В предыдущем материале мы попытались разобраться в международной ситуации, сложившейся накануне войны. Возникает закономерный вопрос: а что по этому поводу думало тогда руководство страны?
РАССТАНОВКА СИЛ
С точки зрения практической целесообразности подписание акта Молотова-Риббентропа выглядит особенно убедительно.
Из речи Сталина на XVIII съезде КПСС ясно, что он прекрасно понимал: новая мировая война состоится в любом случае.
Действующие лица на тот момент:
1. Германия с союзниками;
2. Англия, Франция и, очень вероятно, США;
3. СССР. В одиночку.
Ну и как у нас три делится на два? Правильно, очень плохо.
И в грядущей войне неизбежна ситуация «двое против одного», а уж если учесть, что у Советского Союза с реальными союзниками был напряг…
И вот в этих условиях Сталин и заключил пакт о ненападении. В результате вместо того, чтобы блокироваться против СССР, Германия и Англия с Францией начали войну между собой. Это означало, что Советскому Союзу не придется воевать с теми и другими одновременно. Более того, СССР получил возможность вступить в войну позже других участников, да еще и имея при этом некоторую свободу выбора — на чьей стороне выступить. И если бы не англофилия Гитлера…
На это и рассчитывал Сталин, откровенно заявивший в состоявшейся 7 сентября 1939 года беседе с руководством Коминтерна:
«Война идет между двумя группами капиталистических стран… за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга… Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались» (1941 год: В 2 кн. Книга 2 / Сост. Л. Е. Решин и др. М., 1998. стр.584.)
Добавлю еще от себя — а если бы не просто «передрались и ослабели», а СССР заключил бы с Германией военный союз, и они вместе разобрались бы с Европой, затем — с Англией (это было бы несложно), а потом — и с Америкой… Эх, мечты, мечты…
Продолжу цитату И. Пыхалова:
«Летом 1939 года наши войска вели тяжелые бои с японцами на реке Халхин-Гол. Поскольку Япония была союзником Германии по Антикоминтерновскому пакту, заключение советско-германского договора было воспринято в Токио как предательство. Как сообщил временный поверенный в делах СССР в Японии Н. И. Генералов в телеграмме от 24 августа 1939 года: «Известие о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией произвело здесь ошеломляющее впечатление, приведя в явную растерянность особенно военщину и фашистский лагерь». Аналогичную оценку дал и английский посол в Токио Роберт Крейги, согласно донесению которого это событие «было для японцев тяжелым ударом».
К сожалению, воплотиться в жизнь в полной мере советским планам было не суждено. На основе опыта 1 й мировой войны ожидалось, что обе воюющие стороны измотают друг друга в длительной позиционной борьбе. Мог ли кто предположить, что западные державы будут столь легко разгромлены и в руках у Гитлера окажутся ресурсы почти всей Европы? Однако даже с учетом этого обстоятельства советско-германское соглашение все равно оставалось наилучшим выходом в сложившейся к августу 1939 года ситуации».
Действительно, легкость захвата Европы просто потрясает. Странная такая война, знаете ли… Полное ощущение, что перепутали с парадом.
Не будем отвлекаться — в контексте разговора для нас важны международные отношения в тот момент, причем не официально оформленные, а действительные устремления.
Валентин Фалин, «Война против СССР. Памяти великой Победы»:
«Обратимся к западным источникам. 16 мая 1939 года британский Кабинет министров рассматривал меморандум начальников штабов Англии. В нем, в частности, говорилось: «Договоренность о взаимной помощи с Францией и СССР будет представлять собой солидный фронт внушительной силы против агрессии. Отсутствие же такой договоренности означало бы дипломатическое поражение, влекущие серьезные военные последствия. Если бы, отвергая союз с Россией, Англия толкнула ее на договоренность с Германией, то мы совершили бы огромную ошибку жизненной важности»».
Логично. Наглядно. «На пальцах» объяснено, любой олигофрен поймет…
Но министр иностранных дел Великобритании Галифакс определил свой взгляд так: «политические аргументы против договоренности с СССР перевешивают военные соображения в пользу такой договоренности». Позиция премьера Чемберлена была еще категоричней: он скорее подаст в отставку, чем подпишет союз с Советами.
И англичане уютно устроились между двух стульев, не желая садиться ни на один из них.
«На этом и последующих заседаниях кабинет затвердил установку: сохранять видимость контактов с Москвой, дабы «предотвратить установление Россией каких либо связей с Германией». Если бы логика развития понудила Великобританию принять на себя некие обязательства, то имелось в виду заранее настроиться на то, что Лондон их выполнять не станет. «Нам важно обеспечить свободу рук, — отметил канцлер казначейства Джон Саймон — чтобы можно было заявить России, что мы не обязаны вступать в войну, так как мы не согласны с ее интерпретацией фактов».
Соответствующие инструкции получил адмирал Драке, руководитель британской делегации на военных переговорах в Москве в августе 1939 года: «Британское правительство не желает принимать на себя какие либо конкретные обязательства, которые могли бы связать нас при тех или иных обстоятельствах»».
При этом Советский Союз был в курсе того, что творится в английском правительстве. Что еще в апреле 1939 года Гитлер издал директиву о войне против Польши, которая должна начаться не позднее 1 сентября — тоже было известно.
У англичан и французов соглашения о ненападении с Германией уже имелись.
Мог ли СССР в создавшихся условиях отвергать пакт о ненападении, предложенный Берлином?
А ЧТО ЗА ОКЕАНОМ?
США, находящиеся вдали от театра военных действий, тем более заняли место в первом ряду насладиться зрелищем и заняли выжидательную позицию.
Госдепартамент США (директива Хэлла от 14 июня 1941 г.) брал за основу следующие положения: «Не предпринимать никаких попыток сближения с советским правительством и сдержанно относиться к любым шагам, которые может предпринять советское правительство нам (США) навстречу».
Более того, под влиянием англичан директива быстренько переработалась и 21 июня 1941 года была утверждена в следующем виде: «Мы не должны давать обещаний и брать на себя какие либо обязательства в части нашей будущей политики в отношении Советского Союза или России. Прежде всего, мы не должны идти ни на какие договоренности, которые позднее могли бы вызвать впечатление, что мы действовали не лучшим образом, если в случае поражения Советское правительство было бы вынуждено покинуть страну, а мы не признали бы Советского правительства в изгнании или отказались признавать советского посла в Вашингтоне представителем России».
