СПЕЦНАЗ РОССИИ
СПЕЦНАЗ РОССИИ N 1 (124) ЯНВАРЬ 2007 ГОДА

РАБОТА «ПОД КРЫШЕЙ»

 << предыдущая статьянаша историяследующая статья >> 

Надежной «крышей» для разведчиков во всем мире считается журналистика. О том, чем удобна она для прикрытия работы разведчика, в этом интервью рассказывает бывший сотрудник ПГУ КГБ СССР, проработавший долгое время в советской резидентуре в Италии «под крышей» собственного корреспондента газеты «Известия», Леонид Сергеевич КОЛОСОВ.

- Леонид Сергеевич, как Вы попали на работу в разведку?

На работу в разведку я попал случайно, а секреты приемов этой службы мне раскрыл мой учитель, когда я обучался тайнам этой сложной, но весьма увлекательной и интересной работы в подмосковном городе Балашихе в 101-ой школе этого города. В этой школе был одногодичный и трехгодичный курс подготовки разведчиков. Я попал на одногодичный курс. До зачисления в школу мне довелось пять лет проработать в Италии, в экономическом отделе Торгового представительства СССР, на должности руководителя Экономической группы, в которой было всего три сотрудника, включая меня и секретаршу. Во время этой командировки у меня наладились хорошие связи среди делового мира этой страны, я объездил всю Италию, был знаком с президентом «Фиата» Витторио Валлетой еще в то время, когда наша страна заключала с ним разные экономические соглашения. Когда я вернулся из своей пятилетней командировки, меня сразу взяли на работу в Министерство Внешней торговли, в Управление по работе с западными странами. Я работал старшим консультантом в группе, которая была создана еще при Микояне. И вот однажды секретарь нашего парткома Тутушкин, мой хороший знакомый по работе в Италии, где он возглавлял Торговое представительство, позвонил мне по телефону и попросил зайти к нему в кабинет, сказав, что со мной один на один хочет поговорить человек из органов безопасности. И этот человек, по фамилии Акулов, обрисовав сложное положение во внешней разведке после расстрела председателя МГБ Берии, спросил меня, не хотел бы я перейти на работу в это подразделение, поскольку у них плохо с кадрами. Естественно, что я, не ожидая подобного предложения, растерялся и спросил у него: «А что же я у вас буду делать?»
Он мне ответил, что меня всему научат. А когда я попросил время на раздумье, он сказал: «А, что собственно думать-то, вы согласны или нет?»
При этих словах его глаза посерели, и сам он стал каким-то суровым. И я понял, что нет, лучше ему не говорить. После чего он объяснил мне, что я поеду в Италию под «крышей» заместителя Торгового представительства СССР и работать буду на ПГУ КГБ СССР, а министр Внешней Торговли Патоличев уже дал согласие на мой переход в разведку и подписал мое назначение, поэтому он мне советует долго не думать. На что я Акулову ответил: раз так, будь по сему. После чего было сказано, что 30-го августа мне надо подъехать к одной из станций метро, где будет стоять автобус, который отвезет меня по месту назначения, в разведшколу, где я буду учиться один год. Причем он мне сообщил, что режим у них в разведшколе свободный и есть даже бар, где можно выпить, только не увлекаться, потому что за этим строго следят.
Мою биографию Акулов мне рассказал подробнее, чем я ее знал. И самое главное для них было то, что у меня по линии отца и матери не было евреев, а это считалось очень важным фактором при принятии на работу в разведку. Так же сыграло свою роль мое вступление в партию в молодом возрасте.
Оклад мне обещали оставить такой, какой был у меня в министерстве Внешней торговли. Чему я крайне обрадовался, поскольку в группе при Микояне нам платили больше, чем другим служащим нашего министерства. Когда же он поинтересовался моим званием, а я после окончания института был лейтенантом, то сказал, что повысить они мне его не смогут, добывать следующие звания себе я буду сам. И за девять лет я от лейтенанта дослужился до подполковника. Кстати, присваивали их мне через одно.
