с вампирами и пауками, (а ведь какие базовые страшилки!) — но не с русскими. На русских этика не распространяется. Главный герой — Очень Хороший Парень — в совместном рейде с русским спецназом радуется, что удалось их подставить, скрывает важные для выживания сведения, причем это как бы самой собой разумеется. Из русских в живых остается только очаровательная девушка, невесть каким образом оказавшаяся в спецназе.

Важна также подача. Сожалеют обо всех уничтоженных врагах, хотя бы как о источнике знаний. Типа: «Ну так получилось, — мы или они. Очень жаль, но ничего личного».

Но к русским это не относится. Их, по большей части, вообще нет в Мире. Но если они появляются, то это: 1) Придурки; 2) Опасные придурки; 3) Никакая этика и мораль на них не распространяется; 4) Совместная работа может быть только вынужденной и кидание русских в процессе это не заслуга даже. Это вообще не вопрос. Лучшее, что могут сделать русские, это умереть за человечество, для этого их и терпят. Такого отношения нет ни к «желтомордым обезьянам», ни разумным паукам, ни к вампирам.

Совершенно такое же впечатление производит большинство другой продукции Голливуда, причем именно массовой». Образ русских в Голливуде — опасный.

Иногда это «пушечное мясо» в мешкообразных шинелях, как в «Рэмбо III», где герой Сталлоне в одиночку освобождает Афганистан. В таких образах русские показательно варварского образа и хотя по одиночке не опасны, но производят впечатление орков из Мордора, которые вот-вот захватят мир. Это, пожалуй, самый «не страшный» образ русских.

Русские могли даже оккупировать Америку — «Красный рассвет».

Даже в случае, когда русский герой фильма вроде бы в достаточной степени положителен, он очень опасен, показательно лишен стандартных европейских черт в поведении и непредсказуем — так, герой Арнольда Шварценеггера из «Красной жары», вышедшей на волне перестройки в 1988 году (т. е. когда Запад радовался происходящему в СССР), был роботоподобным гигантом. Да и Дольф Лундгрен, распевающий «Союз нерушимый…» («Красный скорпион»), тоже производит впечатление.

Подобные образы продолжают регулярно появляться на экранах. Тот же русский Борис с характерным прозвищем в «Карты, деньги, два ствола». Совсем свежее — «Индиана Джонс и Королевство Хрустального Черепа», фильм 2008 года. Герой Харрисона Форда вынужден разбираться с русскими во главе с Ириной Спалько (между прочим, доктор наук, неоднократный лауреат Сталинской премии и все такое прочее).

А ДАВАЙТЕ ОККУПИРУЕМ?

Еще раз И. Шафаревич. Не по поводу кино, а про журналистику и т. п.

«Приходится признать, что мы имеем здесь дело не с искренними попытками понять смысл русской истории, не с «историософскими размышлениями». Перед нами деятельность совершенно другого типа: это журналистская публицистика, пропаганда, стремящаяся внушить читателю некоторые заранее заданные мысли и чувства. Но тогда ее и надо исследовать как пропаганду. А всякая пропаганда имеет определенную ЦЕЛЬ.

Мы приходим к важнейшему вопросу: какова же цель всей этой литературы, зачем понадобилось внушать читателям взгляд, согласно которому русские — это народ рабов, всегда преклонявшихся перед жестокостью и пресмыкающихся перед сильной властью, ненавидевших все чужое и враждебных культуре, а Россия — вечный рассадник деспотизма и тоталитаризма, опасный для остального мира?

…ПОИСК собственного пути (конечно, без ограничения его направления, так что, в частности, результатом мог бы оказаться и какой то собственный вид демократии) здесь отклоняется. Причина в том, что, по мнению авторов, вообще существуют лишь два решения, выбор возможен лишь из двух вариантов: современная демократия западного типа или тоталитаризм.… Отметим эту характерную черту, которая будет дальше полезна для анализа взглядов наших авторов: они предлагают выбор только из двух возможностей: или «европейской демократии», или «авторитаризма», да еще в его «самых крайних тоталитарных» формах. Вряд ли реальная жизнь укладывается в столь односложную схему.

В несколько упрощенной, но зато очень яркой форме все эти вопросы, — и планы будущего России, и их национальный аспект — предстают в теории, которую выдвинул Янов и изложил в двух книгах и в ряде статей. В классическом духе «анализа расстановки классовых сил» он делит наше общество на два слоя — «истеблишмент» и «диссидентов». Каждый из них порождает как «левое», так и «правое» течение. Все свои надежды автор возлагает на «левых». «Истеблишментарная левая» (термин автора!) состоит из «партийной аристократии», или «элиты», и «космополитических менеджеров». Она нуждается в реконструкции и «модернизации их архаической идеологии», а для этого — в союзе с «самыми блестящими умами России, которые сейчас концентрируются в диссидентском движении», то есть с «диссидентской левой».