Сенатор Гарри Трумэн в июне 1941 года заявил в «Таймс» совсем «в лоб»: «Если немцы будут брать верх, помогать русским. Если, напротив, одолевать станут русские, помогать немцам, и пусть они убивают друг друга как можно больше». Бывший Президент США Гувер поддакнул: «выгоднее подождать ее [войны] окончания, когда другие нации будут достаточно истощены, чтобы уступить военной, экономической и моральной мощи США».
Президент Рузвельт выжидал до тех пор, пока не стало ясно, что русские победят сами, и пора уже примазаться к победе. В. Фалин пишет: «Заключение 12 июля 1941 года соглашения между правительствами СССР и Великобритании о совместных действиях в войне против Германии перелома к лучшему не внесло. Приведу пример. В британскую столицу прибыла советская военная миссия во главе с генералом Филиппом Голиковым, имевшим полномочия координировать усилия двух держав в войне с общим противником. Форин офис дал начальникам штабов рекомендацию показывать «внешне сердечное обхождение с русскими… Для создания атмосферы дружелюбия нам следует, не жалея себя, развлекать членов миссии. И от обменов мнениями по сути проблем уклоняться».
Показательно, что в 1941 м году Черчилль не исключал возможности сепаратного мира с Германией (помните возражения против этого пункта в предлагаемом СССР договоре?). Он аргументировал это так: «Мы сделали публичное заявление о том, что не будем вести переговоры с Гитлером или нацистским режимом, но… мы пошли бы слишком далеко, если бы заявили, что не будем вести переговоры с Германией, взятой под контроль ее армией. Невозможно предсказать, какое по форме правительство может оказаться в Германии тогда, когда ее сопротивление будет ослаблено, и она захочет вести переговоры».
Таким образом, заключение соглашения с Германией было единственным разумным решением в то время и при тех условиях.
Интересно, что либеральным публицистам, вещающим о «кровавых диктаторах», в более мягкой форме вторит и советская (также про советская современная) историография. Пакт Молотова-Риббентропа было принято оправдывать. Мол, нечаянно, как то так само собой получилось…
«Не виноватая я, он сам пришел!»
Очень извращенная логика — как уже показано, решение было не просто целесообразным, а, я бы сказал, необходимым. А уж сколько союзов назаключали с Германией другие страны… А судьи кто, еще раз спрашивается?
Разумеется, можно заявить, что де пакт — ладно, а вот секретный протокол подписывать было нехорошо. Опять же: а сколько переговоров вела та же Англия, отнюдь не стремясь их публиковать?
Забегая вперед, процитирую В. Фалина, «Как Вторая мировая война переросла в Третью»:
«Эйзенхауэр в своих воспоминаниях признает, что Второго фронта уже в конце февраля 1945 го практически не существовало: немцы откатывались к востоку без сопротивления. Черчилль в это время в переписке, телефонных разговорах с Рузвельтом пытается убедить во что бы то ни стало остановить русских, не пускать их в Центральную Европу. Это объясняет значение, которое к тому времени приобрело взятие Берлина. Англичане подивизионно брали под свое покровительство немецкие части, которые сдавались без сопротивления, отправляли их в Южную Данию и Шлезвиг-Гольштейн. Всего там было размещено около 15 немецких дивизий. Оружие складировали, а личный состав тренировали для будущих схваток. В начале апреля Черчилль отдает своим штабам приказ: готовить операцию «Немыслимое» — с участием США, Англии, Канады, польских корпусов и 10 12 немецких дивизий начать боевые действия против СССР. Третья мировая война должна была грянуть 1 июля 1945 года.
— И этому есть документальные подтверждения?
— Лондон долго отрицал существование такого плана, но несколько лет назад англичане рассекретили часть своих архивов, и среди документов оказались бумаги, касающиеся плана «Немыслимое». Тут уж отмежеваться некуда…»
Обратите внимание: рассекречена лишь часть архивов. Спрашивается, а что именно надо скрывать столько времени? Представляете, что творилось в этой области тогда, если до сих пор показать стыдно?
План операции «Немыслимое», подготовленный Объединенным штабом планирования военного кабинета, датирован 22 м мая 1945 года (см. Daily Telegraph от 1 октября 1998 г. и журнал Executive Intelligence Review за октябрь 1998). Причем это — «окончательный» вариант; значит, были более ранние. Попросту говоря, планирование действий союзников с использованием германских войск против Советского Союза началось еще до Победы. Такие документы за пару дней не согласовывают.
Русские войска освободили Европу, и в качестве благодарности планировалось «оккупировать те районы внутренней России, лишившись которых, эта страна утратит материальные возможности ведения войны и дальнейшего сопротивления» и «нанести такое решающее поражение русским вооруженным силам, которое лишит СССР возможности продолжать войну».
«Для нанесения решительного поражения России в тотальной войне потребуется, в частности, мобилизация людских ресурсов (союзников) с тем, чтобы противостоять нынешним колоссальным людским ресурсам (русских). Этот исключительно продолжительный по срокам проект включает в себя:
а) широкомасштабную дислокацию в Европе колоссальных американских ресурсов (живой силы);
б) переоснащение и реорганизацию людских ресурсов Германии и всех западноевропейских союзников».
Сами немцы понимали желание союзников, и шли навстречу. 7 апреля Сталин писал в письме Рузвельту: «Они [немцы] могли бы без ущерба для своего дела снять с восточного фронта 15 20 дивизий и перебросить их на помощь своим войскам на западном фронте. Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с остервенением драться с русскими за какую то малоизвестную станцию Земляницу в Чехословакии, которая им столь же нужна, как мертвому припарки, но безо всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабрюк, Мангейм, Кассель. Согласитесь, что такое поведение немцев является более чем странным и непонятным»..
Это если исходить из того, что союзники играли честно. А если они хотели заключить с немцами сепаратное соглашение…
Так вот, единственная претензия, которая может быть предъявлена по делу, это нарушение публично провозглашенных принципов советской внешней политики. Но провозглашение Советским Союзом этих принципов поднимало моральную планку заметно выше среднего уровня в то время, так что претензия «ах, вы обещали быть благороднее, и у нас было преимущество, а теперь вы поступили как мы, и преимущество исчезло» лицемерна.
Международная политика — вещь грязная, и побеждает там тот, кто сильнее и хитрее, а не кто более прав. Так что СССР вовсе не обязан был таскать каштаны из огня для других чисто вымытыми руками. «Если не можешь победить честно — просто победи», и это — единственно правильная стратегия в борьбе с врагом нации и страны.
ВЫИГРЫШ
Давайте посмотрим на вред и пользу от Пакта вкупе с секретным протоколом. Конечно, Сталин не был настолько наивен, чтобы думать, что Гитлер его никогда не нарушит, но на время действия договора положительные последствия, очевидно, были.