В разведшколе, поскольку там был свободный режим, я организовал драматический кружок. Учились мы в школе в течение недели, а на выходные дни нас отпускали домой. Дисциплины все я знал прекрасно, к тому же был кандидатом экономических наук. Кроме итальянского языка, я свободно владел французским, а преподавательница по итальянскому языку говорила, что я его лучше знаю, чем она. После окончания разведшколы, которую я закончил с отличием, один год проработал в аппарате ПГУ КГБ СССР.
И в тот же год, как кандидат экономических наук, я стал писать экономические статьи в разные газеты. В частности, в «Правде» у меня публиковались статьи по Италии. Некоторые мои работы печатались в «Огоньке» и в «Комсомолке». Однажды меня вызвал начальник моего отдела и, показав мне мои статьи, сказал: мол, за каким чертом мне ехать в Италию торговым представителем, лучше мне воспользоваться «крышей» журналиста, ибо, по его убеждению, это лучшая «крыша» для разведчика. Я ему возразил, что серьезно журналистикой никогда не занимался. Он же, сняв трубку с аппарата правительственной связи, называемого «вертушкой», позвонил тогдашнему главному редактору «Известий» Алексею Аджубею. Называя его Алешей, поскольку они дружили семьями, сказал, что у него есть «кадрик», а у нас место в Италии пустует, так не мог бы Аджубей аккредитовать меня в международном отделе своей газеты. Я уже на следующее утро был в газете, перед Аджубеем на рабочем столе лежали газеты с моими статьями. Он хорошо отозвался о моем журналистском труде, но заметил, что статьи мои скучноваты, и сообщил, что я через месяц поеду в Италию от международного отдела его газеты. Но в отделе не всегда любят чужаков, а претендентов на поездку в Италию было много, поэтому он посоветовал мне не пожалеть денег и будущих коллег угостить в ресторане. Я последовал его совету, после чего у меня с ними установились хорошие отношения, и никто не позавидовал тому, что через месяц я уехал в Италию собственным корреспондентом «Известий». А перед отъездом мне Алексей Иванович рассказал, что у них уже был опыт предоставления журналистской «крыши» разведке. Под этой «крышей» до меня работал парень, который не писал, и итальянская контрразведка быстро его раскрыла и выслала из страны. Поэтому мне надо о себе заявить. У него газета правительственная, все знали, что его тесть – Генеральный Секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев. Газета была смелая, ей много разрешали, и Алексей Иванович сказал, чтобы я по прибытию в Италию взял интервью у проститутки, поскольку в этой стране эта тема была остро социальной, а в СССР в это время было показано много художественных итальянских фильмов на эту тему.
И мне надо было взять интервью у представительницы этой древнейшей профессии, чтобы она рассказала, как попала на панель. Аджубей предупредил меня, чтобы я не вздумал прибегнуть к ее услугам, а то могу положить свой партийный билет ему на стол. Это предложение главного редактора «Известий» вызвало огромное удивление у моего резидента. Правда, он сказал: если сам Аджубей приказал, то делай, но смотри, чтобы тебя с ней служба наружного наблюдения не засекла.
И я, действительно, сделал интервью с проституткой, заплатив ей деньги. Когда она спросила у меня, кто я, то ответил ей, что поляк, и заплатил в кредит ее стоимость — 20 долларов. Она мне рассказала о своей банальной судьбе. Когда интервью было закончено, она меня спросила: а как насчет любви? Я ей ответил, что поскольку целую ночь буду писать, то на это времени у меня нет. А вот в другой раз, когда я приеду в Италию, мы с тобой ею займемся.
На что она мне, когда вышла из машины, заметила, что я либо импотент, либо ненормальный. А мое интервью с представительницей древнейшей профессии было напечатано в газете «Неделя» на целом развороте, под названием «Выброшенные на панель». И после того, как это интервью перепечатали все итальянские газеты, ко мне, как к советскому журналисту, в Италии стали хорошо относиться. И за все годы моей работы в этой стране «под крышей» собственного корреспондента «Известий» ее контрразведке не удалось меня раскрыть.

- Леонид Сергеевич, на какие направления делилась работа советской разведки в Италии, и какой ее участок лег на Ваши плечи?