Для этого необходимо преодолеть «эгалитарный и моральный максимализм интеллигенции» и «высокомерную нетерпимость интеллектуально и этически ущербного нового класса». Но — и тут автор подходит к центральному пункту своей концепции — этого они сделать сами не в состоянии:

«Однако это противоречие зашло так далеко, что его разрешение невозможно без арбитра, авторитет которого признан обеими сторонами. Западное интеллектуальное общество может служить таким арбитром. Оно может выработать точную и детальную программу, чтобы примирить все позитивные социально-политические силы СССР, — программу, которая их объединит для нового шага вперед…».

Вот это и есть секрет Янова, его основная концепция. И чтобы выразить ее понятнее, автор предлагает в качестве модели — оккупацию:

«Это предприятие грандиозной, можно сказать, исторической сложности. Однако оно по существу аналогично тому, с которым столкнулся «мозговой трест» генерала Макартура в конце второй мировой войны.

Было ли правдоподобно, что автократическая Япония может быть преобразована из опасного потенциального врага в дружелюбного партнера по бизнесу без фундаментальной реорганизации ее внутренней структуры? Тот же принцип приложим к России…».

Тот слой, на который это «грандиозное предприятие» будет опираться внутри страны, Янов тоже характеризует очень точно, приводя в качестве примера героя одной сатирической повести. Речь идет о паразите, не сохранившем почти никаких человеческих черт (кроме чисто внешних), вся деятельность которого направлена на то, чтобы реальная жизнь нигде не пробивалась через преграду бюрократизма. Настоящая жизнь для него — это поездки на Запад и покупки, которые он оттуда привозит. Его мечта — привезти из Америки какой то необычайный «стереофонический унитаз». «Предположим, что он хочет стереофонический унитаз, — рассуждает Янов, — правдоподобно ли, что он хочет мировой войны?».

Оккупация снаружи по отношению к России смысла не имеет, поэтому Запад проводит политику «оккупации изнутри» через «пятую колонну» — как реально работающих на Запад так называемых «правозащитников», так и добровольных помощников интеллигентов, которые по сути своей практически всегда работают против государства.

Причем наступление идет на всех фронтах: от прямого навязывания чуждой России либеральной идеологии и до культуры потребления, причем опять же — популярного западного продукта. От Кока-колы и до негров по МТВ.

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Стандартный русский вопрос. Избавиться от русофобии как факта нельзя. Игнорировать — глупо. Уподобляться интеллигентам — архиглупо.

Можно ли как то преодолеть этот барьер?

Константин Крылов рассуждает следующим образом:

Иррациональную ненависть почти невозможно преодолеть — потому что она иррациональна. Что бы не делал ненавистный человек, как бы не стремился понравиться — все его действия будут пониматься и толковаться в самом невыгодном для него свете. Любой доброе слово будет пониматься либо как унизительное лизоблюдство, либо как утонченное издевательство, любое доброе дело — либо как проявление слабости, либо как попытка коварно обмануть. Любое, даже самое мелкое проявление недовольства будет встречаться восторженным «ага, ну я так и знал, он на самом деле сволочь».

Более того. Чем больше ненавидимый пытается доказать, что он хороший, тем больше его ненавидят. Ведь он, по сути, говорит ненавидящему, что он неправ. А кому охота чувствовать себя неправым? «Не-е-т, сука, врешь-не-обманешь».

Западная — и, шире, мировая — русофобия является чувством иррациональным. Что бы не делали русские, всякое лыко им в строку: уступки становятся поводом для презрения, минимальное упорство в отстаивании своих интересов — для вспышки дикой ярости, до пены с губ.

Преодолеть иррациональную неприязнь «добром» невозможно в принципе. Подозрения питаются подозрениями, тучи клубятся, а дождь не проливается, и все это тягостно, и сама эта тягостность становится дополнительным поводом для ненависти. «Наверное, они что то такое гнусное готовят, что мы и вообразить то не можем».

Но есть один радикальный способ, который, в принципе, может помочь.

А именно — сделать иррациональную ненависть рациональной.

ОПРАВДАТЬ ожидания.

Для этого нужно на самом деле сделать на самом деле все то, в чем тебя подозревают. Совершить те злодейства, которых от тебя ждут. Если тебя считают вором — украсть, причем достаточно много. Если убийцей и растлителем — убить, наконец, кого нибудь, ну и растлить заодно. Если последним негодяем — ну, понегодяйствовать. Желательно получив от этого прибыль, пользу и удовольствие. Но можно и без этого. Главное — чтобы подозрения, наконец, оправдались, «тучи пролились дождем».

Ненависть, конечно, от этого вначале усилится. «Могут и убить». Но если все же не убьют — то после взрыва ненависти всегда наступает время договариваться, а потом мириться. Поскольку же теперь ненависть перестанет носить иррациональный характер (под «пирамиду» будет подведено основание), то и дальнейшее развитие событий будет подчиняться рациональной логике. Подрались — помирились. Путь к примирению может быть долгим, но все таки его можно пройти.