Вред указан чуть выше — и, согласитесь, он незначителен и относится к области морали, а вовсе не чего то актуального в то время.
А в чем была польза?
1. Советский Союз наглядно продемонстрировал, что готов идти на переговоры даже с откровенным врагом, уменьшая международную напряженность, причем — на взаимовыгодных условиях. Думаю, это как раз компенсирует подписание секретной части Пакта с этической точки зрения.
2. Если учесть, что Германия была оппонентом не только с военно-политической точки зрения, но и идеологическим, Сталин показал, что различие социальных устройств не является препятствием для сотрудничества. Тем самым продемонстрирован отказ от троцкистского курса «мировой революции» и курс на международное сотрудничество, невзирая на идеологию, если это приносит пользу обоим сторонам.
3. Япония уже поняла, что в одиночку захватить столь лакомый Дальний Восток не в силах. И, как понимаете, очень рассчитывала на помощь Германии. Таким образом, мы избежали открытия второго фронта с Японией, что не только помогло военным действиям, но и спасло множество жизней гражданского населения.
4. Пакт дал Советскому Союзу довольно длительную передышку перед началом неизбежной войны — и он использовал ее в полной мере, наращивая свою промышленность и вооруженные силы, вычищая в тылах «пятую колонну». Сравните с ситуацией в Европе, где Гитлер, как уже говорилось, практически шел парадом.
5. Мелочь, а приятно: войска одного враждебного СССР государства полностью стерли с карты другое враждебное нам государство! Польша, вечно мечтающая о своем кусочке России, прекратила свое существование.
6. Следствие предыдущего пункта: мы освободили свои земли, которые достались полякам ранее. Множество белорусов и малороссов вернулись в Россию — а кровь за это проливали немцы. Очень правильный подход.
7. СССР смог значительно упрочить свои стратегические позиции. До 17 сентября 1939 го в Белоруссии польско советская граница проходила в 40 км от Минска, в 140 км — от Витебска, в 120 км от Мозыря. После войны немцев с поляками расстояние от Минска до границы стало 360 км (отодвинули на 320 км), от Витебска — 450 км (на 310 км), от Мозыря — 400 км (на 280 км). В Виленской области граница проходила в 30 км от Полоцка. После переустройства — стало 500 км (на 470 км). На Украине польская граница проходила в 30 км от Каменец-Подольского, в 40 км — от Новограда-Волынского, в 100 км — от Коростеня, в 50 км — от Проскурова, в 150 км — от Житомира. После переустройства: граница от Каменец-Подольского прошла в 300 км (на 270 км), от Новограда-Волынского — в 240 км (на 200 км), от Коростеня — в 280 км (на 180 км), от Проскурова — в 320 км (на 270 км), от Житомира — в 400 км (на 250 км). (цит. по А. Прозоров, «Первая победа»).
8. Пакт Молотова-Риббентропа позволил Советскому Союзу уже без особой оглядки на мнение Европы присоединить к себе страны Прибалтики.
9. И, наконец, по условиям пакта Молотова-Риббентропа Германия была обязана развивать и вооружать СССР. Причем — в кредит.
Алексей Шевяков, «Советско-германские экономические связи в предвоенные годы»:
«19 августа 1939 г. Берлин согласился с советскими условиями принятия от Германии 200 миллионного кредита. Кредит давался на 5 лет под 4,5 % годовых, с правом заказов под него в течение 2 лет. В первый договорный год СССР имел право сделать германским фирмам заказы на 120 млн. марок, во второй договорный год — на 80 млн. марок. Расплата за наши заказы по кредиту должна была идти только в начале 1945 г.…
К кредитному соглашению, были приложены три закрытых товарных списка:
Список «А» — наши заказы под кредит.
Список «Б» — наши заказы в течение 2 лет в обмен на наши поставки зерна и промышленного сырья.
Список «В» — объем наших поставок Германии зерна и сырья в течение тех же 2 лет на сумму 180 млн. марок».
Конечно, Гитлер не был дураком, и не стремился выполнить обязательства в полном объеме — война должна была вот-вот начаться. Тем не менее, на 21 июня 1941 г. Германия в счет кредита поставила Советскому Союзу товаров по списку» А» на 45 млн. марок. По списку» Б» — Германия поставила нам промышленных изделий на 72,3 млн. марок.
Согласен, что по списку» Б», по которому оплата шла не в кредит, СССР успел переплатить 20,1 млн марок. Приходилось слышать, что это де «дань агрессору». Ничуть — все вполне в допусках работы кредитной линии. Кроме того, важно, что именно мы получили в обмен на сырье (вплоть до 43,5 тыс. т. жмыха на 7,6 млн. марок).
«Из заказов по списку «Б» кредитного соглашения к моменту вероломного нападения гитлеровцев на СССР наша страна успела получить из Германии: на 32,1 млн. марок разного рода машин и оборудования, в том числе 2.513 металлорежущих, карусельных, строгальных и других станков (вместо 3.553 заказанных), молоты, прессы. Немало было получено остродефицитных металлоизделий, а именно: 4.639 т. канатной проволоки, 6.147 т. железной и стальной ленты, 4.008 т. тонкого листа, 708 т. оцинкованной проволоки и др. На 2 млн. марок было получено спецоборудования, среди которого числились оптические приборы для авиации, военно-морского флота, уникальное лабораторное оборудование для нашей военной промышленности. Это дало возможность оснастить новейшими станками десятки заводов оборонной промышленности. В числе поставленных Германией были уникальные станки для расточки орудийных стволов, обработки крупных гребных валов для военно-морских судов».
Кстати, не стоит забывать, что по кредиту мы все же получили товаров на 45 млн. марок, а с учетом того, что было полностью ясно, что войны не избежать, и, понятно, после победы кредит возвращать никто не собирался, — баланс получается вообще в нашу сторону. Так что еще вопрос, кто кому переплатил.
Кроме того, экономическое сотрудничество Рейха и Советского Союза не ограничивалось кредитным соглашением 1939 года, позже были также хозяйственные договоры между СССР и Германией от 11 февраля 1940 г. и от 10 января 1941 г., а также ряд дополнительных соглашений сверх этих договоров.
Мало того, что объем поставок по этим договорам превышал объем кредитного соглашения, мы еще и получили доступ к новым немецким технологиям.
А. Шевяков пишет: «Разберем конкретно хозяйственное соглашение на период с 11 февраля 1940 г. по 11 февраля 1941 г. Этому важнейшему событию в советско-германских экономических связях предшествовали длительные переговоры и детальное изучение возможностей германской военной и гражданской промышленности выполнить запроектированные нами заказы на боевую технику, станки, машины, торговые и рыболовные суда и разнообразное промышленное оборудование.