- В те годы было несколько направлений нашей разведки. Было направление «Г. П.» – Главный противник. Это, когда наш сотрудник в любой стране работал против американцев. Направление «П.Р.» – Политическая разведка – занималась подбором агентуры против ЦРУ, готовя против него разные акции. В ней-то и работал Ваш покорный слуга. Мы занимались сбором данных о том, что происходит в Италии. В стране была сильная коммунистическая партия, и мне сказали, что ею я заниматься не буду. Коммунистов мы не вербовали, у нас с ними были только дружеские отношения. Мне удалось взять интервью у Генерального секретаря коммунистической партии Италии Пальмиро Тольятти, после чего у меня с ним установились самые доверительные отношения. И даже скажу больше, мы стали друзьями. « П.Р.» включала в себя работу с правительством, я работал с его левым центром. Следующее мое направление было – террористические организации. В те годы были «Красные бригады», неофашисты. Тогда во главе неофашистской партии стоял мой неплохой знакомый Альмиранте, с которым я официально, как корреспондент «Известий», делал интервью. Он рассказывал мне о том, что хочет его партия, я с ним спорил по поводу его убеждений о вреде и опасности коммунизма. Более того, мы с ним обменялись подарками, я ему подарил несколько бутылок водки «Столичной», а он мне подарил несколько бутылок итальянских вин «Кьянти» и «Проскатти». И еще мое направление включало в себя работу по проникновению в мафию. Резидентура нашей разведки никак не могла в нее проникнуть, эта организация была в этой стране для нас закрытой, а мне помог случай, и я стал первым из разведки СССР, кто смог в нее проникнуть.

- Каким же образом Вам удалось это сделать и под каким псевдонимом Вы работали в Италии?