Это работает и между людьми: иногда, чтобы «выяснить отношения» и найти путь к их нормализации, надо пойти на конфликт (так сказать, «подраться до кровянки»). Но и между государствами и народами — тоже.

Не будем размениваться на мелкие примеры. Возьмем самый крайний, предельный случай — историю европейской германофобии. Немцев не любили, даже отказывали им в праве считаться европейцами. После Первой мировой германофобия была очень сильной и имела существенный иррациональный компонент. А вот после Второй, как ни странно — довольно быстро пошла на убыль, несмотря на дикую, выходящую за всякие разумные рамки демонизацию фашизма. Ну, это то «понятно кто старался» (но они вообще всех ненавидят, немцы просто оказались удобной жертвой), а вот именно в Европе — да, как то быстро прошло. Во всяком случае, никто больше не требовал от Германии репараций аж до конца XX века (как по Версальским соглашениям). Да и вообще — отношения «вошли в колею».

А если бы Германия не была разгромлена до такой степени (кстати, если бы не СССР, не была бы), и дело ограничилось бы «переделом сфер влияния» и т. п., то и вовсе.

Русским, в общем то, следует поступать так же. «Показать себя» примерно так, как от них того ждут. Желательно только, чтобы самим было не слишком противно.

После чего, если выдержим первый накат — начнутся нормальные разговоры. «Че вам нужно и че нам нужно». А там, глядишь, в нас разглядят людей, а не орков.

Это, конечно, стремно. Но других вариантов, кажется, просто не остается.

При всем личном уважении к автору — я с этой концепцией не согласен.

Она направлена именно на соглашательство, подстройку под Запад. «Смотрите, мы тоже люди, как и вы». Не сработает. Выше я как раз расписывал, почему, приводя пример с Германией.

Чтобы западная русофобия прекратилась, Россия должна либо исчезнуть (например, развалившись на мелкие «княжества»), либо обрести западное мышление. Впрочем, во втором варианте все равно будет реализован первый, и наоборот, просто очередность поменяется. Сильная единая Россия никому на Западе не нужна.

Это никак не изменить. Русофобия является системной частью межполитических отношений, пока есть русские и нерусские.

Без великой Россия не будет великого русского народа; без русского государствообразующего народа не будет России.

Именно поэтому Россия должна пойти своим путем, восстановив статус великой Державы.

Если останется что то, зараженное вирусом западного мышления, это будет уже не русское. Так, нечто аморфное — и без малейших перспектив на будущее. Сырьевой придаток, не более того. А этого допустить нельзя.

Почему, спросите вы?

Для русского — очень странный вопрос. Но вдруг кому интересно обоснование?

Знаете, когда я писал эту статью, то думал ее закончить пафосно стандартно: «Будущее принадлежит нам!» или, скажем, «Победа будет за нами!». Это очень правильные лозунги, их надо внедрять в сознание масс хотя бы простым повторением.

Но как раз недавно я прочел отрывок из военно-морских баек, который закончит эту статью гораздо лучше.

«— Ээээ… Товарищ командир, разрешите обратиться? — лейтенант за вечер тоже уже нагрузился. Ровно настолько, чтобы в лейтенантском сердце пробудилась тяга к сокровенному знанию.

— Рр-р-разрешаю.

— Один вопрос, товарищ командир… Вот на нашем «железе» шестнадцать баллистических подарков загранице. В каждом лукошке — четыре «яичка» по сто килотонн… Товарищ командир, если по нам чем то подобным бабахнут и будет приказ на адекватный ответ, неужели пустим? Это же…

—… [удалено цензурой] всему. — закончил за летёху пан Зюзя. — Гм? Конечно, пустим. Ещё как пустим. А всё почему? — командир прищурился.

— Почему? — на автомате переспросил Тарасов.

— Из жалости. — подвёл черту капраз. Увидел недоумение на лице подчинённого и уточнил: — Потому что без России мир жалок, скушен и убог. На фига он такой кому нужен?!..».

Так что, — либо Россия займет в мире свое место по праву как Русская Империя, либо мира не будет вообще. И точка.

Примечание. В этой работе я не касался аспекта русофобии внутренней политики — таких публикаций и так достаточно. Увы, именно из за распространенности фактов.


 << предыдущая статьяпозицииследующая статья >> 

Андрей Борцов
Павел Евдокимов
Павел Евдокимов
Николай Олейников, Павел Евдокимов
Павел Евдокимов
Павел Евдокимов
Геннадий Зайцев
Александр Алексеев
Андрей Борцов
Андрей Борцов
Илья Тарасов
Сергей Гладышев
Павел Евдокимов
Леонид Пантелеев
Юрий Нерсесов
Юрий Нерсесов




 © «Спецназ России», 1995-2002 webmaster@specnaz.ru webmaster@alphagroup.ru