В целях определения того, что заказать и как обеспечить получение качественной продукции, в Германию была направлена авторитетная государственная комиссия в составе 48 человек во главе с наркомом черной металлургии И. Ф. Тевосяном. В состав комиссии входили выдающиеся специалисты оборонной промышленности, начальник КБ и авиаконструктор А. С. Яковлев, будущий виднейший ракетчик Королев, ведущие спецы по военно-морскому делу, танкостроению, артиллерийскому делу, химической защите, станкостроению и др. Комиссия находилась в Германии с 25 октября до 15 ноября 1939 г.
За несколько недель члены комиссии побывали на десятках крупнейших германских военных заводов, судоверфях, полигонах, военных кораблях. Изучение боевой техники, машин, станков и другого оборудования проводилось в рабочем состоянии, на предприятиях, полигонах, боевых кораблях, знакомились с документацией усовершенствования этой техники».
У Шевякова перечислен внушительный список заказов, но не буду раздувать статью. Процитирую для наглядности раздел «Авиация».
«Самолеты «Мессершмидт ВФ-113», «Хейнкель НЕ-112» или «Даймлер Бенц ДВ-601», «Дорнье ДО-215» (двухмоторный бомбардировщик-разведчик), «Мессершмидт ВФ-110» (двухмоторный многоместный истребитель), «Хейнкель-118» (бомбардировщик), геликоптер «Фокке-Вульф». Каждая указанная марка боевого самолета запрашивалась советской стороной в количестве 2 5 единиц последних моделей. Одновременно с боевыми должны были поставляться учебно-тренировочные самолеты — истребители и бомбардировщики, по несколько единиц, новейших типов авиамоторов «ДБ-601», «Геркулес», дизельные «ЮМО-206», «ЮМО-207», «ЮМО-211» и др.; вооружение к самолетам — электрические дистанционные трубки и взрыватели, бомбы разных калибров — по 300, 600, 10 тыс. единиц каждого калибра, прицелы для пикирующего бомбометания, оптические прицелы для истребителей, скоростные парашюты, приборы для автоматического раскрытия парашюта, аэропленки, телевизионные устройства и радиостанции для истребителей, бомбардировщиков, самолетов разведчиков, для командования военно-воздушных сил».
Или вот, раздел «Элементы выстрела»: «Образцы и рецептура порохов (каждого вида в пределах 100 500 кг); беспламенных и бездымных, аммиачных, пироксилиновых, нитроглицериновых и других взрывчатых веществ, а также соответствующее оборудование для их испытаний».
Показательно, не так ли?
«На 21 июня 1941 г. по данному соглашению Советский Союз успел получить от немцев из области вооружения и военного снаряжения: один крейсер «Лютцев» (достраивался на Ленинградских судоверфях), бронь и другие материалы для военного судостроения, некоторые виды морской артиллерии, в том числе для подводных лодок, минно торпедное вооружение, гидроакустические и гидрографические аппараты, несколько видов полевой артиллерии, в том числе зенитной, отдельные виды по 3 5 штук новейших марок военной авиации…
По военной авиации наши заказы были выполнены почти полностью (заказано на 18,4 млн., получено на 16,8 млн.); по морской и полевой артиллерии с полными боезапасами, минно торпедному вооружению, аппаратам радиосвязи и гидрографии, инженерному вооружению полностью».
Для объективности стоит отметить, что в 1941 м году СССР откровенно откупался, стремясь оттянуть начало войны — наши поставки значительно опережали германские. Хотя и здесь не так все просто — немцы справедливо ставили в вину Советскому Союзу запаздывание с оформлением требований к заказам, несвоевременное предоставление специализации. Неоднократные изменения нашими специалистами вносились даже в техническую документацию по строительству крейсера «Лютцев».
Что получаем в итоге?
«… В ходе реализации экономических сделок с Германией за 22 предвоенных месяца Советский Союз понес убыток в сумме 234,2 млн. марок. Все это так, если экономические отношения СССР с Германией рассматривать только за период с августа 1939 г. по июнь 1941 г.
Если же наши экономико торговые отношения с Германией проанализировать в более широком временном диапазоне, то картина будет иной — не столь убыточной, как это кажется.
Мало кому из историков известен, а может быть, никому, тот факт, что по 200 миллионному кредиту, предоставленному Германией Советскому Союзу в 1935 г. (сроком на 5 лет на весьма выгодных для СССР условиях), наша страна на июнь 1941 г. задолжала Германии около 150 млн. марок. Несмотря на настойчивые требования Берлина к СССР досрочно покрыть советскими товарами кредит 1935 г., Советское правительство отвергло эти требования. Из неоплаченных немцами советских товарных поставок на 234,2 млн. марок будет законным минусовать советский долг Германии в сумме 150 млн. марок по кредиту 1935 г».
Но дело то не только в деньгах. Суть в другом:
«… От потенциально смертельного врага, остро нуждавшегося в нашем продовольствии и промышленном сырье и находившегося в течение большей части рассматриваемого времени в состоянии так называемой военной и экономической блокады со стороны Англии, наша страна получила в немалом количестве новейшую военную технику (крейсер, разных калибров морскую, полевую и зенитную артиллерию, минометы калибра в 50 240 мм с полными боезапасами, небольшими партиями новейшие виды боевых самолетов, оптические и измерительные приборы), металлорежущие, карусельные, сверлильные, строгальные и другие виды станков (в общей сложности 5271 станок), прокатные станы, машины и оборудование для военных заводов, разного рода армейскую аппаратуру по радиосвязи, машины и оборудование для тяжелой, химической, горнорудной и легкой промышленности, некоторые виды остродефицитного промышленного сырья (дюралюминий, вольфрам).
Только военной техники и военного снаряжения получено на сумму около 150 млн. марок из общего объема поставок промышленной продукции в сумме 507 млн. марок.
По всем хозяйственно-экономическим соглашениям с Германией Советский Союз получил отдельные виды военной продукции и то уникальное промышленное оборудование, в которых нам отказывали западные «демократы» — Англия, Франция и США. Более того, в период явно приближавшегося момента германской агрессии против СССР американские и английские военные власти по указанию своих правительств накладывали аресты на изготовленные фирмами этих стран по советским заказам станки, машины и промышленное оборудование, приготовленные в портах к отправке их в СССР. Госдепартамент США по требованию департамента военно-морского флота запретил отправку в СССР находившихся уже в порту 25 крупных установок для оборудования судоверфей и оборонных заводов Ленинграда и Николаева. «Мера, — отмечала немецкая газета «Нахрихтен фюр Ауссенхандель», — была направлена на то, чтобы помешать русским в проведении своей морской программы и прежде всего планов Советского Союза по созданию крупной судовой и береговой артиллерии». Запрет был наложен даже на продажу Советскому Союзу запальных свечей для самолетов, которые должна была поставить фирма «Бендикс Корпорейшн».