- Начну отвечать со второй части вашего вопроса. Мой псевдоним был Лестков – Леонид Сергеевич Колосов. Две первые буквы от имени, одна от отчества и от фамилии. А в итальянскую мафию я попал случайно. Среди моих не агентурных, а доверительных связей был один итальянский журналист, Феличе Келанти. Он работал в прокоммунистической газете «Пасесесере», которая финансировалась коммунистами, а проще говоря, нашей разведкой, которая передавала деньги из ЦК КПСС итальянской компартии. Эта газета публиковала наши статьи и печатала нужные нам материалы по линии отдела Дезинформации ПГУ КГБ СССР. И как сейчас помню, им руководил Агоянс Иван Иванович. А Келанти, о котором я Вам сказал выше, работал в этой газете, мы с ним познакомились на приеме в нашем посольстве и сдружились. Он очень часто заезжал ко мне в корпункт, к тому же ему очень нравилась наша водка «Столичная», а она у меня была в изобилии. Он был очень добрый, но несчастливый в личном плане человек. В свое время он был женат на какой-то графине, но она его бросила, и после этого он стал выпивать. Как-то он написал серию разгромных статей о мафии. После чего к нему ночью заявились три человека, один из которых представился как Николо Джентили – друг Аль Капоне, того самого знаменитого чикагского бандита и наркобизнесмена. С Николо Джентили было два телохранителя, а история его самого такова: после войны он приехал в Италию, где и осел. Его жена умерла, его дети от него ушли.
Заявившись к Келанти, он сказал, что хочет написать книгу о мафии. Но поскольку он не грамотен, то хочет, чтобы под его диктовку за очень приличный гонорар ее написал журналист, но книга должна выйти под именем Николо Джентили. Поскольку Келанти в тот момент был выпивши, то осмелился спросить, а что будет, если он откажется? На что Джентили ему ответил: «Я вам не советую этого делать».
И вот, через три дня они с Джентили должны лететь на Сицилию, где у Николо своя вилла, и он именно там будет диктовать книгу. Я попросил Келанти взять меня с собой. Он был в полнейшем недоумении, не зная, как это сделать. Я ему посоветовал сказать мафиози, что корреспондент газеты «Известия», его приятель, журналист из СССР, хочет написать статью о мафии. Приятель спросил: «А если тебя там пристрелят?»
На что я ему ответил, что это не его забота! А на другой день он мне перезвонил и сказал: все в порядке, Леня, тебя со мной ждут. Николо Джентили согласился дать тебе интервью, летим на Сицилию, жить там будем три дня на его вилле, билеты за его счет. После этого разговора я пошел к резиденту, у которого я в то время был заместителем, и пересказал ему мой разговор с Келанти. Он меня спросил, понимаю ли я, куда лезу? А если меня убьют? Затем, назвав меня авантюристом, предложил такой вариант: если меня убьют, то он ничего о моей поездке не знает, а если задуманное мной, получится, делим пирог успеха пополам.
Я, естественно, полетел на Сицилию в гости к Николо Джентили. В аэропорту в Палермо нас с Келанти встретили люди Николо Джентили, те самые крепыши, что приходили к нему ночью. Они привезли нас на виллу к своему хозяину, там я впервые встретился со стариком Николо. Я ему объяснил, что в нашей стране никто не знает, что такое мафия, но все наперебой о ней говорят, а я хотел бы объяснить читателям своей газеты, что же это такое? На что он мне ответил: «Сын мой, ради бога! Я тебе все расскажу, можешь мне задавать любые вопросы, но завтра, а сегодня вы с Келанти покатаетесь на яхте, половите рыбу, одним словом, отдохнете».
А на следующий день началось мое знакомство с Николо Джентили. Он мне рассказал массу интересных вещей. Начал с объяснения, что напрасно их многие считают чуть ли не карманными ворюгами и бандитами. Что такое мафия для них? В 14-ом веке это был лозунг борьбы итальянских освободительных отрядов, боровшихся с французскими корсарами, когда те высадились на Сицилии. А переводилось это так: «морте» – смерть, «ай» предлог, «франчези» – французским, «инвозори» – захватчикам, и «ассассине» – убийцы. Вот от этого пошло название их организации. Потом все менялось, у них выработался свой образ жизни, свой устав. Их организация соблюдает библию, правда, в ином варианте, нежели у нас. Мафиози не должен желать жены ближнего своего, в случае нарушения этого завета его ждет смерть. Соблюдается заповедь «не укради». Имеется в виду, что воровать можно у государства, а не у своего ближнего. Если воруешь у ближнего, то тебя тоже ждет смерть. Убивать можно полицейского, но только не мафиози. Он мне показал устав мафии. Я переписал его и клятву вступающего в нее.
Мафия, по его объяснению, это большая семья. Ее разветвленная структура имеет информацию обо всем, ни одна разведка мира такой информацией не обладает. В мафии есть ее глава, у него три заместителя, которые друг друга не знают. И у каждого из них свои разветвления, которые работают в разных областях экономики, строительства, финансов и в правительстве. Я очень приятно провел время на вилле у Николо, расстались мы с ним тепло, а когда я позже приезжал на Сицилию, он об этом узнавал, и мне предоставляли лучшие номера в отелях этого города. Правда, когда я собирался уезжать от него, то предупредил его, что газета «Известия» советская и написать о нем очень хорошо я не смогу, но постараюсь писать объективно. На что он мне ответил: «Сын мой, пиши так, как тебе бог на душу положит!» На мой вопрос: «А меня не пристрелят в Италии, когда выйдет моя статья?», он мне ответил, что в СССР никто не знает, что такое мафия, и я им сделаю рекламу. И, действительно, когда я привез ему перевод, то он мне сказал спасибо. Так я проник в сицилийскую мафию и познакомился с ее уставом.

- Что, по Вашему мнению, важнее в деле разведчика: заполучить в свои сети источник информации в спецслужбе противника — или воспользоваться услугами лидера какой-либо из партий парламента, чтобы через него влиять на формирование политики в стране?

- Нет, в основном мы работали против разведки. У меня, в итальянской контрразведке «Сифари», был агент, который давал мне сведения о тех, кого наша разведка вербовала. Я сообщал ему имя кандидата на вербовку, а он узнавал в своем ведомстве, не подсунули ли нам подставу с целью дезинформации. Это была весьма опасная работа, которой в нашей итальянской резидентуре занимались только два человека. И когда меня, после моего рассекречивания как разведчика, шесть лет назад итальянцы пригласили выступить у них на ТВ, по теме «Терроризм и борьба с ним», чтобы выяснить, помогали ли мы «Красным бригадам», то рядом со мной в студии сидел генерал Делаклеза. Он тогда возглавлял итальянскую разведку и контрразведку, называемую службой информации «Сефро». И он мне сказал, что насчет меня у его службы были подозрения, поскольку я много ездил по стране, но их убивало то, что меня каждый день публиковали «Известия». Аджубей знал, что меня надо прикрывать. Но, как дальше сказал генерал, я им принес много пользы тем, что много писал о культуре и обо всем, что происходило в Италии. И их анализ моей работы дал ответ, что я им принес больше пользы, чем вреда.
Еще при помощи моей агентуры было положено начало выпуска автомобиля «Жигули». Благодаря нашей работе СССР получил кредит от автомобильной фирмы «Фиат» при постройке завода в Тольяти. За что я получил в награду за эту операцию ружье и внеочередное звание.
Еще я работал с тем, что происходило внутри политических партий Италии. В частности, в лево-центристском правительстве у меня были чудные отношения с премьер-министром Море, который был застрелен «Красными бригадами». От него я получал уникальную информацию, он считал меня хорошим журналистом, не догадываясь, что я разведчик. В мою агентуру входили руководители партий социалистов. Но у нас, повторюсь, был запрет на работу с коммунистами.

- Вы сказали о премьер-министре Италии Море. Он не знал, кто Вы на самом деле, считая Вас лишь журналистом. Как же Вы от него могли получать информацию?

- Во время моих интервью с ним я задавал ему разные сложные и даже хитрые вопросы, ответы на которые потом анализировались. Он возглавлял левоцентристское движение, а у этого движения было много противников. Против него в сенате выступали и фашисты, и в какой-то степени социал-демократы, и христианские демократы. Мне же где-то удавалось повлиять на них в их отношении к коммунистической партии. Узнать о задачах возглавляемой Море партии, и о том, как он смотрит на увеличение экономических связей Италии с СССР. Ведь сделки СССР и итальянских фирм «Мотей» и «Фиат» – это сделки века. Мы давали им наш газ, а они нам трубы. Трубопровод был построен итальянцами, несмотря на закон «БЕТЛА», по которому США запретили Италии продавать СССР стратегические товары. А итальянцы продали их нам благодаря моим разговорам с Море. Через свою агентуру я знал все его наклонности, а это было крайне важно для нашей службы, которая устраивала его визит к нам на Родину.
А за предотвращение в 1964 году в Италии государственного переворота я получил орден «Красной Звезды».

- Вы не могли бы рассказать об этом поподробнее и ответить на вопрос, кто же дал Вам информацию о подготовке переворота?

- Первые данные о том, что нечто подобное готовится, я получит от мафиозо Николо Джентили во время очередного моего визита к нему на Сицилию. «Центр», для укрепления связей с ним, прислал мне для него икону. Он коллекционировал иконы. В КГБ все ахнули, узнав о том, что отец мафии, сам того не зная, работает на советскую разведку. И «Центр», как я вам выше сказал, прислал мне икону для закрепления с ним связей. Он меня спросил: «Сын мой, ты действительно только журналист и работаешь на газету?» Он, видимо, что-то чувствовал. Я ответил: конечно, я работаю на газету и хочу написать книгу. Николо сказал, что речь у него со мной пойдет не о книге, а он просит меня сообщить нашему послу о подготовке у них в стране государственного переворота с участием ЦРУ и крайне правых партий Италии. Такой блок создан ими против Море и левого центра, которого боятся по той причине, что, не без помощи разведки СССР, он стал находить взаимопонимание с коммунистами, набирая политическое влияние в Италии.
А план переворота шел под названием «Пьяно Соло» – «Единственный План». Во главе его стояла военная верхушка с генералом Де Ларенце. Начальник контрразведки и военная хунта получили согласие от президента Италии Ценье, который, кстати, был потом отравлен при загадочных обстоятельствах. А тогда он был согласен на проведение переворота с установкой примерно такого режима, какой был при Бенито Муссолини – режим диктатуры военных и блока неофашистов. Переворот уже был назначен на четвертое июля 1964 года. План его был таким: на прием к премьер-министру Море должен был прийти офицер военно-воздушных сил и выстрелить в него. Но не убить, а лишь ранить. А на суде заявить, что он это сделал по заданию коммунистов и ультралевого крыла для того, чтобы коммунисты взяли власть в свои руки. А уж после этого начнутся аресты коммунистов. И к этим арестам готовы уже специальные лагеря, а после арестов установится власть военной диктатуры. Естественно, при помощи американцев. После этого рассказа я спросил Джентили, зачем он мне все это рассказал? На что он задал мне прямой вопрос: «А вы что, любите американцев?» Я ответил, что нет, а он признался, что их ненавидит, потому что они ему весь наркобизнес сорвали и в США, и в Италии. И это им его месть. Все услышанное от Джентили я сообщил резиденту. Он мне сказал, что за такое сообщение можно получить по мозгам, но шифровку в Москву мы все-таки отправили.
Потом мы и сами видели, что к столице Италии Риму началось какое-то движение войск. От коммунистов к нам шли сообщения, что в итальянском сенате происходит что-то непонятное. И мы приготовили на эту тему две статьи, написанные по данным нашей службы. Через нашу агентуру мы передали их в печать. Начался колоссальнейший скандал, Море сразу же арестовал Де Ларенце. И благодаря этому скандалу переворот был сорван.