Таким образом, Пакт Молотова-Риббентропа имел как политические, так и куда более серьезные экономические обоснования.
И «платить и каяться» нам не за что. Любое заявление о «недопустимости подписания секретных протоколов» говорит о том, что его высказывающий однозначно стоит на позиции «Россия должна была проиграть в Великой Отечественной войне и прекратить свое существование».
ПЕРСПЕКТИВА БАВАРСКОГО ПИВА
Что ж, с геополитической обстановкой накануне войны мы разобрались. Писать о том, как Гитлер захватывал Европу, я не буду. Конечно, это небезынтересно и весьма показательно — недаром войны с Францией назвали «странной» (иногда — «сидячей»). Но у нас все же не трактат по военной истории, а разбор значения Великой Отечественной. И начать имеет смысл с нападения на Советский Союз, пропустив парадный марш Гитлера по Европе.
А вот что имеет смысл сравнить — так это не маневры войск и тому подобное, а поведение гитлеровских войск по отношению к европейскому населению (кроме евреев, разве что) и населению России.
И тут нельзя не напомнить о тех, кто сейчас заявляет, что де если бы мы не победили в той войне, то сейчас бы пили баварское пиво. Мол, сражались зря, что это за победа, если побежденные потом живут лучше победителей и так далее.
Вот типичное рассуждения таких, гм, деятелей:
«— Когда на страну напал внешний враг, какой может быть внутренний?
— Может, да такой, что пострашнее внешнего. Тот, который уничтожал наш народ, жег Церкви, убивал священников и монахов. Тот, который надругался над нашей культурой, кто открыто выступил против нашей Веры.… Лучше вспомните, как отзывался о Гитлере Митрополит Анастасий и вся РПЦЗ, почитайте о восстановлении храмов на «оккупированной территории»…»
Даже оккупированная территория в кавычках, как видите.
Вы только подумайте: то, что гитлеровцы уничтожали русское население (включая такие способы, как, скажем, в Хатыни), — это мелочи, в худшем случае — перегибы на местах. Зато они церкви открывали заново! (А вот образованием народа что то не спешили заниматься.)
Еще:
«— Я бы примкнул к националистам, воевавшим на стороне немцев, т. к. власть Москвы — это хуже чем власть Берлина. Немцы бы рано или поздно ушли, нацизм бы рано или поздно обанкротился, как и коммунизм, зато была бы уничтожена ненавистная московская империя».
Когда я писал в одной из статей, что страны завоевывают отнюдь не для того, чтобы переселить всех евреев оттуда на Мадагаскар, а потом отдать территории обратно, я, вообще то, типа сарказм изображал. Но, как оказалось, некоторые в это действительно верят — мол, немцы бы ушли (и никто бы взамен не пришел), и настало бы всем счастье и благорастворение воздухов…
Я, честно говоря, не представляю, как можно не понимать, что нападают на чужую страну отнюдь не для освобождения таковой, а для использования ее ресурсов в первую очередь для себя. Не менее устал писать о том, что при нападении любой, у кого есть личность, не будет думать «за кого он и что будет». Враг напал — надо действовать в соответствии с русским правилом «кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет». Тема раскрывалась не раз, и здесь лишь отмечу, что думать в такое ситуации «за кого» — это если и поведение белого человека, то именно не арийца-воина, а современного «цивилизованного европейца»-либераста. Мол, если вас насилуют, то расслабьтесь и получите максимум удовольствия.
Тем не менее, миф «если бы немцы нас победили, мы бы сейчас жили лучше» надо расписать подробнее, чем просто «чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим».
ТРУДНОСТИ С ИСТОЧНИКАМИ
Однако осуществить беспристрастный анализ не так просто. Вроде бы и было недавно совсем по историческим меркам, даже живые свидетели остались… Но тема настолько идеологизирована, что материалы легко могут быть подделаны. А, скажем, приснопамятного плана «Ост» так и не нашли.
Более того, неизбежно будут попадаться явные подделки, всякие «Застольные беседы с Гитлером», написанные уже после поражения Рейха, и так далее.
Давайте разберем один пример для наглядности.
Одной из самых известных фальшивок является так называемая «Памятка немецкому солдату». Что показательно, она существует только в виде отрывка.
«Помни и выполняй:
1) … Нет нервов, сердца, жалости — ты сделан из немецкого железа. После войны ты обретешь новую душу, ясное сердце — для детей твоих, для жены, для великой Германии, а сейчас действуй решительно, без колебаний…
2) … У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание, убивай всякого русского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай, этим самым спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее своей семьи и прославишься навек.
3) Ни одна мировая сила не устоит перед германским напором. Мы поставим на колени весь мир. Германец — абсолютный хозяин мира. Ты будешь решать судьбы Англии, России, Америки. Ты — германец: как подобает германцу, уничтожай все живое, сопротивляющееся на твоем пути, думай всегда о возвышенном — о фюрере, и ты победишь. Тебя не возьмет ни пуля, ни штык. Завтра перед тобой на коленях будет стоять весь мир».
Это, понятно, перевод. А что у нас с первоисточником?
И тут начинается детективная история.
В докладе Сталина 7 ноября 1941 года по случаю 24 й годовщины революции было сказано: «В одном из обращений немецкого командования к солдатам, найденном у убитого лейтенанта Густава Цигеля, уроженца Франкфурта на Майне, говорится: «У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание — убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик — убивай, этим ты спасешь себя от гибели, обеспечишь будущее твоей семьи и прославишься навеки»».
Солидно. Но, понятно, это — не первоисточник.
Ситуацию поясняет история, некогда рассказанная главным редактором «Красной Звезды» Давидом Ортенбергом (см. «Красная Звезда» от 7 мая 2005 г.): Сталин использовал для доклада якобы попавший в руки редакции трофейный документ, который был опубликован ранее в газете. Логично: солидная газета, почему бы не использовать материал в докладе?
«Доклад И. В. Сталина на торжественном собрании 7 ноября 1941 года занял в праздничном номере «Красной Звезды» три полосы. Вычитывая его с утроенной бдительностью, краснозвездовцы из дежурной смены не могли не заметить: председатель Государственного Комитета Обороны использовал один из трофейных документов, опубликованных чуть ранее «Красной Звездой». Это была «Памятка германского солдата», найденная у убитого лейтенанта Густава Цигеля из Франкфурта-на-Майне.…
Было лестно, что в доклад лег факт, приведенный военной газетой. Но никто в день выхода номера не предполагал, сколь суровое испытание ждет редакцию.
Зарубежные корреспонденты, аккредитованные в Москве, усомнились, что «Памятка германского солдата» существует в действительности, и потребовали предъявить оригинал. Начальник Главного политуправления, он же руководитель Совинформбюро А. Щербаков поинтересовался, есть ли он в редакции. Подлинника памятки в редакции не было: корреспондент газеты передал ее текст из политотдела 4 й армии Волховского фронта по телеграфу. Как на беду в 7 м отделении политотдела, руководствуясь инструкциями, «Памятку» тут же сожгли. По просьбе «Красной Звезды», честь которой была поставлена на карту, документ начали искать не только на Волховском, но и на Ленинградском фронте. К счастью, на третьи сутки нашли. Причем в нескольких экземплярах. Нетрудно предположить, чем все могло кончиться при ином итоге поисков».
Представляете, сколько должно было быть таких «Памяток»? Они не же, по идее, для всех солдат предназначены. А тут ищут аж три дня, причем там, где нашли, противореча загадочной «инструкции», почему то эти памятки не жгли… Необъяснимая такая игра природы, видимо.
Ортенберг Д. И. «Июнь декабрь сорок первого: Рассказ-хроника». — М.: «Советский писатель», 1984:
«Когда Сталин коснулся в своем докладе людоедской политики и практики нацистских палачей, я уловил нечто очень мне знакомое. И тут же вспомнил одну из недавних наших публикаций: «Документы о кровожадности фашистских мерзавцев, обнаруженные в боях под Ленинградом у убитых немецких солдат и офицеров». Эти документы прислал в редакцию наш спецкор из 4 й армии, воевавшей на Волхове, Михаил Цунц. Их было пять. Публиковались они с рубриками: «Документ первый», «Документ второй»… Самым чудовищным был «Документ первый» — «Памятка германского солдата». Обнаружили эту «Памятку» в полевой сумке убитого лейтенанта Густава Цигеля из Франкфурта-на-Майне… Не буду скрывать, что всех работников «Красной звезды» обрадовало, что материалы, добытые нашим корреспондентом, включены в столь важный документ партии. Но день или два спустя вдруг звонит мне А. С. Щербаков и строго спрашивает:
— Откуда вы взяли документ Цигеля?
Я ответил.
— Документ у вас?
— Нет. Мы получили его текст по бодо. Есть только телеграфная лента. Оригинал должен быть у корреспондента.
«Должен быть…» Эта формулировка не удовлетворяла секретаря ЦК. Он объяснил, что аккредитованные в Советском Союзе иностранные корреспонденты поставили под сомнение подлинность документа, приведенного в докладе Сталина. Надо, сказал Александр Сергеевич, во что бы то ни стало немедленно доставить «Памятку» в Москву.
Мы сразу же стали разыскивать Цунца. С 4 й армией связаться не удалось. Послали запрос в Ленинград, нет ли Цунца в войсках Ленинградского фронта. Там его не оказалось. А мне по два-три раза в день звонит заместитель начальника Совинформбюро С. А. Лозовский, которого одолевали иностранные корреспонденты: им было обещано показать подлинник документа.
Цунца мы наконец разыскали, но, увы, документа у него не оказалось; он передал «Памятку» в 7 е отделение политотдела армии, а там в суматохе отступления ее потеряли. Где же выход?
Цунц понимал, что «Памятка», попавшая в его руки, не могла быть единственной, ее наверняка распространяли если не во всех, то во многих частях противника, сосредоточенных на Волхове. Были спешно просмотрены груды трофейных документов в полках, дивизиях и разведотделе армии. И нашли, да не одну, а несколько таких «Памяток». Цунц тут же вылетел с ними в Москву, и они были предъявлены иностранным журналистам».
Замечательно. И в Москву привезли, и еще должны были остаться, и у немцев должны были сохраниться… Ну и где хотя бы один оригинал?
А нету.
Более того — нет этой памятки больше нигде, ни в одной работе по войне советского периода. А ведь какой материал! А все цитируют лишь этот отрывок, переписывая друг у друга.
Вот не знаю, что думаете вы, а для меня версия «Цунц все выдумал, а потом очень не хотел, чтобы Сталин обнаружил, что зачитал фальшивку» выглядит куда более логичной, чем «совершенно случайно сотни тысяч памяток пропали без следа».
Да и стиль написания… Сравните с известной статьей Ильи Гершевича Эренбурга («Красная звезда» от 24 июля 1942 г):
«Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца. твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьет твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмет твоих и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую женщину. Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! — это просит старуха-мать. Убей немца! — это молит тебя дитя. Убей немца! — это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!»
Не правда ли, есть некое сходство в текстах Цунца и Эренбурга? Даже не в стилистике, а, как бы это сказать… во внутреннем наполнении, энергетике текста. «Пусть они друг друга поубивают побольше!» — где то так. И все равно, кто кого, главное — чтобы тщательнее.
А вообще — очень рекомендую к прочтению двухтомник Н. Л. Волковского «История информационных войн» (Полигон, СПб, 2003).
Но все же —
ЧТО БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ?
На тему «гитлеровца и оккупация» недавно вышла интересная книга — Дюков А. Р. «За что сражались советские люди»,. М.: Яуза, Эксмо, 2007. Пользуясь случаем, благодарю автора за эту работу, в этой главе я много пользовался материалом из книги.
Комплексная картина там раскрыта на отлично, но, если подходить непредвзято, то не все источники можно считать однозначно достоверными. Так, нередки ссылки на воспоминания о зверствах гитлеровцев. Но не так давно, помнится, шла волна и «воспоминаний» на тему «миллионы немок, изнасилованных русскими в Германии».
Слишком все идеологически замазано…
Так что для минимизации претензий я буду рассматривать лишь те свидетельства, которые либо достаточно задокументированы, либо исходят от тех, кто не заинтересован в очернении гитлеровцев — скажем, западным публицистам после войны уже было выгодно писать «против Советского Союза», холодная война началась практически сразу.
Приступим.
Сразу следует отметить, что отношение к населению русских территорий было принципиально отличным от того, которое было в Европе.
«… для района «Барбаросса» (район военных действий, тыл армий и район политического управления) устанавливаются следующие правила…
Первое. За действия против вражеских гражданских лиц, совершенных военнослужащими вермахта и вольнонаемными, не будет обязательного преследования, даже если деяние является военным преступлением или проступком».