- Леонид Сергеевич, а были ли случаи, когда Вам, в силу каких-то причин, не удавалось выполнить приказ из «Центра», и если да, что это были за причины?

- Был такой случай. В разведшколе я учился вместе с Олегом Лялиным, подполковником советской разведки, ушедшим к англичанам вместе с Гордиевским. Лялин играл в том самом драматическом кружке, что я организовал во время учебы в нашей школе разведки. К нам в итальянскую резидентуру пришла на него разработка, меня вызвал мой резидент и, показав мне его фото, спросил, знаю ли я, кто это? Я, естественно, ответил, что это Олег Лялин. А я еще не знал о том, что он смотался к нашим врагам. Из Москвы сообщили, что он приговорен к высшей мере наказания за измену Родине, и есть сведения, что он через неделю будет во Флоренции и остановится по такому-то адресу. Резидент дал мне «вальтер» без номера и за устранение Лялина обещал мне Орден Боевого Красного Знамени. Ехать во Флоренцию необходимо было именно мне, потому что я знал его. Я поехал, взяв «вальтер», но предупредил, что попробую его перевербовать. Он появился в гостинице, где я его ждал, только через сутки. Для неузнаваемости Лялин сделал себе пластическую операцию. Он шел через пустынный двор, я за ним с «вальтером» в кармане. Это было ранним утром, никого вокруг, а я иду и думаю: а что, если это не он. Пока думал, он свернул в переулок, а я в другой, потеряв его из вида.
Вернувшись в Рим, я все рассказал резиденту.
Это был все-таки Олег Лялин, из-за которого я просидел в Москве шесть лет. Но когда я написал письмо тогдашнему председателю КГБ Юрию Владимировичу Андропову, то он велел в этом деле разобраться. Во время разбора этого дела мы узнали, что Лялин выдал 120 известных ему сотрудников КГБ. Но моего имени он почему-то не назвал. После этого Андропов вызвал меня для личной беседы и спросил: «А почему Лялин Вас не выдал?» Я ему ответил, что, наверное, даже у подлецов в душе могут сохраниться дружеские отношения, или же он просто забыл обо мне.

- А кто руководил «Красными бригадами» и что это было за движение, держащее в страхе всю Италию своими террористическими актами? И было ли у ПГУ КГБ СССР агентурное проникновение в него?

- «Красные бригады» - это китайское порождение, у меня в них был один агент, который являлся их главным финансистом. Именно через него китайцы осуществляли их финансирование. Они стояли за коммунизм, но извращенного диктаторского свойства, сращенного с фашизмом. Потом мой агент своровал крупную сумму денег из их казны, и в Пекине их спецслужбы его за это убрали. После того, как со стороны китайцев к «Красным бригадам» ослабло внимание, к ним подошли сотрудники ЦРУ и фашисты. В результате в Италии сформировался мощный ультратеррористический кулак. А у ЦРУ была задача с их помощью уничтожить мощный развивающийся левый центр. В чем им еще помогали некоторые крупные промышленники, которые мечтали вернуться к временам фашиста Бенито Муссолини.

- Как шла Ваша работа против «Красных бригад»?

- Работа против них шла через отдел активных мероприятий. Через него информация о «Красных бригадах» попадала в прессу, где сообщалось, что они из себя представляют и кому служат. И все это делалось на основании добытых через агентуру документов. У меня было два агента, которые были активными членами «Красных бригад». Они работали на меня за деньги.

- А были у Вас, как у журналиста, встречи с эмигрантами из среды интеллигенции?

- После моего ухода из разведки, из-за аварии в 1963 году, подстроенной в Италии Аджубею, когда убийцы надеялись, что он сядет в мою машину, а он поехал в машине с послом, меня, как одного из лучших пропагандистов, по состоянию здоровья перевели в идеологическое Пятое управление КГБ СССР.
Так вот, в последний год жизни поэта и эмигранта Галича я съездил в Париж, чтобы вывезти из Франции в Россию и Александра Галича, и писателя Виктора Некрасова. У нас появились сведения, что Галич сильно запил и все время в беседах говорил: я вернусь в Россию и на осколках бутылок поползу к церквям, поклонюсь матушке России и попрошу у нее прощения. Не могу я больше жить в Париже. Эта была база для его вывоза в СССР. Что же касается Некрасова, то он тоже страшно пил. Его там не публиковали, и в связи с этим он находился в страшнейшем кризисе. С Некрасовым у меня была беседа, в которой он мне задал вопрос, чем я могу ему гарантировать неприкосновенность и прощение на Родине? Я ответил, что своим честным словом. Сказал, что ему возвратят его лауреатство, а так же создадут условия для работы. Но у меня случился срыв этой операции потому, что за три дня до моего приезда Галич умер. Американцы сразу подняли шум, что его убила советская разведка, хотя она в моем лице хотела сделать ему предложение вернуться в СССР. Но я встретился с его женой, она мне рассказала, что он приехал из Бонна в Париж, где они жили, расстроенный и спросил у нее, есть ли у них выпить?
Она ему ответила: «Саша, выпить есть, а закусить нечего!» и на пятнадцать минут выбежала в магазин. Когда же его жена пришла, то увидела, что он лежал, сжимая руками антенну, а голыми ногами упирался в батарею. А антенна была включена в сеть, где было 220 вольт. Скорее всего, это было самоубийство, хотя его жена мне рассказала, что антенну ему подарили американцы. Во всех газетах было сообщение, что Александр Николаевич Галич умер от неправильно включенной антенны. А может быть, это ЦРУ с ним разделалось, поскольку по радиостанции «Свобода» стали гулять слухи, что Галич собирается вернуться в Советский Союз. И жена Галича тоже не исключала этой версии. А с Некрасовым у меня беседа состоялась, меня с ним свел еще с царских времен эмигрант, который впоследствии стал работать на нашу разведку. Он Некрасова курировал и привел его на встречу со мной. И я вам хочу рассказать одну историю, связанную с Некрасовым, еще в моей студенческой жизни. Когда я учился в институте Международной торговли, то у нас был студенческий театр, известный на всю Москву, и мы поставили первую пьесу, которую написал Некрасов, называлась она «Опасный путь». Про то, как после войны советский офицер вернулся на Родину, и как ему на Родине стало плохо. Автор был у нас на премьере. И я ему, когда он в Париже в семидесятых пришел ко мне на встречу, будучи страшно пьяным, напомнил о нашей первой встрече в студенческом театре. Он меня вспомнил и заплакал, а я ему сказал: «Виктор, давай с тобой перейдем на ты, и возвращайся в СССР, тебя там помнят и любят!» Он спросил меня, кто же я? Я ответил: «Я журналист, но меня попросили тебе передать приглашение компетентные органы, которые ты так не жалуешь». Он спросил, а где гарантия? А я ответил: «Мое честное слово, что тебе все вернут!» И мы с ним договорились, я взял ему билет на самолет, но накануне отлета мне позвонил тот человек, который нас свел и сказал, что Некрасов лежит на диване в стельку пьяный, и говорит: если не дашь выпить, я умру. И через три месяца он умер. Вот, какая трагическая история, которая могла бы закончиться более радостно. Когда я вернулся в СССР, то рассказал своему начальству, что сделать ничего в этой своей поездке не смог.

Беседу вел Илья Тарасов.

 << предыдущая статьянаша историяследующая статья >> 

Константин Крылов
 
 
 
Павел Евдокимов
Павел Евдокимов
 
 
 
Александр Алексеев
 
Игорь Пыхалов
Владимир Мейлицев
 




 © «Спецназ России», 1995-2002 webmaster@specnaz.ru webmaster@alphagroup.ru