Гальдер Ф. Военный дневник / Пер. с нем. И. Глаголева. — М.: ACT; СПб.: Terra Fantastica, 2002. т.3, стр.24.
Толстый такой намек…
«Третье. Судья решает, следует ли в таких случаях наложить дисциплинарное взыскание или необходимо судебное разбирательство. Судья предписывает преследование деяний против местных жителей в военно судебном порядке лишь тогда, когда речь идет о несоблюдении воинской дисциплины или возникновении угрозы безопасности войск».
Получается все очень интересно: если деяние является военным преступлением, то это вовсе не обязательно является несоблюдением воинской дисциплины. Какой юридический пассаж!
«28 июня. На рассвете мы проехали Барановичи. Город разгромлен. Но еще не все сделано. По дороге от Мира до Столбцев мы разговаривали с населением языком пулеметов. Крики, стоны, кровь и много трупов. Никакого сострадания мы не ощущали. В каждом местечке, в каждой деревне при виде людей у меня чешутся руки. Хочется пострелять из пистолета по толпе. Надеюсь, что скоро сюда придут отряды СС и сделают то, что не успели сделать мы»
Шнеер А. Плен: Советские военнопленные в Германии, 1941 1945. — М.: Мосты культуры; Иерусалим: Гешарим, 2005. — 623 с.
А вот — пример творческого подхода.
«Части кавалерийской бригады СС под командованием штандартенфюрера Фегелейна с конца июля «умиротворяли» белорусские деревни Старобинского района. За две недели первый полк бригады расстрелял 6509 мирных жителей и 239 захватил в плен. Командир второго полка фон Магилл предпочел не расстреливать мирных жителей, а утопить их в болоте; эта идея, однако, оказалось неудачной. Пришлось докладывать начальству о конфузе:
«Мы выгнали женщин и детей в болото, но это не дало должного эффекта, так как болота были не настолько глубоки, чтобы можно было в них утонуть. На глубине в один метр можно в подавляющем большинстве случаев достигнуть грунта (возможно песка)».
Прочитав докладную, штандартенфюрер Фегелейн приказал подчиненным не заниматься ненужными экспериментами: русских нужно попросту расстреливать, а о количестве расстрелянных докладывать ежедневно. Шесть с половиной тысяч убитых русских за две недели — это недопустимо мало, это настолько незначительная цифра, что о ней просто неприлично докладывать рейхсфюреру СС».
Мюллер Н. Вермахт и оккупация, 1941 1944: О роли вермахта и его руководящих органов в осуществлении оккупационного режима на советской территории / Пер. с нем. — М.: Воениздат, 1974. — 387 с.
«В Минске оккупанты организовали первый концентрационный лагерь, куда сгоняли как военнопленных, так и всех показавшихся подозрительными гражданских лиц в возрасте от пятнадцати до пятидесяти лет. Почти сто пятьдесят тысяч человек были загнаны на столь небольшую территорию, что едва могли шевелиться и отправляли естественные потребности там, где стояли. Еду им не давали: много чести кормить каких то русских свиней. Единственным стремлением людей, живших без пищи по шесть-восемь дней, было достать что нибудь съестное. Каждое утро к лагерю протягивались длинные очереди — это жители Минска несли заключенным еду».
Обратите внимание — речь идет не о каких то там «лагерях смерти», газовых камерах и крематориях с пламенем, бьющем из труб, а о вполне экономичной системе уничтожения без применения каких либо особых спецсредств. Впрочем, про так называемый «холокост» мы позже поговорим отдельно.
Геббельс, посетив один из таких лагерей, записал в своем дневнике:
«Лагерь военнопленных представляет ужасную картину. Часть большевиков должна спать на голой земле. Дождь льет как из ведра. Большинство не имеет никакой крыши над головой… При посещении такого лагеря военнопленных можно получить странный взгляд о человеческом достоинстве во время войны».
А вот другой дневник, генерал-полковника Франца Гальдера:
«Война против России будет такой, что ее не следует вести с элементами рыцарства. Это будет битва идеологий и расовых различий, и она должна проводиться с беспрецедентной и неослабеваемой жестокостью. Все офицеры должны избавиться от устаревших взглядов на мораль. Эта война будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке сама жестокость — благо для будущего».
Ну и где «освобождение от гнета большевиков»? Война на уничтожение.
Начальник управления по делам военнопленных генерал Герман Рейнеке:
«Большевистский солдат потерял всякое право требовать, чтобы к нему относились как к честному противнику. При малейшем признаке непослушания должно быть дано распоряжение о безжалостных и энергичных мерах. Непослушание, активное или пассивное сопротивление должны быть немедленно сломлены силой оружия (штык, приклад, винтовка). Всякий, кто при выполнении этого распоряжения не прибегнет к оружию или сделает это недостаточно энергично, подлежит наказанию».
А. Дюков справедливо замечает, что эти «Правила» узаконивали произвольное убийство советских военнопленных. Единственным возмутившимся представителем германского военного командования оказался начальник управления разведки и контрразведки адмирал Канарис. В конце сентября 1941 года на стол фельдмаршала Кейтеля лег подписанный адмиралом документ, в котором высказывалось принципиальное несогласие с «Правилами».
«Распоряжения составлены в самых общих выражениях, — писал Канарис. — Но если иметь перед глазами господствующую над нами основную тенденцию, то допускаемые распоряжением мероприятия должны привести к произвольным беззакониям и убийствам», — вспоминает Шнеер.
Никакого хода документ не получил.
Из его же воспоминаний:
«В 1941 г., примерно в ноябре — декабре, на станцию Даугавпилс-1 прибыл эшелон в составе 45 50 вагонов с советскими военнопленными. Все вагоны были наглухо закрыты. Эшелон простоял на станции более суток. Немец, проходя вдоль эшелона, постукивал палкой по вагонам. Если из вагона раздавались голоса и шум, немец шел дальше, если из вагона никто не отвечал и была тишина, он открывал дверь. Я лично убедился, что во всем вагоне не осталось ни одного в живых. Немец закрывал вагон и шел дальше. Несколько вагонов из этого эшелона были заполнены замерзшими и умершими от голода».
А ведь, обратите внимание, это был не 44 45 год, когда в Германии недоедали сами немцы. В 41 м они еще были сытыми завоевателями.
Подход «очистить земли для немцев» проводился в жизнь с немецкой тщательностью и даже с обычно не присущим немцам энтузиазмом..
В феврале 1942 года на совещании в управлении военной экономики ОКВ директор управления по использованию рабочей силы в своем докладе заявил:
«3,9 млн русских находилось в нашем распоряжении, в настоящее время их осталось около 1,1 млн».
Эффективный геноцид.
А когда вермахт шел с боями дальше, на оккупированных территориях появлялись тыловые части. Легче советским людям от этого не было. Так, командующий оперативным тылом группы армий «Юг» генерал пехоты Карл фон Рок издал приказ:
«Военнослужащих Красной Армии, которые в гражданской одежде бродят по дорогам боевых действий и прежде всего шатаются в больших городах, необходимо задерживать… С пойманными следует обращаться как с военнопленными… Там, где гражданские лица отрицают свою принадлежность к Красной Армии, с ними следует обращаться как с партизанами».
Помните инквизиторский подход? Обвиняемую в принадлежности к ведьмам надо попытаться утопить. Если не тонет — значит, ей помогает сам Дьявол и ее надо сжечь на костре. А если утонула — то, значит, была честной женщиной, упокой господь ее душу, аминь.
Вот и здесь: если пойманный мужчина призывного возраста не признавал себя солдатом Красной Армии, его расстреливали как партизана; если признавал — бросали в лагерь.
Был и более прямолинейный подход, скажем, командир 18 й танковой дивизии генерал-майор Вальтер Неринг не тратил время на формальности:
«Всех мужчин, способных носить оружие, задерживать и отправлять на сборные пункты военнопленных».
И уже 16 сентября фельдмаршал Кейтель подписал приказ о борьбе с партизанами.
«Любые выступления против оккупационной германской власти следует рассматривать как проявление коммунистических происков вне зависимости от конкретных обстоятельств».
Вот так. Защита Родины — это коммунистические происки такие. Видимо, русские были коммунистами задолго до появления коммунизма как идеи, так как всю историю сопротивлялись иноземным захватчикам. Вот европейцы — те молодцы, ни разу не коммунисты, сдались быстро.
Действия частей по охране тыла и вправду ужасали даже некоторых немецких офицеров. Проезжая через Старую Руссу, армейский хирург Ханс Киллиан увидел зрелище, поразившее его до глубины души.
«На одном из перекрестков я невольно поднимаю глаза. На балконе дома в разодранных в клочья лохмотьях болтаются тела троих повешенных. Густель тоже заметил их. Судорожно вцепившись в руль, он продолжает вести машину. Отвратительная картина преследует нас по пятам. На каждом фонарном столбе мы обнаруживаем новых повешенных, со свернутой набок головой, с выпавшим языком. На нас смотрят сине серые лица с остекленевшими глазами, устремленными в пустоту.
Виселицы стали непременной частью оккупационного пейзажа».
Киллиан X. В тени побед: Немецкий хирург на Восточном фронте, 1941 1943 / Пер. с англ. — М.: Центрполиграф, 2005. — 335 с.
А вот официальный документ (ЦГАОР СССР, ф. 7021, оп. 148, д. 227, л. 9 10).
«Ставка верховного главнокомандующего
7 октября 1941 г. Секретно
Фюрер вновь принял решение не принимать капитуляции Ленинграда или позднее Москвы даже в том случае, если таковая была бы предложена противником.
Моральное оправдание этого решения ясно для всего мира. Точно так же, как в Киеве, закладкой бомб и мин с часовыми механизмами был создан ряд тяжелых угроз для наших войск, нужно считаться с подобным же мероприятием в еще более широком масштабе в Москве и в Ленинграде. Само советское радио сообщило о том, что Ленинград заминирован и будет обороняться до последнего солдата.
Следует ожидать также сильного распространения эпидемий.
Поэтому ни один немецкий солдат не должен вступать в эти города. Все лица, пытающиеся покинуть город в направлении наших линий, должны быть отогнаны огнем. По тем же соображениям следует приветствовать оставление небольших незащищенных брешей, через которые население города может просачиваться во внутренние районы страны. Это относится также и ко всем остальным городам: перед их захватом они должны быть уничтожены огнем артиллерии и воздушными налетами, с тем чтобы побудить их население к бегству.
Не допускается, чтобы немецкие солдаты рисковали своей жизнью для спасения русских городов от огня или чтобы они кормили население этих городов за счет средств немецкой родины.
Хаос в России будет тем больше, наше управление и эксплуатация оккупированных областей будет тем легче, чем больше населения советских русских городов уйдет во внутренние районы России.
Об этой воле фюрера необходимо сообщить всем нашим командирам.
По поручению начальника штаба
верховного командования вермахта
Йодль»
Ну и напоследок — программное и откровенное.
Из речи рейхсляйтера Розенберга о политических целях Германии в предстоящей войне против Советского Союза и планах его расчленения (20 июня 1941 г.)
«Имеются две противостоящие друг другу концепции германской политики на Востоке: традиционная и другая.
Одна точка зрения считает, что Германия вступила в последний бой с большевизмом и этот последний бой в области военной и политической нужно довести до конца; после этого наступит эпоха строительства заново всего русского хозяйства и союз с возрождающейся национальной Россией,…
Это было бы особенно удачным сочетанием потому, что Россия — аграрная, а Германия — индустриальная страна, и поэтому они успешно могут противостоять капиталистическому миру. Это было обычным взглядом многих кругов до сих пор. Мне думается, я уже на протяжении 20 лет не скрываю, что являюсь противником этой идеологии.…
Сегодня же мы ищем не «крестового похода» против большевизма только для того, чтобы освободить «бедных русских» на все времена от этого большевизма, а для того, чтобы проводить германскую мировую политику и обезопасить Германскую империю. Мы хотим решить не только временную большевистскую проблему, но также те проблемы, которые выходят за рамки этого временного явления, как первоначальная сущность европейских исторических сил. Сообразно с этим мы должны сегодня систематически сознавать наше будущее положение. Война с целью образования неделимой России поэтому исключена. Замена Сталина новым царем или выдвижение на этой территории какого либо другого национального вождя — все это еще более мобилизовало бы все силы против нас. Вместо этой, имеющей, правда, до сих пор распространение идеи единой России выступает совершенно иная концепция восточного вопроса.…
Задачи нашей политики, как мне кажется, должны поэтому идти в том направлении, чтобы подхватить в умной и целеустремленной форме стремление к свободе всех этих народов и придать им определенные государственные формы, то есть органически выкроить из огромной территории Советского Союза государственные образования и восстановить их против Москвы, освободив тем самым Германскую империю на будущие века от восточной угрозы».
Вот так — несмотря на четкое понимание того, что союз русских и немцев был бы весьма эффективным и позволял бы успешно противостоять капиталистическому миру — все равно задача захвата русских земель и уничтожения населения более важна.
